Создания Света (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 30

— Хорошие новости, — сказала я, примчавшись к нему через двадцать минут. — Метки там есть. Мы идем в верном направлении.

Его глаза были закрытыми, еда, что я оставила ему, была нетронутой.

— Хорошо, — сказал он с сильной усталостью в голосе. — Я начинал сомневаться. Странно идти вниз, да? Разве мы не должны подниматься?

Я посмотрела на проход, озаренный арахнокампами.

— Тут все странно. Мы можем подниматься вверх, не понимая этого, и теперь мы должны наверстать подъем.

Он выдохнул.

— Если там метки, то все хорошо, — он приоткрыл глаз. — Прости, что сомневался в тебе.

Вина сдавила желудок.

— Ничего, — тихо сказала я. — Я еще не вернула твое доверие.

Он потер лоб.

— Притворяться не буду, я не понимаю всего, что пошло не так между нами, но, Джемма, мы долго были напарниками. Ты давно заслужила мое доверие.

Я кусала губу. Может… уже пора ему рассказать?

— Селено — медленно начала я. — Знаю, дома беспорядок…

Он тяжко вздохнул.

— …но, — продолжила я, — если мы можем выбрать другой вариант?

— Ты о Пророчестве?

— Нет, — сказала я. — Я о том… а если мы объединимся с соседями? Уберем армии, оставим Сиприян…

— Люди с ума сойдут, — перебил Селено со старым недовольством. — Ты знаешь, сколько людей работает в Сиприяне, а еще там наши военные.

— Но, — не сдалась я, — вдруг мы сможем изменить эту поддержку, а не обрезать ее? А если использовать ее в другом?

— В чем? — спросил он, раскинув руки. — Нет ничего. Ты это знаешь. У нас всегда возникала эта проблема, Джемма. Шахты, сельское хозяйство, торговля… нет того, что позволит оправдать освобождение Сиприяна и торговых путей. И мы теперь слишком далеко зашли. У нас слишком много врагов за нашими границами. Никто не будет объединяться с нами без давления или хитрости. Перемирие не обсуждается.

Я кусала губу, смотрела на белый кальцит, не видя его. Он искрился в свете червей.

— А если не так? — спросила я.

Он вздохнул и закрыл глаза.

— А если, а если, а если. А если Свет вдруг превратит Стелларандж в золото и затопит каньон серебром? Я не могу работать с «а если», Джемма. Кто с нами объединится? Озеро Люмен? Королева Мона скорее будет держать мою голову под водой, пока я не задохнусь. Сильвервуд? Королева Элламэй неделю была нашей узницей, оскорбляла меня каждые полчаса. Виндер? Пароа? Они связаны с озером Люмен. Сиприян? Уже бунтует против нас. Самна — единственная страна, где не должно быть личных обид, но нам нечего им предложить. У нас нет союзников, Джемма. Придется выбираться самим.

— Но королева Мона…

— У королевы Моны отвращения ко мне больше, чем у всех правителей Восточного мира! — его глаза выпучились. — Я этого не понимаю, Джемма. Как ты можешь и дальше считать ее возможным союзником? Доброта к тебе в Сиприяне была для того, чтобы переменить тебя, отделить от меня! Я не забуду твой выбор на берегу. Она смогла, да?

Я смотрела на него свысока, сжав кулаки по бокам. Его грудь вздымалась, злые слова стоили ему усилий, пот блестел на лбу. Я пыталась совладать с желанием выдать все тайны. Я отклонилась, конверт двинулся под моим болеро.

Все еще слишком рано.

Больше работы.

Больше времени.

— Нет, — сказала я. — Она не смогла. Я все еще хочу лучшего для тебя и для Алькоро. Только этого.

Он вздохнул и прижал потный лоб к ладони. Моя решимость вернулась, став мрачнее, я поправила сумку.

— Идем, — сказала я. — Мы должны быть близко.

Я протянула руку. Он ее не принял, встал, покачиваясь, на ноги и закинул сумку за плечо.

Мы шли дальше. Через сотню ярдов мы миновали первый белый крест, а потом еще один через пару минут. Я указывала на них Селено, он только хмыкал в ответ.

Кристаллы гипса тут не росли, и стало темнее, несмотря на арахнокампов наверху. Их стало больше, и мы явно двигались в сторону открытого воздуха, как я и задумывала. Путь уверенно опускался, а потом сухую Молочную реку сменила вода, что сначала бежала в соседнем с кальцитом канале, а потом соединилась с порошком. Мы перепрыгивали ручейки белого цвета с оранжевыми и красными вкраплениями, скользили на камнях. Вскоре края кальцита пропали, поглощенные широким неглубоким ручьем.

