Замуж за врага (СИ) - Никольская Ева. Страница 69

— Ваши регулярные визиты в Эвергрейс, как и электронная переписка с заключенным говорят сами за себя. В связи с расследованием у нас есть доступ к архивным данным тюрьмы. К тому же в прошлом вас уже уличали в связи с господином Оболенским, когда шло расследование убийства другой его любовницы.

— Да, он мне всегда нравился, но я не спала с Ильей, пока была жива его жена! Это не в моих правилах, — с гордостью заявила крестная.

— Так вы поэтому довели до самоубийства Ренату? Чтобы не нарушать свои правила?

— Да что вы себе позволяете! — взвилась задержанная, снова сжимая кулаки, на которых опять загорелись браслеты, посылая ей импульс спокойствия.

Я нервно сглотнула, продолжая неотрывно смотреть сквозь стекло на Арину. Почему я, семь лет пытаясь выяснить хоть что-то о той трагедии, так и не узнала о шашнях между папой и маминой подругой? Если это было в деле, почему Марк мне ничего не сказал? Не захотел портить наши с ней отношения? Или тоже участвовал в заговоре, направленном на защиту моего спокойствия? Что ещё от меня скрывали эти доброжелатели?

Я сама не заметила, как вцепилась в предплечье Вельского в поисках опоры — надежной сильной руки, способной удержать меня от падения. Не только физического, но и эмоционального. Несмотря на то, что почти год считала его виноватым в несправедливом приговоре, вынесенном отцу, охотник был единственным, кому я сейчас могла доверять.

Мой папа для него — всего лишь эпизод в успешной десятилетней карьере. Один беглец, другой, десятый… он бы и не вспомнил о нем, не появись в его жизни я со своими претензиями. Северу по большому счету было плевать на наши семейные тайны, и оберегать мою психику, скрывая информацию, он явно не собирался. Иначе бы не привел меня сюда и не позволил своими глазами увидеть допрос.

— Вас часто видели вместе до его ареста, и потом вы регулярно посещали заключенного втайне от его семьи. От вашей так называемой подруги и ее дочери, которую, по вашим же словам, вы сильно любите. — Прозвучало как издевка, хотя тон гварда не изменился.

— Это не имеет никакого отношения к делу, — после продолжительной паузы проговорила Арина.

— Разве? — не сдавался дознаватель. Он смотрел на нее своими холодными глазами, и даже мне становилось не по себе от этого равнодушного взгляда. — У вас, конечно, было алиби на время того давнего убийства, но вы ведь вполне могли работать в паре с…

— Я не убивала Юлису! И мужа ее я не трогала! — взвилась Арина, вновь сжимая кулаки. — Прекратите, слышите? Я никого не убивала! И Илья этого тоже не делал! Это все…

— Кто? — спросил следователь, когда она замолкла на полуслове и чуть закусила губу. Крестная часто так делала, когда в чем-то сомневалась. Вернее, редко, ибо сомневающейся я почти никогда ее не видела.

— Рената, — глядя на свои ладони, лежащие на столе, прошептала она.

— Покойная госпожа Ируканджи? — уточнил дознаватель, что-то печатая на клавиатуре.

— Да! — Арина вскинула голову и прямо посмотрела ему в глаза. — Я видела у нее револьвер в тот день, а еще она собиралась объясниться с Юлисой.

— Мама… — беззвучно прошептала я, погружаясь в пучину воспоминаний.

Память воскресила звук выстрела, который я прекрасно слышала сквозь открытое окно. Громкий резкий хлопок, затем раздался еще один, и наступила благоговейная тишина. Бросив гаджет, я выскочила в холл выяснить, что происходит, затем увидела испуганного отца, вбежавшего в дом. И только потом сверху спустилась мама. Тогда мне это не показалось странным — она часто запиралась в кабинете, чтобы поработать с бумагами, и подолгу оттуда не выходила. Сейчас же я невольно задумалась.

Могла ли она незаметно выскользнуть на улицу, а потом так же тайно вернуться обратно? Возможность такая действительно имелась, даже две. У стены стояла новенькая садовая лестница, которой я пользовалась, если надо было улизнуть ночью из дома. К тому же никто не отменял наш с Марком тоннель, объединявший дома. Вдруг нам только казалось, что родители о нем не знают? Его не досматривали, потому что отец признался в убийстве и подробно описал, как пришел вечером к соседке, застал ее с бывшим мужем и в порыве ревности застрелил обоих. О подземном ходе в этом рассказе не было ни слова.

