Дом пополам (СИ) - Колесникова Вероника. Страница 21
- А как нам презентовать выполненную работу? Почему нам до сих пор не выдали планшеты? Я в последний раз на собственном телефоне показывала макет.
Георгий поморщился. Ирина всегда мельтешила без спросу и необходимости. Вот и сейчас. Зачем эту ерунду городит? Тем более у нее самые низкие продажи наблюдаются последние месяцы, и Дроздов об этом прекрасно знает.
- И МЫ до сих пор не решили вопрос с презентациями? – голос Антона дрожит и запинается о собственную ярость. Все притихли, кроме одной самоубийцы, лишенной инстинкта самосохранения, не иначе.
- Конечно вы! Не нам же, менеджерам это решать! – она довольна и ждет, что ее поддержат. Но судя по тишине, воцарившейся в кабинете, поддерживающих нет. Все молчат. Вообще похожде на затишье перед бурей.
Так и есть.
- Что бы я больше такого не слышал! Заявление! Мне! На стол!
А вот это ожидаемая реакция. Дверь отворяется и прямо в обьятия Георгия падает Ирина, пустившая слезу.
За ней выходят озадаченные и напуганные перспективой девчата, бросающие боязливые взгляды на исполнительного директора. А директор, даром, что исполнительный, не может ничего предпринятиь, исполнять. Руки связаны плачущей Ириной, а голова – съезжающим с катушек Антоном.
- Завтра хоть никого не уволишь? – Георгий осторожно заходит в комнату, где мечется в клетке Антон.
- Они сами виноваты, - он чешет руки.
- Чем же?
- Никто не хочет работать! Всем нужны только деньги! Деньги! Деньги им подавай! А пахать никто не хочет и не умеет! Что за люди? Что за время?
- Эк тебя пробрало, - удивляется бывший одноклассник и друг.
Антон вылетает из кабинета в туалет, и грубо, с остервенением моет и моет руки. Вытирает бумажным полотенцем, отряхивает от скатавшихся шариков бумаги и снова споласкивает под водой.
Залетает обратно.
Георгий смотрит на все это действо сидя в кресле.
- Чего тебя так накрыло-то?
В ответ – молчание.
- Хочешь, в кабак сходим? Выпьем?
- Не хочу.
- А чего хочешь?
- Ничего не хочу.
И Антон снова бежит мыть руки. Георгий расстроенно качает головой. Первый звоночек.
Антон лишился матери, когда учился в одиннадцатом выпускном классе. Просто в один момент она пришла домой и сказала устало, что не может больше жить с отцом, что у нее есть другой, совершенно ей подходящий мужчина, который ценит ее тонкую душу и писательский талант. Она собрала вещи со скучающим лицом и уехала в Португалию, отзваниваясь оттуда сыну только в Новый год и день рождения. Это произошло прямо перед выпускными в школе. И у Антона произошел небольшой сдвиг на почве чистоплотности. В душ он ходил в день по десять раз, а сколько раз в день мыл руки – и не сосчитать. И вот из-за своей патологической чистоплотности просто смыл с себя весь иммунитет.
В один момент, когда лето купалось в полном разгаре, а ребята отмечали поступление на юридический, куда так хотел его пристроить отец, он не пошел на праздник - коросты расползлись по всему телу - вплоть до головы. Было больно ходить и даже дышать. Отец бы сам не заметил, если бы в один жаркий день не начали чистить кондиционер. Было так жарко, что Антон ходил по дому в трусах, явив, таким образом, свои коросты миру. Отец их увидил и срочно увез в ГНД. До первого сентября Антон лечился там вместе с маргринальными личностями, и на первый урок в университет вышел страшным, худым и с черными кругами под глазами, что особенно невозможно смотрелись на лысой голове. Георгий хорошо помнит то время – мама его называла Антона узником Освенцима, и вздрагивала, так хотелось ей пожалеть тогда маленького еще, по сути, мальчика.
Антон за год пришел в себя, и снова стал тем, каким его знали друзья, каким привык видеть Георгий – уверенным в себе красавчиком, грозой девичьих сердец.
Тут же снова звенел звоночек, собираясь бить в колокола. На столе Антона лежали несколько бутыльков антисептических гелей, а тот все равно мыл руки с мылом в туалете.
Глава 9
Всю среду Георгий вместе с системным аналитиком карулили Антона в приемной. Но тот только забегал, говоря по телефону и просил ни с кем не соединять, тут же убегал.
В обед засада Георгия дала плоды – Антон попался в сети.
Георгий закрыл дверь на замок и подтолкнул начальника-напарника к столу, где уже дымилась суп-лапша и распространяла нереальный мясной аромат азу по-татарски, весело блестя порезанной сверху золотистой картошки зеленью.
Антон уселся было есть, хищно занеся ложку над супом, но тут же отложил ее назад, звякнув о фарфор. В голове его пронеслась мысль о том, что именно в это время Алиса сидит у пустого холодильника с пустым желудком и смотрит в квелое ноябрьское небо.
Георгий тяжело вздохнул. Вот только мук совести на фоне пустого желудка ему не хватало.
- Ты скажешь мне в чем дело или мне звонить Олегу Борисовичу?
- Зачем..? Олегу..Борисовичу? – отозвался из сумрака мыслей горе-начальник.
- Если ты не прекратишь так себя вести, не объясняя причин, мне придется вызывать тяжелую артиллерию. А артиллерии тяжелее, чем твой отец, я в ближайшем обозримом обществе не наблюдаю!
Антон покосился на тарелку, зазывно распространяющую аромат уюта. А ведь он нормально не ел уже довольно давно…
Накинувшись на принесенный обед, все же решил поделиться с другом своими тяжкими мыслями, в которых мученик варился уже столько дней.
- …и я решил ее устроить дворником, в «Парус». Чтобы она поработала и узнала, что из себя деньги представляют, как они зарабатываются. А то, судя по всему, она так и ходила королевишна королевишной.
Георгий не находил слов, чтобы как-то прокомментировать неожиданный поступок Антона. То, что друг придерживается таких высоких моральных принципов, как долг, ответственность, честь, он знал не по наслышке, а вот то, что в нем умирает педагогический талант , увидел впервые.
- Да что ты к ней прицепился вообще? Она тебе кто? Никто. Не сестра даже. Седьмая вода на киселе. И то – по бумагам Олег Борисыч не будет ее удочерять даже. Просто будет жить в его доме и все.
- Да не знаю я! Надо мне, надо! – взвыл Антон, едва не давясь горячим мясом.
- Надо ему.
Григорий задумался. Из хмурого его лицо постепено постепенно становилось светлым.
- Я знаю, что нужно сделать!
Антон недоверчиво покосился на друга-напарника.
- Будешь ты у нас не Дроздовым, а Дроздобородом!