Будь моей судьбой (СИ) - Лис Алина. Страница 9
Подъем закончился внезапно. Вскинутая рука наткнулась на пустоту. Дженни подняла голову и увидела перед собой дорогу, по правую руку перекрытую грудой камней. Она подтянулась и вывалилась на асфальт, глотая воздух, как ныряльщик, вернувшийся из темных морских глубин. По телу пробегала болезненная дрожь, исцарапанные пальцы сводило судорогой, а сердце громко колотило и бухало в груди.
Нет времени лежать и страдать!
Дженни одним рывком привела себя в вертикальное положение и принялась раздеваться.
— Дженни!
Бесполезно. Она ушла…
Бросила.
Но эта клятва…
«Выживи, и я отдамся тебе. Стану твоей любовницей, девушкой, подругой, женой…»
«Выживу, Дженни-конфетка, — пообещал Раум, закрывая глаза. — Ты стоишь этого».
Действие обезболивающего закончилось внезапно. И хлынули кроваво-красные волны, унося вниз по реке из жидкого огня.
Жар. Нечеловеческая боль. И слабость.
Бредовые отрывочные видения, в которых Раум куда-то бежал, пытался кого-то спасти, дрался…
Дрался с мантикорой. Языки пламени, обвивавшие голову хтонической твари подобно гриве, жалили и жгли, когти разрывали чешую демона легко, словно она была бумажной. Раз за разом Раум проигрывал и падал под ноги бестии. Чувствовал, как острые клыки вонзаются в живот, и почти мечтал о скорой смерти, когда мантикора, урча, пожирала еще живую добычу.
Порой боль ослабевала. Демон выныривал из мутного кошмара навстречу белесому небу. Лежа на восхитительно прохладных камнях, вдыхал запах горной реки и гадал надолго ли его хватит.
Хрупкое равновесие в полушаге от смерти.
Нестерпимое предчувствие опасности выдернуло его из очередного витка бреда. Раум открыл глаза и едва успел вскинуть руку, прикрывая горло, когда из-за скал метнулась бурая туша.
Предплечье обожгло болью, мгновением позже проснулись рефлексы, и кожу сменила чешуя, защищая от укуса. Демон с яростью дернул рукой, и хищник откатился в сторону.
— Я еще не сдох, приятель, — прохрипел Раум, вспоминая, как называется этот зверь. — Придется подождать.
Низкий и косматый, похожий на медвежонка. Толстенные лапы вооружены когтями, да и зубы… Демон скользнул взглядом по намокшему от крови рукаву. В прорехах ткани виднелись следы, оставленные клыками хищника.
Да, зубы тоже впечатляют.
Росомаха! Редкое животное. Можно сказать, повезло встретить.
Хищник тоже считал, что ему повезло. Он принюхался, издал крик, напоминающий скрип несмазанной двери, и пошел в обход, явно прикидывая, с какой стороны лучше подобраться к опасной добыче.
— Не… дождешься, — выдавил Раум.
Чтобы его, высшего демона, сожрала какая-то куница-переросток!
Будь он чуть в лучшей форме, он бы уничтожил эту тварь легким движением руки. Но Раум был так слаб, что не смог бы даже выпустить когти в частичной трансформе. Все силы уходили на то, чтобы не подохнуть раньше времени.
Он дождется Дженни…
Росомаха медленно наворачивала круги возле умирающего демона. Она была голодна, а жертва так соблазнительно пахла свежей кровью. Но врожденный инстинкт подсказывал зверю, что, даже будучи при смерти, эта добыча может оказаться ему не по зубам. Поэтому хищник медлил, выискивал слабые места.
— Проваливай! — Раум попробовать приподняться, чтобы кинуть в росомаху камнем, но в глазах потемнело, и он испугался, что потеряет сознание.
Зверь снова застрекотал, а потом, словно почуяв, что левая рука у противника сломана, зашел с левого бока и бросился. Стремительно, без предупреждения.
Его встретил удар булыжника прямо в морду. С жалобным визгом хищник отлетел в сторону и отбежал за скалу. Раум снова откинулся на камни, пережидая багровые круги перед глазами. На губах демона застыла злорадная ухмылка — он точно слышал хруст. Кажется, удалось сломать наглой твари пару костей. Теперь она вряд ли рискнет сунуться.
Да тех пор, пока не будет точно уверена, что добыча мертва. А что потом?
