Лед как пламя - Рааш Сара. Страница 27
От жары и духоты лоб покрывается испариной, по позвоночнику струится пот. Полуденное солнце нагревает здание, а внутри оно не проветривается. Бордель напоминает печь, и мне так и чудится, что спящие мужчины и женщины с шипением начнут покрываться коркой, как мясо при обжарке.
Кэридвен доводит нас до алькова, расположенного в задней части дворца. Легкие занавески раздвинуты и открывают взгляду раскинувшиеся на блестящих шелковых подушках тела.
Принцесса взмахом руки приглашает нас внутрь.
— Мы пришли, — отрывисто говорит она и, протиснувшись между нами, направляется в обратную сторону.
Мы ошеломленно таращимся друг на друга. Терон приподнимает бровь.
— У меня такое чувство, что нам здесь не рады, — шепчет он.
— Может, так и есть, принц Гармонии, — улыбаюсь я ему.
Он закатывает глаза и, блеснув улыбкой, поворачивается к алькову. На подушках, как я понимаю, спят пять человек. Все они — сплошное переплетение волос, рук и ног, мерцающего атласа и поблескивающих золотых украшений.
— Король Симон, — произносит Терон.
Ни малейшего движения. Принц сжимает зубы.
— Король Симон Пребен, — зовет он громче.
Из людской массы приподнимается голова. Несмотря на то, что король увяз в паутине подушек и чужих рук и ног, совершенно очевидно, что он молод. Не так юн, как мы с Тероном, но ему не больше двадцати пяти. Багряные спутанные пряди падают ему на глаза, один из которых приоткрывается одновременно с раздавшимся глухим стоном. Король одной рукой касается своего запястья и через мгновение, вздохнув с облегчением, с любопытством смотрит на нас. Неужели он только что снял похмелье при помощи накопителя?
Симон смотрит на Терона, выгибает бровь, а потом глядит на меня.
— Чтоб мне сгореть! Уже утро?
Его лицо светлеет, и он вскакивает на ноги, тревожа спящих с ним людей. Те недовольно кряхтят, но Симон, не обращая на это внимания, перешагивает через распластанные тела, чтобы выбраться к нам. Сдавленно вскрикнув, я опускаю голову, чтобы не видеть представшего передо мной саммерианского короля. Как и повстречавшаяся нам несколько минут назад женщина, он полностью обнажен.
Симон или не замечает моей реакции, или игнорирует ее.
— Королева Мира! Я с таким нетерпением ждал…
Терон кашляет, невежливо перебивая его, и король хрипло смеется.
— О! — восклицает он, словно и вправду забыл, что не одет. — Я дико извиняюсь… Одну секундочку.
Слышится шарканье, сонное ворчание все еще спящих в алькове придворных, затем Терон тихонько толкает меня локтем — видимо, Симон уже оделся. Я впервые в жизни увидела обнаженного мужчину, и им оказался бестактный саммерианский король. Прелестно. Отважившись взглянуть на него, я вижу, что Симон затянул на поясе ярко-красную атласную ткань. Хотя назвать это пристойным одеянием язык не поворачивается.
— Королева Мира! — снова восклицает Симон и подхватывает со столика кубок. — Я давно уже не имел удовольствия принимать в своем королевстве винтерианцев. — Он широким жестом обводит бордель рукой с кубком. — Вот почему я подумал, что нам лучше всего познакомиться здесь. Вряд ли Саммер когда-либо представал перед вами во всем своем великолепии. К счастью, это легко поправимо. Сегодня в вашем распоряжении будет вся прислуга мадам Тиа! Сегодня вы присоединитесь к самому настоящему саммерианскому празднованию в этом дворце! Мы будем есть, мы будем пить…
Переваривая поток его слов, я осознаю, что он намеревается задержать нас здесь на целый день. Симон сует мне кубок, обливая вином свою руку. Темные капли покрывают браслет на его запястье, источающий ровное алое свечение. Накопитель Саммера.
Мне хочется сказать ему, куда он может засунуть этот кубок, но сквозь пелену шока пробивается зачаток здравой мысли: он нам не угрожает. Наоборот, проявляет радушие. Просто это не то радушие, в котором я нуждаюсь.
Будь милой, Мира. Я выдавливаю слабую улыбку.
— Благодарю, но не рановато ли для вина?
