Создания Света (ЛП) - Мартин Эмили Б.. Страница 63

— Прости, Кольм, — сказала я. — Я попробую…

Он покачал головой.

— Не переживай за меня, Джемма. Прошу, не переживай.

Он пошел за солдатом по коридору, его волосы сияли у каждого окна.

Я глубоко и судорожно вдохнула.

— Мне нужно о ком-то переживать, — сказала я ему вслед, но он ушел.

Глава 19

Я не вернулась в комнату совета. Я бродила. Свет потемнел в окнах, напоминая, что день смерти Селено все еще не закончился. Как ребенок, как девочка с кучей страхов, я боялась ночи. Ночь была сложнее всего, она нависала надо мной в комнатке служителя в детстве, я прижималась к подушке, чтобы не плакать громко. Я помнила тревогу и страх в наших комнатах. Я помнила, как ночь пробиралась в окна Сиприяна, напоминая, что время ускользает.

Ночь была временем воспоминаний и призраков.

Я пошла в библиотеку, но не сидела и не читала. Я бродила среди рядов. Я бродила по темным коридорам, водила пальцами по перламутровым плиткам. Я прошла в пустой музыкальный зал, от купола потолка отражалась тишина. Я прошла в зал с портретами, не смотрела в глаза поколениям монархии, а они следили за мной. Я поднялась по винтовой лестнице к башням, мысли преследовали меня.

Последние краски заката угасали за окнами башни. Я подошла к стеклу, замерла и чуть не отпрянула к лестнице — в окне было лицо, и это была Шаула. Я сжала перила, тело дрожало, а потом мысли прояснились. Лицо в окне было моим, отраженным из-за тусклого света лампы. Толстое стекло искажало его, делая мрачным. Или я так сейчас выглядела, может, горе сделало со мной снаружи то же, что и внутри. Я коснулась своего лица, в отражении Шаула задела свою щеку.

Я содрогнулась, затушила лампу. Комната башни погрузилась во тьму. Лицо Шаулы пропало. Но она не ушла, она словно была за мной, стояла в тенях и хотела рассказать о моих ошибках.

Королева Мона казнит ее. Она осудит ее за то, в чем обвиняла Селено, повесит без колебаний. Я закрыла лицо руками. А если это была самая худшая ошибка? Какое право я имела отправлять ее на смерть из-за моих действий? Она взяла меня. Не дала умереть в шкафу.

Она убила четверых, навредила многим другим.

Она убила короля.

Она убила короля.

Я хрипло вдохнула.

Или… это была я?

Я медленно опустила руки. Небо снаружи было в звездах, их чуть искажало толстое стекло. Дрожа, я шагнула вперед и посмотрела на озеро в сумерках.

Я использовала бы много черного, чтобы изобразить эту сцену. Я редко рисовала черным — редкое в природе было черным, чаще серым или коричневым, а то и темным оттенком другого цвета. Но солнце было за горизонтом, и силуэты островов были черными, не было ни точки цвета, ничего не выделялось.

Взгляд упал на поверхность озера, отражающее сумерки. Я бы назвала его синим. С оттенками, может, с вкраплениями лилового. Но я разглядывала стеклянную поверхность и поняла, что зрение все упрощало. Там были водные оттенки — ленты индиго и сливового таяли среди слоев серебристо-голубого и фиолетового. Зеленый мерцал среди них, рябь переходящих цветов появлялась и пропадала на поверхности.

Я смотрела, как движется и меняется вода, очень долго, пока не стало слишком темно, чтобы различать краски. Я ждала слезы. Они не приходили. Я посмотрела на звезды сквозь стекло. Ничего.

Что со мной такое?

«Ты сердце, Джемма. Тук-тук».

«Знаешь о таком счастье? Оно не пропадает. Это всегда помнится».

Но Селено не был счастлив. Селено был так несчастен, что это лишило его здоровья и разума. Бодрый ученый, за которого я вышла, медленно сдался титулу, который оказался неправильным. И я только все ухудшила. Он думал, что мог мне верить. А забрала даже это.

Почему тогда я не могла плакать?

Я оставалась в башне, пока не застучали зубы, и я пошла к коридорам внизу. Я замечала стражей и слуг местами, ни стояли в углах и у дверей, но не говорили со мной. Я дошла до гостевого крыла.