Будь все проклято! Он не желает сдохнуть здесь, под равнодушным небом Маррейстоуна, на радость местным падальщикам!
Он выживет! Вытерпит, дождется Дженни… Она обещала, что вернется!
Она ведь вернется?
Прижав уши, высунув язык стремительным алым вихрем по горному серпантину летела волчица. Дорога сама стелилась под лапы, ветер подталкивал в спину. Миля за милей оставались позади, а волчица все так же мчалась, не снижая скорости.
Безумный спринтерский забег на марафонскую дистанцию.
Капли слюны срывались с высунутого языка, горели ободранные об асфальт лапы, воздух вылетал из пасти клубами пара и растворялся в стылой тишине. Хриплое со свистом дыхание разбивало беззвучье.
Но волчица не снижала скорости, рвалась вперед из последних сил, выжимая себя до предела.
Темно-красные в белых прожилках горы дремали, подставляя бока неяркому осеннему солнцу. И только рыжая тень с отчаянным упорством бежала вниз по дороге.
Отвоевывая минуты и мили в безумной гонке взапуски со смертью.
Нэд, почесывая затылок, разглядывал выцветшую вывеску "Последний приют».
И вот что, спрашивается, вздорной бабе не нравится? В свое время батюшка Нэда открыл здесь на развилке двух дорог — тогда еще грунтовых, по которым ходили конные повозки — постоялый двор. И много лет в «Последнем приюте» останавливались фермеры, везущие урожай в ближайший городок на продажу, и пассажиры рейсовых дилижансов. Никто на название не жаловался.
Ну да — понятно, что мир изменился. Маги научились ловить души хтонических тварей и сажать в кристаллы, лошадей сменили автомобили. Нынче и дорогу застелили асфальтом, и дилижансов, почитай, не осталось, и конные телеги у фермеров встречаются все реже.
Ритм жизни поменялся. Проносятся мимо на своих повозках, запряженных адскими тварями с такой скоростью, что где тут разглядеть старенькую гостиницу на обочине?! Потому и постояльцев стало меньше.
Но название тут точно ни при чем. И если эта дуреха еще раз заикнется, чтобы Нэд его сменил, он…
Он как рявкнет: «Молчи женщина или убирайся из моего дома!» да кулаком по столу стукнет.
Воображение тут же нарисовало вторую половину Нэда, недовольно поджавшую губы в ответ на подобную эскападу. Как наяву в ушах зазвучал насмешливый голос: «Ты что, совсем свихнулся?»
Нэд вздохнул. Нет, конечно, ничего такого он не сделает. Но хоть помечтать-то можно?
Он еще раз критически оглядел столб с приколоченным указателем на мотель. А в чем-то Мэри права — вывеску не мешало бы обновить. Отполировать, покрасить. Почитай, уже лет девять висит, совсем выцвела. С трассы и не разобрать, что там написано.
Покопавшись в ящике с инструментами, он извлек гвоздодер и, подойдя к столбу, примерился было к торчащей из дерева ржавой шляпке, как какой-то странный сиплый звук заставил его вздрогнуть и обернуться.
По узкой уводящей в горы дороге на Нэда неслась неведомая зверюга.
Больше всего она походила на гигантскую лису. Или огненно-рыжего волка, по пояс взрослому человеку в холке.
Волчище передвигался странными скачками, пошатываясь, как пьянчужка, который возвращается домой из паба. Взгляд Нэда скользнул по окровавленным лапам, перешел на покрытую пеной морду, вытянутый язык в потеках слюны…
Бешеный?!
Стало жутко.
С детской растерянностью Нэд наблюдал за приближением зверюги. Пальцы отчаянно стискивали гвоздодер, а ноги враз отнялись, как бывает в дурном сне, когда и хочешь сбежать, но сил нет сдвинуться с места.
Только когда волчище преодолел половину пути, Нэд заорал и отскочил в сторону. Но неудачно: запнулся ногой о камень и приземлился на пятую точку.
От падения вышибло дух, потянутая еще в юности спина отозвалась вспышкой боли, а гвоздодер выпал из ослабевшей руки.
— У-у-у, — заскулил Нэд, предчувствуя скорый конец в клыках проклятой бестии.
Зверь вылетел на утоптанную площадку перед вывеской и отчаянно замотал головой, стягивая с шеи что-то вроде скатки из ткани. Нэд моргнул.