Монстр (СИ) - Летняя Лена. Страница 53

Он безразлично пожал плечами, встречаясь со мной взглядом в отражении.

— Рантор исследовала границы наших возможностей, чтобы знать наверняка, на что мы способны.

— Ты хочешь сказать, что уже прыгал с крыши семиэтажного дома?

— Прыгал — это громко сказано. Падал, причем не совсем по своей воле, — пояснил он. — И не только это. Хорошо еще, что какая-нибудь шальная пуля не отстрелила мне палец или кисть целиком, — он криво усмехнулся. — Это не очень приятно: отращивать заново конечность. И больно, и выглядит мерзко. И уходит на это несколько дней.

Меня передернуло. Это было еще одно маленькое откровение о том, что происходило в лаборатории с ним и Линой. И от мыслей об этом становилось дурно, поэтому я прогнала их.

— Ладно, я пойду в душ, а ты езжай домой, — велел Маркус. Видимо, он не понял, что я уже не могу выйти. — Не думаю, что в ближайшие несколько часов будут приняты какие-то решения, а тебе нужно отдохнуть и выспаться.

— День только начался.

— Но ночь у тебя была больно короткой. А утро чересчур насыщенным. Думаю, Антуан поймет.

— После всего, что я ему наговорила? — Я нервно усмехнулась. — Сомневаюсь.

— Тогда иди работать, — вздохнул Маркус и исчез за дверью ванной комнаты.

«И оставь меня в покое» осталось непроизнесенным.  

Но даже если бы он прямо сказал это, я бы не ушла. Во-первых, у меня не было ключа. Во-вторых, после всего я панически боялась оставить его без присмотра. Боялась, что кто-то еще примет страшное и чересчур поспешное решение. Может быть, даже он сам. А я не могла этого допустить. Не могла потерять и его тоже.

Я поняла это там, в помещении под самой крышей, когда Берт целился в него, собираясь убить. Я не знала, кого люблю в нем: того Маркуса, которого знала прежде, или того, кем он стал. Или их обоих. Я знала только, что не переживу еще одного прощания и сожалений о том, на что так и не решилась. Поэтому я не собиралась уходить.

За дверью послышался шум льющейся воды, а я включила чайник, собираясь заварить чай. Долго смотрела на него, прислушиваясь к звукам из ванной и прокручивая в голове все события, все эмоции и все разговоры этого утра. Казалось, оно началось целую вечность назад.

В результате, когда чайник щелкнул, выключаясь, меня уже не было на кухне. Я стояла в ванной, которую Маркус по привычке — он ведь жил один — не запер. Нас отделяла только тонкая занавеска, и я гипнотизировала ее взглядом, медленно расстегивая пуговицы собственной рубашки.

Было страшно и волнительно. С него станется грубо прогнать меня, да и я никогда не умела так нагло навязываться, так бесстыдно предлагать себя. Но что-то навязчиво влекло меня, заставляя исступленно стягивать с себя одежду. Перед глазами вставали воспоминания о том вечере, когда я видела настоящего Маркуса в последний раз. Тогда я почувствовала, что стена между нами дрогнула, но ушла, уверенная, что у нас впереди еще очень много времени. То, что случилось неделю спустя, научило меня ценить текущий момент. Или так мне казалось, потому что, когда появился Маркус-химера, когда он получил свободу, я снова возвела между нами стену, зону отчуждения, думая, что всему свое время и не надо торопить события.

И вот сейчас я чувствовала, что время это истекает, а я так ничего и не сделала. Так много не сказала. Снова предпочла спрятаться в зоне комфорта, оберегая сердце от боли, а самолюбие — от отказа.

Больше я не позволю себе совершать эту ошибку.

Я медленно потянула занавеску в сторону, тщетно пытаясь унять дрожь. Маркус как будто не услышал. Так и стоял лицом к стене, упираясь к нее руками и подставляя голову и почти полностью восстановившееся тело под хлесткие струи воды. Она стекала по нему, очерчивая мышцы плеч и спины, лаская кожу, на которой теперь оставались только небольшие синяки.

Затаив дыхание, я шагнула вперед, скользнула раскрытыми ладонями по его спине, к груди, коснулась губами выпирающего позвонка на шее, прижалась обнаженным телом к телу.