Симон осушает содержимое кубка, бросает его прямо на кровать и подмигивает мне.
— Нет, если ты в себя веришь. — Он задумчиво переводит взгляд за наши спины и как-то весь никнет. — А моя сестра не с вами? Гори пламенем эта девчонка! Раньше с ней было так весело. Она хоть представилась? Моя сестрица — самая несаммерианская саммерианка из всех возможных. Но когда она позволяет себе расслабиться, тогда держи вино при себе! Эта девчонка пьет, как лошадь. Тогда она становится настоящей саммерианкой.
— Король Симон, — прерывает Терон поток его излияний.
У меня чуть не вырывается вздох облегчения. Я, конечно, пока плохо знаю Кэридвен, но уверена, ее не особенно радуют откровения брата, рассказывающего всем, что она пьет, как лошадь.
— Мы приехали к вам с предложением. Не могли бы мы его где-нибудь обсудить? Где-нибудь вдали от городской суматохи? — Терон замолкает, поморщившись. — Я слышал, саммерианские виноградники — бесподобное зрелище.
Я хмурюсь. Виноградники? Что бы ни связывало магический источник или орден Искупителей с этим королевством, оно должно иметь для Саммера большое значение или быть таким же древним, как дверь к источнику. Поэтому Терон и хочет посетить виноградники. Некоторым из них уже несколько веков. Вырезанные на двери виноградные лозы в огне уже не кажутся мне бессмысленной картинкой.
Я опускаю взгляд в пол, вспоминая, с какой гордостью на лице Симон заявил: «Вряд ли Саммер когда-либо представал перед вами во всем своем великолепии». Не только виноградники ценны Саммеру. И может, вырезанное на двери изображение не стоит толковать слишком буквально…
Симон, пошатываясь, выходит из алькова и забрасывает руку на плечи Терона.
— Это действительно бесподобное зрелище! Мы поедем туда завтра, а сегодня… — Его налитые кровью глаза впиваются в меня, и он присвистывает. — Мне бы очень хотелось познакомиться поближе с новой винтерианской королевой. Разумеется, принимать принца Корделла — честь для меня, но, сам понимаешь, монархи Сезонов должны держаться вместе. Из чувства солидарности.
Его пахнущее вином дыхание вызывает у меня рвотные позывы. Мы гости в его королевстве, построенном на рабстве, и должны вести себя тихо и мирно. Он не сделал ничего плохого. Но вести себя тихо и мирно — значит одобрять отношение этого королевства к людям.
Словно в ответ на мои мысли одна из девушек в алькове садится. Благо она одета. Ее спутанные со сна волосы торчат в разные стороны — черные завитки вокруг темно-желтой кожи. Она не саммерианка. Она якимианка.
Ее глаза густо подведены золотистой краской, размазавшейся по щекам и лбу. Она приглаживает волосы и, почувствовав мой взгляд, приподнимает голову. Я стискиваю зубы. За размазавшейся золотой краской едва заметна маленькая метка на ее щеке. Под левым глазом выжжено клеймо в виде буквы «С». Обожженная кожа зажила и загрубела: девушка живет с этой меткой уже давно. И теперь уже никогда от нее не избавится.
Я обвожу взглядом коридор. Слуги прибираются и приводят в порядок альковы. В некоторых из них еще только просыпаются полураздетые люди. Большинство из них саммерианцы: россыпь огненных кудряшек, смуглая кожа, блестящие карие глаза. Я вижу лишь несколько человек из других королевств. И у всех на лице есть метка.
Саммер клеймит своих рабов. Слуги, провожавшие нас вчера вечером в наши комнаты, тоже были с клеймом? В темноте трудно было что-либо разглядеть, и, если честно, меня тогда волновали мысли о том, как уберечь привезенные с собой драгоценные камни. Меня занимали вещи, стоящие королевского внимания, а не те, которые привлекли бы внимание солдата. Меня пронзает чувство вины. Я должна радоваться, что вела себя как королева, но ощущаю лишь отвращение.
Однако рабы-якимианцы в борделе ничем не отличаются от рабов-саммерианцев: ни те ни другие не выказывают ни малейшего неповиновения или хотя бы недовольства своей жизнью. Король Саммера мог воздействовать на саммерианцев накопителем, чтобы они беспрекословно приняли свое положение, но никакое количество магии не помогло бы ему повлиять на людей из других королевств.