Создания Света (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 2

Сюда пришел лишь один посетитель — писарь, что записывала все, что произошло с тех пор, как мы покинули пристань порта Жуаро в октябре и отправились в Лилу. Она была смутно знакомой, но я не помнила ее имя, и это меня удивляло — я думала, что знала почти всех писарей в Ступенях к Звездам. Но я и не общалась с тем, кто отвечал за узников. Она, казалось, мерзла все время, пока была здесь. Она склонялась над блокнотом в своих толстых очках, рукав не ведущей руки был натянут до пальцев, и ее волосы были под шерстяной шапкой. Я предлагала развести огонь в маленькой железной печи, но она только качала головой и продолжала писать на пергаменте. Я относительно немного времени потратила, перечисляя произошедшее — встречу с королевой Моной и королевой Элламэй в Лилу, нападение на корабль, похищение братьями Робидью и попадание на болота, вереницу комнат, где меня запирали, и столкновение на берегах Мрачного луга. Писарь записала то, что было ей нужно, а потом кивнула и заявила, что ей нужно осмотреть виллу для отчета стражи. Один из стражей сопровождал ее, она ходила вдоль стены, тыкала места, где рушился кирпич, осмотрела тополь, чтобы убедиться, что ни одна из ветвей не позволит сбежать. Она выведала расписание стражей. Она долго изучала маленький плиточный фонтан в задней части двора, сухой и погребенный под снегом, где в летний день могли быть лилии или сорняки. Удовлетворившись результатом, она сделала еще пару записей и ушла, ничего не сказав мне, даже не взглянув в мою сторону.

То было десять дней назад. Теперь из людей в этом забытом месте были только мои стражи и повар, что приходил каждый второй день, готовил рагу и кукурузный хлеб. Остатки я отставляла в сторону и потом грела и съедала в другой день.

Не секрет, что мое настроение давно не было таким плохим. Даже с кошмарными событиями прошлого года я хотя бы могла заняться работой, у меня было молчаливое понимание своей роли и ответственности.

Я хотя бы не была совсем одна.

Я проводила время, записывая детали, которые писарь сгладила в своем отчете. Как Лиль Робидью показал мне свои записи с технологией поджигателей, рядом с которыми наши химики и инженеры выглядели как дети, играющие с палочками и нитями. Как его брат Ро был удивительно добр ко мне, и я почти забыла, что была пленником его страны и рычагом в политике. Как королева Мона безукоризненно пришила к моим нижним платьям воротники, чтобы скрывать мою шею. Как Селено смотрел на меня с потрясением, когда я бросила световую гранату, которая дала ей и Ро сбежать по реке.

Я уже не гадала, посмотрит ли он на меня снова.

Когда я закончила это, я стала записывать события каждого дня, но они состояли из «помылась, поела, записывала». Я пыталась читать, но книг в вилле было мало, и все были религиозными текстами, полными теорий и постулатов касательно пророчества Призма, которое было вышито на плотном гобелене, что был прибит гвоздями к стене в спальне.

МЫ — СОЗДАНИЯ СВЕТА,

И МЫ ЗНАЕМ — ОН ИДЕАЛЕН.

СЕДЬМОЙ КОРОЛЬ КАНЬОНОВ ПОДНИМЕТСЯ

И ПРИНЕСЕТ БОГАТСТВО И ПРОЦВЕТАНИЕ НА ТЫСЯЧУ ЛЕТ.

МИР ПРИДЕТ ИЗ БОГАТСТВА.

Я — ПРИЗМА, РАССЕИВАЮЩАЯ СВЕТ.

Под архаичным шифром было два живописных изображения, одно — человека, которого считали самим Призмом, а другой — шестиконечной звезды, которую считали нашим национальным символом. Мои пальцы покалывало при виде этого гобелена — тот, кто вышивал его, сделал звезду чуть кривой, и если бы у меня были нить и игра, я вырвала бы стежки, чтобы выровнять ее, хоть и не умела вышивать. И я пыталась игнорировать гобелен, напоминание, что я продолжала рушить свои надежды и планы изо всех сил.

Мне нужны были чернила и альбомы. Разум был в клетке без них, застрял на месте, и даже записи не могли помочь. Я пыталась рисовать пером, но это выводило из себя, чернил не хватало на длинный мазок. Я пыталась сделать кисточку из краев нитей гобелена в спальне, но она получилась грубой и оставляла неопрятные линии. И я выбрала уголь, приберегала его только для рисования. Результаты были смазанными и плоскими, но лучше, чем ничего.

