Монстр (СИ) - Летняя Лена. Страница 32

— Он это не со зла, ты же понимаешь? Просто иногда мы почти забываем… обо всем.

— Ключевое слово здесь — почти, — не оборачиваясь отозвался Маркус. — Я не могу занять его место, но и своего у меня нет. Болтаюсь где-то посередине.

— Нам всем нужно время, — я подошла ближе, ежась от вечерней прохлады. Близилась осень, и после захода солнца уже становилось чересчур свежо. — А чего бы ты сам хотел? Занять его место или найти свое?

— Я не он, — напомнил Маркус. — Я это я.

— Поверь мне, я это прекрасно знаю.

Маркус искоса посмотрел на меня.

— Злишься за тот день? Не отвечай, знаю, что злишься.

— Разве не этого ты пытался добиться своей выходкой? — я склонила голову набок, с интересом разглядывая его.

Он предпочел промолчать.   

— Зачем ты все время пытаешься казаться хуже, чем ты есть?

— Я не пытаюсь, просто я такой, — он безразлично пожал плечами. — Поверь, он тоже был не таким, каким ты его считала. Или каким ты его знала. Как и ты не такая, какой тебя знал он.

— Откуда ты знаешь?

Он усмехнулся, потом повернулся ко мне всем корпусом, спокойно ловя мой взгляд. А я только сейчас поняла, что подошла слишком близко.

— От Лины. Мы часто разговаривали о вас. Она рассказывала мне про тебя, а я ей — про Фроста. Поэтому я знаю, каким его считала ты, каким он был на самом деле, какой он видел тебя и какая ты в действительности.

Не отводя взгляд от его глаз, казавшихся этим вечером темнее обычного, я обдумала то, что он сказал, и задала вопрос, который давно не давал мне покоя:

— А как вообще ты это ощущаешь? Ты все время говоришь, что ты — не он, что у тебя только его память и личность. Но каково это? Что еще у нас есть, кроме памяти и личности?

— Душа? — криво усмехнувшись, предположил он. Сказано это было скорее с издевкой.

— Фрай говорит, что к нашей крови привязана базовая энергия, которую мы и привыкли называть духом, душой. Поэтому если так посмотреть, то частичка его души тоже в тебе. Но этого, судя по всему, недостаточно? Почему?

— Я не смогу объяснить.

— Попытайся.

Маркус задумался, отворачиваясь от меня и снова устремляя взгляд на темнеющий внизу парк.

— Это как если бы я был актером и много лет играл в телешоу роль. Роль хорошего в целом парня, которого все любили от его рождения и до зрелости, но который совершал в жизни ошибки и поступки, за которые ему было стыдно. И эти поступки стимулировали его становиться лучше, чтобы искупить их. Я играл эту роль и вживался в нее, запоминая детали, пытаясь прочувствовать каждую мелочь. Но потом шоу закончилось. Причем доигрывал за меня роль другой актер. И персонажа больше нет, но все до сих пор помнят и любят его, а общаться вынуждены со мной. Только вот до меня — актера — дела никому нет, до того, что я родился иначе, рос иначе, жил иначе. До того что я совсем другой человек. Вы знаете, кто я, но смотрите на меня и все равно видите его. Я знаю, каким он был. Я знаю, каким нужно быть, чтобы нравиться вам. Я даже мог бы им притвориться, я ведь так и сделал сначала, никто из вас не почувствовал разницы, даже ты. Но я не хочу.

— Не хочешь нам нравиться или не хочешь притворяться другим человеком, чтобы нравиться нам? — уточнила я, чувствуя, как бешено бьется сердце и как к глазам подступают слезы, но сама не понимая, что в его словах вызывает такую реакцию. Возможно, причина была в его тоне и горечи, которая мне слышалась в нем.

— Ни того, ни другого. — Он снова оперся руками о перекладину ограждения. — Так что хватит ходить вокруг меня. Тебе же ясно сказали, что мою чужеродную половину не подавить. Он никогда не вернется. Всегда буду только я. А этого слишком мало.

Несколько секунд я просто молча смотрела на него, а потом тоже оперлась руками о перекладину, копируя его позу. Наши плечи соприкоснулись, но я не стала отодвигаться.

— Злишься на меня за эти слова? — я скопировала и его тон тоже. — Не отвечай, знаю, что злишься.