День тянулся, проход становился шире, вел во тьму. Я еще видела участки слабого голубого света на потолке, но они были далеко, не помогали нам. Проход различить было сложно — кроме крепких стен тут были колонны и сталагмиты. Я жевала губу, пока мы обходили первые колонны. Все это напоминало лабиринт, проход извивался, превращался в зигзаги. Порой пути были затоплены, земля сменялась через пару шагов лужами. Они были прозрачными и холодными, лампа не могла озарить их дно. Мы обходили те, где были выступы, молясь, что не свалимся в невидимые глубины.

Я много раз переводила взгляд с круга света лампы на червей над нашими головами. Потолок был так населен, что напоминал мутное голубое небо. Больше личинок означало больше добычи — больше их родни. Как они сюда попадали? Где были трещины в мир снаружи?

Мы должны быть близко, да?

Губа трескалась от того, что я ее часто кусала. Я щурилась, глядя на колонну впереди, пытаясь решить, пойти вправо или влево, когда ноги зацепились о камень. Я склонилась, лампа раскачивалась в моей руке, и я рухнула на четвереньки на два фута в воду. Лампа тут же погасла, и мы оказались во тьме.

— Джемма!

Я отплевывалась — лицо оказалось под водой, и я успела сделать глоток. Селено схватил меня за плечи и потащил назад. Лампа задела камень, как мертвец.

Его ладони сжимали меня, словно я могла растаять в темноте.

— Ранена?

— Нет, — сказала я. Просто ободрала ладони и колени и была в панике. — Я в порядке.

— Лампа разбилась?

— Не знаю, — дрожа от холода и страха, я сняла сумку с плеч и поискала там огненную капсулу. С хрустом и облаком серы стеклянная капсула загорелась. Лицо Селено во мраке было напряженным. Его карие глаза посмотрели мне в глаза, а потом начали искать лампу.

— Еще одна стенка разбилась, — сказал он, указывая на красное стекло.

— И ручка погнулась, — я ощупала дно резервуара, — хотя масло не протекает. И все же… — я поднесла капсулу к фитильку, но она не загорелась. — Намокло.

Мы обдумывали это миг колебаний.

— Думаю, придется лампу высушить, — сказал Селено. — Надеюсь, вода не попала внутрь.

Капсула погасла, и мы оказались во тьме, перед глазами осталось размытое пятно. Я медленно опустила щипцы. Я вернула их в банку и убрала ее в сумку. Я сидела с банкой на коленях минуту. Тишина ходила вокруг нас бесшумным зверем, которого отгонял маленький круг огня. Колени болели там, где я упала на них.

— Где мы? — спросил Селено. Мои глаза еще не привыкли к полутьме, так что я могла разобрать лишь свет арахнокампы вдали, что доставал слабым сиянием до его волос. Остальное я понимала по его голосу и быстрому дыханию. — Джемма? — настаивал он.

— Не знаю точно, — сказала я.

Пауза.

— Ты не знаешь, когда мы выйдем, или не знаешь вообще?

Тишина душила меня. Я закрыла бессмысленно глаза, словно тьма век могла успокоить сильнее тьмы пещеры.

— Джемма, прошу. Где мы? Где была последняя метка? Мы можем вернуться?

Я провела грязным рукавом по носу, готовясь к слезам от стресса.

— Последняя метка была давно, — сказала я. — Мы не можем вернуться. Можно только вперед.

— После петроглифов было уже два дня? Больше? Мы можем туда вернуться. Я помогу тебе пролезть…

Я покачала головой, хоть он не видел. Всхлипнув, я открыла глаза и посмотрела на сияющих червей, созвездие живых звезд.

— Ты знал, — сказала я, — что у жителей Люмена есть определение оттенков воды в озере? Для воды, когда меняется свет и тень, когда она переливается. У нас таких слов нет.

Я ощущала смятение Селено.

— Ладно, — удивленно сказал он.

— Я читала об этом, — сказала я.

— Ладно, — снова сказал он.

— Порой я думаю, что так работает мир, — сказала я, понимая, что говорю бред, все сильнее понимая свои ошибки. — Свет озаряет все так, как мы не видим, как не понимаем, и мы строим правду на том, как это воспринимаем. Но все другое, у каждого человека, у каждой страны. Зачем нам название для оттенков воды? У Люмена есть, потому что это их правда, она у них существует. Но не у нас. Нам они не нужны. Зато у нас есть названия для каждого небесного тела. Мы ищем Свет в символах, что называют особенно нашу страну, нашего короля. И мы говорим, что те, кто так не делают, не просвещены, не способны сделать это. Но… а если это как оттенки воды? А если мы зовем правдой нашу ограниченную реальность?