Маркус вздрогнул от неожиданности: похоже, действительно не слышал, ни как я вошла, ни как отдернула шторку. На мгновение он замер, позволяя беспрепятственно касаться себя, целовать, ласкать, провоцировать. Потом повернулся ко мне, вытирая ладонью воду с лица, чтобы она не заливала ему глаза. В его взгляде я увидела и удивление, и любопытство, и желание. Чего там не было — так это сомнений, и они тут же отпустили и меня.

Он привлек меня к себе, втаскивая под горячие, жалящие струи. Я инстинктивно зажмурила глаза, защищая их, и в то же мгновение его губы накрыли мои. Сначала поцелуй был жестким, требовательным, почти грубым, но когда я не отстранилась, не оттолкнула его, что-то изменилось. Маркус остановился, отстраняясь и снова заглядывая мне в глаза. Мокрые волосы налипли мне на лицо, и он одним движение убрал их ладонями назад, продолжая всматриваться в меня. Я не знаю, что он искал, не знаю, нашел ли. Но когда он поцеловал меня снова, это был уже словно совсем другой человек.

Таким он и был все время нашего знакомства. То грубым, едким, токсичным. Безжалостным в своем желании ужалить побольнее. То заботливым, внимательным, добрым. По-своему веселым. Две сущности в нем тянули его каждая в свою сторону, как две команды, перетягивающие канат. Кто из них победит? Я не знала.

Внезапно Маркус резко развернул нас, прижал меня к стене. Холодный кафель на контрасте с горячей водой обжег спину, и я тихо охнула, резко выдыхая. Снова встретилась взглядом с потемневшими глазами химеры. На мгновение его лицо исказила болезненная гримаса. Может быть, в то мгновение он тоже подумал о той, другой. Полагаю, Маркуса тоже догнал вопрос о том, что он чувствует. И к кому он это чувствует. Но все так перемешалось, что мы уже не могли разобраться ни в себе, ни тем более друг в друге.

Секунду спустя его сомнение снова исчезло, растворилось, как до этого мое. Словно водой смыло.

В этот день для меня все смешалось и перевернулось. Я даже порадовалась тому, что мы в итоге попали в подземный бункер, отрезанный от мира, отделенный от его привычного распорядка. Где-то за стенами Корпуса в разгаре был рабочий день, наверху в переговорных наверняка все посвященные совещались и изучали статьи, пророчащие будущее. Где-то далеко неизвестная нам няня сидела с маленьким Коннором, который ничего не знал о том, что происходит. А еще дальше, как я надеялась, наконец нашли тело Лины. Я совсем забыла сказать о ней Антуану, а Берт, судя по всему, до нее так и не доехал, выдернутый к дому Маркуса.

Но в нашем крошечном мире, сжавшемся до размеров скромной квартиры-студии, ничего не происходило. Тут царил полумрак, позволявший вообразить, что сейчас ночь. Наша первая ночь вместе.

В ванной мы не разговаривали. И потом, оказавшись в постели, какое-то время тоже. Меня это устраивало. Мне не нужны были разговоры о чувствах, клятвы и фантазии о будущем. Все было слишком зыбко, и в глубине души я понимала, что у этой истории не будет счастливого финала. Он был невозможен.

И только тоненький голосок надежды шептал: «Невозможного не существует».

Глава 32 (2)

Когда так знакомо клацнул замок, Маркус уже некоторое время бодрствовал, но вставать не торопился. Во-первых, он совершенно не представлял, который час. В его камере никогда не было окон, поэтому в любое время дня и ночи освещение там оставалось одинаковым. Во-вторых, он не видел смысла вставать: никакие дела его не ждали и на судьбу свою он снова не мог повлиять. В-третьих, Нелл спала на его плече, его рука лежала под ней, отчего немилосердно затекла. Но тревожить Нелл Маркус не хотел. У нее выдались тяжелые дни, столько всего свалилось на ее голову… Во сне она казалась спокойной и умиротворенной, и Маркусу не хотелось лишать ее этой передышки. Пусть спит.  

Его не смутило то, что Антуан застал их в одной постели. Когда тот появился в камере и замер у кровати, пытаясь понять, спят ли они, Маркус только приложил палец к губам и выразительно посмотрел на Нелл, как бы говоря: «Не буди ее». Антуан не менее выразительно кивнул головой в сторону кухонного уголка, как бы говоря: «Тогда побеседуем пока вдвоем». Маркус кивнул и осторожно зашевелился, стараясь как можно аккуратнее вылезти из постели.