Мультяшка (СИ) - Романова Наталия. Страница 11
Мира посмотрела на домики для гостей, рядом с одним из них стоял человек и курил, она узнала его. Наверное, лучше подойти, пожелать доброго пути, хотя вряд ли будущий муж горит желанием видеть или разговаривать с ней, как и она с ним. Она не хотела видеть непроницаемое лицо и цепкий, оценивающий взгляд едва прищуренных глаз, скользящих по её фигуре и лицу. Она помнила, какой горячей и сильной была рука Максима Аркадьевича, когда он вёл её в аэропорту. Мирослава была уверена, что на ладони останутся синяки, но их не было, покраснение спало до того, как приехали в клинику, и их на пороге встретил дед, никак не прокомментировав произошедшее.
Максим Аркадьевич подошёл сам, она наблюдала, как он быстро и уверенно переставляет длинные ноги, держа руки в карманах распахнутого пальто, на левой руке выглядывали часы. Обувь была не по погоде, это не имело значения. Большую часть дня Максим находился в домике для гостей, и, скорей всего, работал, как и всё окружение деда, едва ли не круглые сутки, а в клинику, единственное место, куда он отлучался из поместья, его отвозили на автомобиле.
Он даже не гулял по парку, только выходил курить на улицу, несмотря на то, что в домике была отключена противопожарная сигнализация. Волосы от влажного воздуха взлохматились, или он специально взлохматил рукой, и от утреннего презентабельного вида не осталась и следа. Если бы не пальто, обувь и гладко выбритое лицо, он показался бы Мире обычным человеком, без счётчика в глазах.
— Я уже попрощался с твоим дедушкой, — проговорил ровным голосом, когда приблизился. Охранник в это время отошёл на расстояние, проявив деликатность, а скорее выполняя инструкцию. — Подошёл попрощаться с тобой.
— Доброго пути, — Мира приподняла бровь и всмотрелась в лицо будущего мужа.
Он был почти привлекательным и казался почти человеком, если забыть, за какую сумму он вежлив с ней, и что скоро им предстоит жить под одной крышей, и… нельзя исключать «случайность», как назвал возможную близость Максим Аркадьевич. Интересно, за какую сумму он откажется от любой потенциальной «случайности»? Впрочем, учитывая, что финансами Мирославы будет управлять именно он, вряд ли будет просто его купить.
— Я приеду накануне торжества, — спокойно заметил и снова скользнул взглядом по Мире.
Она невольно поёжилась, но взгляд вернула, пробегаясь изучающим взглядом, буквально ударившись об иронию и ещё что-то в глазах Максима. Отвернулась, решив, что разговор окончен, и увидела, как к ним идёт Целестина. Мира знала её всю жизнь и одно время, в детстве, даже считала своей бабушкой, другой у неё никогда не было. Родители мамы умерли давно, жена деда тоже, ещё до рождения Мирославы и всех своих внуков. Целестина отлично подошла на эту роль и исправно подыгрывала маленькой девочке, пока та не подросла и не стала понимать, что та ассистент дедушки, правая, левая рука и даже шея. И не только деда, но всех компаний, которыми владеет выжившая часть семьи Сильвестра — лично он и Мирослава, вступившая в наследство после смерти своих родителей и передавшая права на управление сначала деду, а теперь мужу. Мужу — со дня вступления в брак.
— Мира, привезли платье, — проговорила Целестина, посмотрев при этом на Максима, как бы спрашивая его о чём-то одними глазами. Видимо, не получив ответа, сжала губы и развернулась к Мире. — Портной ждёт.
— Свадебное? — произнёс так, будто ему интересно. Лицемерный и скользкий тип!
— Траурное, — окатила в ответ Мира. — Каждый год новое. В год по платью.
— Прости, — он сказал почти искренне, но Мира не хотела с ним разговаривать. Она развернулась и ушла, быстро перебирая ногами, слушая привычный шелест под подошвами.
Каждый год одинаковый ритуал.
Платья Целестина подбирала сама, как и вызывала портного, чтобы подогнал по фигуре. На следующей день Сильвестр ехал на семейное кладбище, там его сопровождала Целестина, а Мира дожидалась в машине, так ни разу и не выйдя из неё.
