Предания вершин седых (СИ) - Инош Алана. Страница 29

А между тем Кукушкины болота были совсем близко: то и дело между деревьями мелькали Марушины псы. Куница приветствовала знакомых тявканьем, и те ей отвечали тем же.

Оборотни на Кукушкиных болотах жили в шатрах из шкур и в человеческом облике носили одежду из кожи, меха и перьев, обувались в чуни и меховые сапоги. Волосы носили длинными и распущенными, но передние пряди с обеих сторон заплетали в косицы, к кончикам которых крепились природные украшения: деревянные бусины, крашенные ягодным соком, шишки, пучки перьев. Вокруг лба часто повязывали ремешок-очелье, виски украшали пушистыми заячьими хвостиками.

Один шатёр был отведён под склад одежды. Там в корзинах с крышками хранились меховые и кожаные безрукавки, мужские порты, женские юбки, обувь. Всё это изготавливали для общего пользования, каждый член стаи мог взять здесь то, что ему нужно. Первым делом Куница проскользнула в этот шатёр, где перекинулась в человека и подобрала для себя подходящее одеяние: безрукавку из заячьего меха, кожаную короткую юбочку, сапожки из оленьей шкуры. На голову она водрузила беличью шапочку.

— Только волков и лисиц на мех бить нельзя, — пояснила она. — Они — наши младшие братья.

Олянка не решилась взять что-либо из общей одежды: ведь её ещё не приняли в стаю. Вернувшись в людской облик, она развязала свой узелок и натянула запачканную кровью рубашку, обула сапожки, на плечи накинула узорчатый платок — всё то, в чём она выскочила из дома.

— Не стесняйся, накинь что-нибудь, — усмехнулась Куница. — А вот платочек свой поднеси в подарок Бабушке. Хорошая вещица, красивая. — И девица-оборотень потеребила бахрому платка, провела пальцами по завиткам серебряной вышивки, нанесённой поверх тканого узора. — Так у нас положено: кто хочет Бабушке уважение выказать, должен сделать подношение.

Куница осмотрела платок: вроде не запачкан, в подарок поднести не стыдно. Порывшись в корзинах, она подыскала простую, но ладно скроенную заячью безрукавку, которая надевалась мехом внутрь.

— Вот, примерь-ка! Должно тебе впору быть... А платочек придётся отдать.

Безрукавка села прекрасно, будто на Олянку и была сшита. К ней прилагался кожаный пояс.

— Вот и славно! — одобрила Куница. — Рубашку бы постирать ещё, но это успеется. Первым делом тебе надобно Бабушке представиться.

Свумара жила в самом большом шатре вместе с парой дюжин соплеменников. В основном это были молодые волчицы, дети и подростки. Малышня резвилась и возилась друг с другом в зверином облике, а присматривавшая за ними русоволосая и голубоглазая женщина-оборотень время от времени наводила порядок, легонько поддавая какому-нибудь слишком расшалившемуся дитятку по пушистой попе, чтоб не шумел чересчур и не тревожил Бабушкин отдых. Размером эти малыши были со взрослых обычных волков, и клыки у них виднелись уже внушительные; тяпнет такой щеночек — мало не покажется. Впрочем, мордочки у них были забавные и даже по-детски милые, ещё не успевшие стать жуткими, как у взрослых Марушиных псов. Свежая, не зажившая рана опять вскрылась, набухла болью: а ведь у Олянки вскорости мог бы быть вот такой же малыш — свой, родной, вертлявый и смешной, с несмышлёными глазёнками. Ей вдруг до стона, до скрежета зубов захотелось схватить и затискать кого-нибудь из этих маленьких — почесать за ушками, погладить мохнатое тёплое пузико, расцеловать мордашку... Глаза намокли, горло распухло от солёно-горького кома.

От ворчащего, повизгивающего клубка пушистых щенят вдруг отделился один — светло-серый, с белыми «носочками» и грудкой, медово-золотистыми глазами и изящной, по-лисьи остроносой мордочкой. Он подбежал к Олянке и принялся тыкаться носом ей в колени, тереться мохнатым боком и дружелюбно, ласково урчать и повизгивать.

— Здравствуй, Сваша, — засмеялась Куница, присаживаясь на корточки и почёсывая нарядную белую шею маленького оборотня. — Сваша у нас добрая и жалостливая, всех утешает.

Олянка тоже присела, чтобы быть вровень с этими чудесными золотыми глазами, и робко протянула руку. Девочка-волчонок охотно дала себя и погладить, и почесать, а ещё облизала мокрые щёки гостьи тёплым слюнявым языком.