Было поздно, и я думала, там будет темно и тихо, но свет лился из открытой двери. Я замедлилась, приблизившись, это была комната Элламэй и Валиена, но слышались не только их голоса.

— … она не плакала, да?

— Она все еще в шоке, мы дадим ей время.

— Это просто необычно… она всегда так легко плакала…

— Не говорите обо мне, — сказала я из теней.

Голоса затихли. Скрипнул стул, Мона появилась у двери, и свет за ней делал ее тень длинной и тонкой.

— Джемма, — сказала она. — Пожалуйста, проходи к нам.

— Не хочу.

— Знаю, но мы хотим тебе кое-что сказать. И у нас ужин. Сядь у огня, в башне было холодно.

Я вспомнила стражей и слуг не на местах.

— За мной следили, — возмутилась я.

Она спокойно кивнула и взяла меня за руку, повела в комнату. Там было тепло, что окутало мои замерзшие пальцы рук и ног. Я с облегчением поджала их.

Элламэй сидел в кресле у камина, нога была на подставке, костыль стоял рядом. Валиен был возле нее. Арлен прислонялся к камину. Он был без повязки, и было видно шрам на левом глазу. Ро подвинулся на диване и похлопал по подушке рядом. Посередине был стол с тарелками, над которыми поднимался пар.

— Чай? — спросила Мона, сев с другой стороны от меня.

— Нет, спасибо.

Она подняла крышку с одной из мисок.

— Суп? Ничего тяжелого, хороший бульон с овощами.

— Мы не отстанем, пока ты не съешь что-то горячее, — добавила Элламэй.

Я не сомневалась.

— Тогда суп.

Мона налила тарелку и передала мне. Я обхватила ее пальцами, пахло вкусно. Петрушка, чабрец и немного чеснока.

— Мы набросали послание Ассамблее, — сказала Мона. — Написано шесть писем, но печати на них еще нет. Хочешь их увидеть?

— Нет, — сказала я, водя ложкой в бульоне. — Уверена, они хорошие.

— Ро и Арлен отправятся завтра утром, — сказала Мона. — Мой флагман сопроводит твой флот по реке и причалит в Лилу.

Я кивнула и сделала невольно глоток супа. Он приятным жаром окутал мой язык.

Последовала тишина. Мона сжала пальцы на коленях. Ро провел рукой по лицу. Они не говорили, Элламэй заерзала в кресле.

— Джемма, знаю, об этом тяжело думать, — сказала она. — Но если твои корабли уплывают, что-то нужно решать насчет тела Селено.

— Ты можешь похоронить его здесь, — поспешила сказать Мона. — Но не знаю…

— Он этого не хотел бы, — сказала я.

Еще одна неловкая пауза. Я сделала глоток супа. В бульоне были белые луковки, маленькие и сладкие.

— Просто… — начала Элламэй. — Твой народ строит гробницы, да?

Выступы на утесе, полные сгорбленных фигур, тени пустыни плясали на солнце, дым можжевельника уносил ветер. Мы с ним дважды стояли бок о бок у королевских гробниц в одежде, лишенной красок, слушали бесконечную молитву о мертвых. Оба случая были жуткими — в первый раз мы были потрясены внезапным сердечным приступом его отца, а во второй мрачно готовились к коронации, что была через пару часов после похорон его матери. Вместо можжевельника и тишины улицы были полны шалфея и радостного шума из-за коронации Седьмого короля.

Ему было плохо всю неделю.

— Не знаю, есть ли у нас нужные материалы, — робко сказала Мона. — Мой народ хоронит в воде. И если тело не подготовить, и он пробудет больше недели в море…

— Когда речной народ проводит погребальные костры, — сказала я Ро, не поворачиваясь к нему, — что потом делают с пеплом?

Он обвел большими пальцами край чашки.

— Некоторые хранят его в семейном мавзолее, — он был справа, его глосс был приглушен, ухо все еще звенело от взрыва. Я повернула голову с неохотой, чтобы лучше его слышать. — Но многие рассеивают их над реками.

Я кивнула.

— Думаю, такое подойдет. Так будет проще для всех.

Они молчали. Элламэй провела пальцами по кудрям. Валиен потер мозоль от тетивы.

— Джемма… — начала Мона.

— Это не обязано быть проще, — сказала Элламэй.

— Почему нет? — рявкнула я. — Это решит проблему, ведь он лежит в крыле целителей под простыней.