Когда-нибудь у неё найдутся силы, или сердце её перестанет отбивать бешеный ритм, находясь в этом месте, и тогда Мирослава сделает это. Когда-нибудь, но и не в этом году точно.
Потом дед садился в отдельное авто и уезжал куда-то, только Целестина и служба охраны знали — куда, а к ужину возвращался. Молчаливый, сморщенный, как засушенный опёнок, при этом несгибаемый, как железный прут. Выпивал рюмку водки, единственный день, когда дедушка употреблял алкоголь, и уходил к себе.
Однажды Мира услышала, что Сильвестр ездит в этот день в церковь, но не поверила, она не встречала большего атеиста, прагматика и циника, чем её дед. Сейчас она бы не поверила тем более. Дед, не дрогнув, вынуждает единственную внучку выйти замуж за удобного ему человека, нисколько не считаясь с её мнением. Человек, хотя бы отчасти верящий в бога, высший разум или вселенскую справедливость, вряд ли поступит таким образом.
Портной вышел из комнаты тихо, не издав ни звука, как растворился в воздухе, сказав напоследок, что платье пришлют к пяти утра, и оно сядет ровно по меркам. Миру не интересовало, как сядет это платье.
Мира направилась в рабочий кабинет Целестины, он располагался рядом с дедушкиным, чтобы сказать, что портной убрался из дома. Кабинет был обставлен добротной мебелью из натурального дерева, там пахло оргтехникой и чем-то сладковатым. Царил идеальный, почти нежилой порядок, несмотря на то, что иногда Целестина здесь проводила по восемнадцать часов в сутки.
Она замерла у порога закрытой двери от разговора на повышенных тонах. Спорили Целестина и дед, чего Мира не помнила ни в детстве, ни сейчас.
— У девочки свадьба, Сильвестр, — громко говорила, почти кричала помощница. — Тебе ли не знать, что происходит после этих ритуальных походов с Мирой! Ты должен был или перенести свадьбу на другое время, или не принуждать в этом году девочку ехать с тобой! (4a2c)
— Она должна хранить память, она обязана это делать.
— Каждый делает это по-своему, и она тоже, — зашипела. Мире показалось, что ещё немного, и из-под двери пойдёт едкий дым.
— Ты не знаешь, что это такое! — громыхнул дед, и следом последовал хлопок, как удар книги о столешницу стола.
Мира встала у двери, пытаясь собраться с силами. Это всего лишь разговор, разговор, может быть, приоткрывающий дверь в прошлое, то, которое покрыто мраком для Мирославы, и она категорически не хочет, чтобы там, на том конце, загорелся свет и осветил всю возможную неприглядную правду о деде или всей её погибшей семье.
Мирослава сама не поняла, как оказалась в домике для гостей и смотрела на небольшую дорожную сумку, сама не поняла, как выпалила это:
— Возьми меня с собой!
И, выдержав пронизывающий взгляд, не услышала согласие, а потом смотрела, как Максим подносит к уху телефон и произносит:
— Целестина, у меня трудности, подойди, пожалуйста.
Глава 7. Максим
Максим смотрел на запыхавшуюся Мультяшку, с загнанным блеском глаз, и пытался быстро сориентироваться в происходящем. Накануне, почти ночью, он позвонил Целестине, и та пришла к нему в домик для гостей уже за полночь, когда терпение и разумные доводы заканчивались, осталось лишь желание пустить свою жизнь псу под хвост.
Сказать, что Максима удивили результаты медицинского обследования Мирославы, что они шокировали его — это значит, ничего не сказать. «virgo» и «per rectum».
В университете, где учился Максим, не преподавали латынь, но школьных знаний хватило на то, чтобы понять, что virgo — это дева, девственность, а rectum — ректально. Осмотр ректально
Девственность? Мирослава девственница?
Наследница баснословного состояния, доведшая своими выходками и загулами главу семейства до состояния, когда тот вынужден выдать ту, буквально насильно, замуж за человека, который точно, благодаря штату юристов, не позволит уйти на сторону этому самому состоянию.
— В чём подвох? — прямо заявил Максим, ещё когда Целестина устраивала пальто на плечики.