Он усмехнулся, но ничего не сказал, поэтому продолжила я:

— Да, Маркус, для того, что ты тогда предлагал, этого слишком мало. Но ты ведь и сам не хочешь занимать его место, быть им. Так что едва ли тебе на полном серьезе хочется, чтобы я переспала с тобой, думая о нем. Но если ты хочешь, чтобы мы… увидели актера за образом, тебе нужно потерпеть. Дать нам всем время узнать тебя лучше. И уже как-то принять то, что мы все равно время от времени будем сбиваться, обращаясь к тебе, как к нему. Не потому, что видим его вместо тебя, а потому что в какой-то степени ты все равно им являешься. И невозможно постоянно уточнять: тот, другой Маркус. Ты ведь и сам порой сбиваешься, ты же знаешь. Говоришь о себе, как о нем, и о нем, как о себе. Это нормально… насколько вообще может быть нормальна эта ситуация. Не борись с этим, прими это как часть себя. А мы примем ту твою другую часть.

Он повернулся ко мне, нахмурившись.

— Это что? Одна из тех речей, с помощью которых психологи помогают принять неизбежное?

— Нет, — я улыбнулась ему. — Это просто дружеский совет.

— А мы друзья?

— А ты против?

Он отвернулся, помолчал, потом пожал плечами и кивнул.

— А почему бы и нет?

— Уже хорошо, — выдохнула я, испытывая искреннее облегчение. — Тогда расскажи мне, что это было за шоу, в котором ты играл Маркуса Фроста?

Он удивленно посмотрел на меня, в его взгляде читалось возмущенное: «Ты с ума сошла?» Но я спокойно его выдержала, чем заставила его улыбнуться.

— Думаю, это было одно из тех шоу, которые выходят раз в неделю, — наконец ответил он. — Знаешь? Где каждая серия — это своя история…

Мы еще долго болтали о подобных глупостях, стоя на балконе, глядя на темный парк и прислушиваясь к тишине. И мне все больше казалось, что нет ничего страшного в том, что река уже другая. Она мне все равно нравилась.

Глава 21

Как бы он ни ворчал, Маркус успел полюбить свою новую жизнь. Ему нравилась работа, ему нравилась возможность свободно передвигаться. Он понимал, что Корпус присматривает за ним и что предложение Антуана было продиктовано желанием держать его поближе, но ему это казалось достаточно честной сделкой. В конце концов, его могли и дальше держать в подвале или просто убить. Следовало быть благодарным.

Однако время от времени на него наваливались тоска, злость и желание уволиться. А еще лучше — забрать документы и деньги и просто сбежать. Если бы он не был уверен, что в этом случае его все равно найдут и снова «закроют», он, возможно, так и сделал бы.

Пока он не торопился совершать резкие движения. Может быть, Нелл права, и им всем просто нужно время? В первую очередь, ему самому. Когда-то он искренне верил в то, что он настоящий Маркус Фрост… Эту веру Карина Рантор выжигала из него каленым железом. Ей это удалось настолько хорошо, что каждый эпизод, в котором к нему обращались как к тому, другому, причинял почти физическую боль. Но возможно, со временем это пройдет. Все проходит.

Берт то ли сам понял, то ли кто-то подсказал ему, что так резко изменило настроение Маркуса в пятницу вечером, но в понедельник он выглядел немного смущенным. Впрочем, тему вечеринки не поднимал, говорил только о работе. Маркус тоже не рвался обсуждать это с кем бы то ни было. Хватило и того, что он разоткровенничался с Нелл. Ему не хотелось даже начинать разбираться, почему он это сделал.

В ночь со вторника на среду Маркусу не спалось. Из-за ускоренной регенерации ему обычно хватало трех часов на то, чтобы полностью выспаться. За без малого два года существования он привык засыпать около двух часов ночи и просыпаться после пяти утра, но в этот раз шел уже четвертый час, Маркус ворочался в постели, а уснуть никак не мог.

Именно поэтому, когда в гостиной тихо заскрипел пол, он услышал этот едва уловимый звук и насторожился. Домашних животных у него не было, других жильцов в квартире — тоже, звукоизоляция в доме была прекрасной, поэтому шум никак не мог идти откуда-то извне, полы и стены сами собой тоже не скрипели, в этом Маркус не сомневался.