Но этих мелочей не хватало, чтобы полностью отвлечь меня от моего положения, и я все чаще просто сидела в кабинете, смотрела в окно на замерзший двор. Время понемногу ускользало, наполняя меня тревожным страхом, что был со мной и в Сиприяне. Та страна боролась, но военная сила Алькоро была организована и вооружена лучше их. Если мой народ вернет хватку, будут плохие последствия, и каждое из них несло смерть. Я часто думала о поражающих обрывках новостей, что слышала от королевы Моны и Ро, что народ Сиприяна бушевал, в основном, из-за того, что людей собирались призывать в армию, чтобы идти на Пароа. Контроль портов, контроль торговли. Контроль берега, контроль артерий богатства в Восточном мире.

От этой мысли стало горько. Я боролась с идеей призыва, я мешкала, возражала, подавала петиции нашему совету, чтобы эту идею оставили. Но Селено тогда болел, это отвлекало меня, добавляло напряжения делам совета. Не помогало, что люди шептались, пытались подтолкнуть к подтверждению призыва. Я знала, откуда они могли быть, но Прелат никогда не выступала открыто, она умело сплетала свои слова в молитвы и чтения из Книги пророчества, добавляя уверенности, что это была ступень в пути Алькоро, ведомом свыше.

Но я смогла убедить Селено созвать переговоры в Лилу. Я думала, что смогла. Когда переговоры с Моной и Элламэй пошли наперекосяк, я поняла, что он позволил призыв жителей Сиприяна без моего ведома.

И теперь каждый пролетевший день, казалось, добавлял смертей — если Алькоро вернет контроль над Сиприяном, это лишь усилит необходимость распространить контроль над берегом, проливая кровь и тратя жизни всех трех стран. А если Алькоро не захватит Сиприян, кто знал, на какие меры пойдут совет и Прелат. Мы будем лишены главных торговых путей, ресурсы иссякнут, и появится угроза не исполнить Пророчество, а это вело к плохим последствиям. Военная сила могла взбунтоваться и начать гражданскую войну.

От мыслей постоянно кружилась голова, и я была в отчаянии, ведь ничего не могла поделать.

Да, мне не хватало времени.

Я была в таком состоянии на десятый день, кусала губу и смотрела, как облака собираются, обещая снегопад. Я размышляла, удастся ли отправить письмо в облике научной статьи моему старому учителю биологии — стражи не слушали мои просьбы о письмах. И тут я услышала гром ключей и скрип железных ворот. Я оглянулась через плечо, когда дверь виллы открылась.

Кто на этот раз?

Один из стражей, ходивших по периметру, появился на пороге.

— У вас гость, — сказал он. Страж отошел, и, словно призрак из тени, на порог прошла Прелат.

Шаула Отзакамос обладала способностью вызывать у меня ощущение, что я оговорилась, еще до того, как я открывала рот. Ее седые волосы цвета стали были стянуты в тугой пучок под ее звездным обручем, простом с тремя плоскими стеклянными бусинами, в отличие от моего резного, который я еще носила, несмотря на заключение. Ее плащ с меховым подбоем был черным, без вышивки, что была популярна при дворе. Из украшений, кроме ее звездного обруча, была большая отполированная призма, что висела на груди.

Это не имело значения. Она могла быть в обносках, но все равно источала бы власть.

Она махнула рукой стражу.

— Оставьте нас.

Ее влияние сказалось на том, как он быстро поклонился и пропал. Когда писарь был здесь, хоть она была и с королевской печатью и значком, стражи стояли за ней все время. Как только он ушел, Шаула посмотрела на меня, мою серую юбку и болеро, на пояс, что был чуть темнее. Она посмотрела на письменный стол, ее губы сжались при виде угольных набросков. Она взглянула на меня.

— Итак, — сказала она.

Да, итак.

— Стражи говорят, ты сидишь и рисуешь весь день, — сказала она.

Не просто сижу все-таки.

Она посмотрела на ближайший рисунок — фонтан, что был во дворе. На нем была интересная паутина трещин, что расходилась от дыры в кирпиче за ним. Наверное, писарь долго осматривала фонтан из-за хрупкости его строения.