— Очень удобно обвинять во всем покойницу, которая даже через допрос мертвеца уже не может пройти, потому что душа ее давно переродилась в новом теле, — сказал следователь, возвращая меня к реальности. — Но дело ведь не в убийстве семилетней давности, хотя материалы по нему уже у меня. Дело в сегодняшнем покушении. И во вчерашнем тоже. Ваши отпечатки, Арина Сергеевна, на банке с отравленным соком.

— Потому что я принесла его Мари, — не стала отрицать очевидное крестная. — Из своих личных запасов, кстати. Вы проверьте — может, покушались вовсе не на нее, а на меня?

— Арина Сергеевна…

— Хватит! — заявила она, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки. Крестная снова превращалась в себя прежнюю: растерянность сменилась уверенностью, сгорбленная поза — идеальной осанкой и гордо поднятой головой. Открыто глядя в лицо визави, Арина проговорила: — Я виновата лишь в том, что не все рассказала Мариэлле о ее финансовом положении, но это наши личные с ней дела. Можно даже сказать… семейные. — Она криво улыбнулась, продолжая сверлить гварда взглядом. — Я не преступница, не убийца и не сообщница душегуба. Совесть моя чиста, а доброе имя в скором времени обелит мой адвокат. Больше я говорить вам ничего не стану, господин дознаватель, потому что вы все равно не слушаете, а лишь пытаетесь подтвердить свою теорию, основанную на догадках.

— Это отпечатки-то догадка? — вскинул бровь он.

— Я, по-вашему, идиотка, чтобы так подставляться? — спросила Арина. — Имей я желание устранить Мари… а я, пометьте там у себя, — она кивнула на его ноутбук, — такого желания не имею и лично сверну голову тому, кто навредит моей девочке. Так вот… реши я кого-то убить — продумала бы многоходовую комбинацию и заранее обеспечила бы себе алиби, а не преподнесла вам кучу улик на блюдечке. Подумайте об этом хорошенько, и то, что меня подставили, станет ясным, как день.

На улице…

Я выскочила из здания, хотя допрос ещё шел, правда уже с адвокатом, который появился почти сразу после слов клиентки о нем, будто Арина была в курсе, когда именно примчится ее верный пес, знающий тысячу и одну лазейку в законе. Не упрись мой папа рогом, этот матерый защитник добился бы оправдательного приговора и для него, несмотря на всю доказательную базу обвинения. Но отец предпочел свободной жизни одиночную камеру, в которой ему, кстати, не так уж плохо жилось, учитывая заинтересованность начальника тюрьмы в его творчестве.

Вместо убогой комнатушки с решеткой на окне, у папы была просторная мастерская со всеми удобствами, личный ноутбук и охранник, готовый по первому зову принести еще красок, холстов, кистей и всего того, что требуется для работы. Так уж вышло, что вдохновение, которое отец долго и упорно искал, накрыло его с головой именно в заточении. И процесс пошел… еще как! Отец выдавал один шедевр за другим, раздаривая их, продавая и жертвуя галереям. Даже если все наши сбережения сгорят, нищей благодаря папиному таланту и моему пению я вряд ли останусь. Его картины приносят стабильный доход, как и мои выступления в клубах. А капиталы… да бес с ними! И без них как-нибудь проживу, не маленькая.

— Мари! — окликнул меня Северьян, выбегая следом. — Что не так? — схватив за запястье, спросил он.

— Все! — огрызнулась я, вырывая руку. — Я не верю, что это Арина.

— Могу пока с уверенностью сказать только то, что она не сирена, — сказал охотник.

— И что мама убила Юлису — тоже не верю! — продолжала говорить я, не сбавляя шаг.

— И? — нахмурился он, вновь меня останавливая, на этот раз за плечо.

— Они уже вынесли крестной приговор! Как моему папе семь лет назад, — злясь от того, что он не понимает таких простых вещей, выкрикнула я. — Их не интересует правда. И настоящий убийца им тоже не нужен, у них уже есть коза отпущения. Только она, в отличие от папы, так просто не сдастся. Гварды все зубы об нее обломают, я знаю.