— Какая ты славная, Сваша, — сквозь слёзы улыбнулась та, жмурясь от гуляющего по её лицу языка. — Здравствуй... Меня зовут Олянка. Можно тебя обнять?

Дружелюбная малышка тут же потянулась к ней, и Олянка обняла её, запустила пальцы в густой мягкий мех и закрыла глаза. Сердце обливалось тёплыми слезами и хотело такую же дочку.

— Чья же это у нас такая хорошая девочка? — проговорила она, отпустив Свашу и заглядывая в её очень уж умилительно-очаровательную для Марушиного пса мордашку.

— Это Свиреды дочурка, — сказала Куница. И кивнула в сторону женщины-оборотня, которая присматривала за детьми.

Няня была красивая, большеглазая, с тонкими, точёными чертами лица. В её спокойных светлых глазах не промелькнуло и тени тревоги, когда её Свашу принялась обнимать и тискать какая-то незнакомка: весьма проницательно она определила отсутствие угрозы. А может, слёзы Олянки при виде детей навели её женское чутьё на догадку о беде.

— Бабушка отдыхает после трапезы, — сказала она, обращаясь, скорее, к Кунице, чем к гостье. — Как проснётся — выйдет. А пока можете подкрепиться тем, что осталось.

— Самое время, — потирая руки, облизнулась Куница. — Дорога долгая была, у нас уж животы подвело!

От Бабушкиной трапезы осталось мясо на рёбрах, не совсем дочиста обглоданная оленья лопатка, немного потрохов и нутряной жир.

— Негусто, — разочарованно причмокнула Куница. — Но и на том благодарствуем.

— Ладно, я спрошу у охотников, — с негромким и мягким смешком сказала Свиреда, поднимаясь на ноги. — Может, у них что осталось. А вы тут присмотрите за малыми.

Улыбка ей очень шла, отразившись в глазах ясными звёздочками. Волнистая густая грива её волос, перехваченная в нескольких местах ремешками, была просто огромной, почти достигая кончиками колен. Плетёное очелье украшали нарядные четырёхцветные перья из крыльев селезня, а на нижнем из ремешков-подвязок её косы красовался пучок полосатых гусиных перьев. Кутаясь в шерстяную накидку грубой вязки, лесная красавица проплыла мимо Куницы с Олянкой и выскользнула из шатра. Едва она скрылась, Куница с озорным видом бросилась в кучу играющих щенков:

— А ну, мелюзга, давай бороться! Кто у вас тут самый сильный?

Те, радостно тявкая, накинулись на неё, и началась возня ещё пуще, ещё веселее прежней: Куница явно привнесла в игру свежую струю. У Олянки сразу возникли сомнения, что именно так должен происходить присмотр за детьми, а ещё она опасалась, как бы эта ватага шалунов не потревожила Бабушкин послеобеденный покой. Сама она предпочитала сидеть в сторонке, почёсывая и поглаживая покорившую её сердце Свашу. Той, видимо, наскучило быть в зверином облике, и она перекинулась, превратившись в хорошенькую большеглазую девочку лет четырёх. Она была хорошо упитана, с сытыми, румяными щёчками, длинными пушистыми щёточками ресниц и смешным детским пузиком.

— Красавица, вся в матушку, — улыбнулась Олянка.

А Сваша, надев юбочку и маленькую безрукавку, принесла ей костяной гребешок и ремешки для волос:

— Причеши меня!

Волосами Сваша тоже могла похвастаться. Ох и много же было их! Густые, здоровые и блестящие, они струились волнистыми от природы прядями между пальцами Олянки, когда та очень осторожно и бережно проводила по ним гребнем. Вспоминая причёски членов стаи, она заплела передние пряди в тонкие косицы, а остальные волосы перехватила в трёх местах ремешками. Сваша осталась довольна. Она уселась к Олянке на колени и потрогала её волосы:

— Какие чёрные! — И без особых предисловий спросила: — А где тебя Куница нашла?

— Далеко отсюда, — ответила гостья. — Туда три дня и три ночи бежать без передышки надо.

Она еле сдерживалась, чтобы не раскиснуть снова, но слёзы колючими солёными иглами пробивались наружу. Вот такого глазастого, пухлощёкого чуда лишилась она... Боль выла волком, рвалась из сердца, плескалась через край. Чуткая и ласковая девочка гладила её по щекам: