Мультяшка (СИ) - Романова Наталия. Страница 33

Мира нашла его, лежащего поперёк кровати, завёрнутого в простыню, ещё более бледного.

— Ты бы шла… куда-нибудь, — хрипло проговорил и приоткрыл глаз. — Заразишься.

— Не заражусь, — упрямо покачала головой. — Есть хочешь?

— Спать хочу, мамочка, — криво улыбнулся. — Что за светопреставление ты устроила? Врачей нагнала из-за простых соплей и пары чихов.

— У тебя была температура тридцать девять, это не просто сопли, к тому же, я не знаю, что делать с простыми соплями, а тут температура, вдруг бы ты умер?

— Узнала? — Максим приоткрыл один глаз и посмотрел на Миру.

— Даже записала, — огрызнулась.

— Спасибо, — проговорил и улыбнулся, не так, как на тех фотографиях, вымученно и отстранённо, Мира отлично видела разницу. Теперь видела.

— Не за что, — а что тут скажешь, тем более, Максим заснул. Мгновенно, словно кто-то нажал тумблер и выключил человека.

Мира походила из угла в угол, борясь с желанием бросить всё и уехать, куда глаза глядят. Она даже набирала несколько раз телефон пилота Смирнова Сергея Петровича, но до того, как проходил звонок, сбрасывала. Что-то держало её в этом аквариуме, почему-то считающемся квартирой. Мирославе требовалось время разобраться в этом, а пока она сказала себе, что ей некуда идти, и сама усмехнулась этой мысли, у Миры были почти неограниченные финансы, а ей некуда было идти.

В итоге, прожевав сухой, безвкусный бутерброд, Мира улеглась рядом с Максимом и мгновенно уснула. Может быть, она заразилась злосчастным ОРВИ, а может, просто устала от собственных мыслей и переживаний.

======= 12.06. ========

Проснулась от того, что ей стало тепло, поняла, что Максим проснулся, укрыл её одеялом, подоткнул под голову подушку и обнял. Немного повозилась и снова уснула, проснулась уже одна. В спальне Максима не было, гардины плотно скрывали стену из стекла, было непонятно, утро сейчас или уже день.

Максим сидел за столом, в кухонной зоне, перед ним стояла чашка кофе, уже остывшая. Пальцы одной руки нетерпеливо стучали по натуральному дереву, вторая рука передвигала чашку, как шахматную фигуру по полю, рядом лежал телефон, по громкой связи Мира слышала мужской голос. Из разговора стало понятно, что Максиму придётся лететь в Сан-Диего, несмотря на самочувствие и понятие карантина. Максим перевёл взгляд со стены на Миру и улыбнулся одними губами, улыбка не коснулась глаз. Он быстро свернул разговор, ещё раз внимательно посмотрел на Миру, та почувствовала себя голой, хотя была одета как всегда. Шорты и широкая майка, на ногах цветные носки, волосы собраны в небрежный хвост.

— Ты уверен, что тебе надо лететь? — Мира села напротив.

— Угу, — Максим отпил кофе, поморщился, едва сдержавшись, чтобы не выплюнуть.

— Возьми Машу, — предложила.

— Оу, с чего такой аттракцион либерализма? Куда делать твоя ревность, Мультяшка? — Максим улыбался, но всё казалось настолько неискренним, удушливым, что Мира отвернулась в отвращении.

— Ты болеешь, часовые пояса, перелёт, тебе должен кто-то помогать. Ты говорил, что Анатолий ещё не тянет, бери Машу, она твоя помощница, и она прекрасно справляется со своими обязанностями.

— И не ревнуешь? — ухмыльнулся, как-то горько.

— Не думаю, что стоит ревновать к Маше, — тихо произнесла. — И вообще, ревновать, — добавила.

— Не надо, — странно, но Максим услышал всё, что хотела сказать Мирослава, понял её. — Не надо. Там, — он махнул в сторону стеллажа, где остался лежать злосчастный свадебный альбом, — всё умерло, давно. Прекращай об этом думать.

— Я и не думаю.

— Мультяшка, прекрати!

— Отвали! — Мира резко встала, её покачнуло, будто это у неё была температура, и это она сидела сейчас бледная и с тёмными кругами под глазами. Максим мгновенно перехватил, не дал упасть.

— Что ты хочешь знать?

— Ничего я не хочу знать, это твоё личное дело, у нас фиктивный брак, фиктивные отношения, фиктивная дружба, фиктивное общение, всё фиктивное, и я ничего не хочу знать о тебе и о твоей… жене.

— Моя жена ты, фиктивная или нет, но это ты, — он стоял близко, был горячим, наверняка у него начала подниматься температура, а Мира рисковала заразиться, но ей не хотелось вырываться. — Ты — моя жена.

— Жена? Да мы даже не спим, — пробурчала и отвернулась.

— Это недолго исправить, — он убрал пряди от её лица. — Когда ты этого захочешь, я говорил тебе.

— Я не захочу, — упрямо проговорила и попыталась вырваться.

— Какая ты всё-таки… — Максим закрыл глаза и поднял Миру за талию одной рукой, прижал к себе и двинулся в сторону дивана.

Мира попыталась вырваться, но услышав предупреждение:

— Не копошись, Мультяшка, у меня и без того голова кружится, — замерла, позволила донести себя и усадить на диван.

— На тех фотографиях, что ты нашла, моя первая жена, ты всё верно поняла, — спокойно проговорил Максим.

— Это трудно не понять, — прошептала Мира.

— Мы поженились сразу после института, это казалось правильным, единственно возможным вариантом развития событий.

— Ты любил её, любишь?

— Я любил её, и нет, не люблю, уже нет. Переболел, как вчерашним ОРВИ, какое-то время болела голова, мучила слабость, но самой болезни уже не было, теперь нет и последствий простуды.

— Когда вы развелись?

— Мы не разводились, — Максим замолчал и внимательно посмотрел на Мирославу, той стало душно от оценивающего, цепкого взгляда. — Не успели. Она разбилась. Автокатастрофа. Никто не выжил.

— Ааах, — Мира вздрогнула.

Первым импульсом было прижать к себе Максима, вторым — прижаться самой, третьим — выкинуть всё из головы, не думать и не представлять. Не знать, что той улыбчивой, светловолосой, с веснушками девушки больше нет в живых. Мирослава жила в склепе, среди мёртвых, где не было места живым.

— Она ехала со своим любовником, с одним из любовников. Об этом мало, кто знает, только Маша, — зажмурил глаза. — Алёна, так звали мою жену, настаивала на свадьбе, я не мог отказаться. В её руках был козырь — она была девственницей, и была намерена потерять её только после свадьбы, с мужем, со мной. Так всё и случилось, я был настолько горд, что не видел ничего вокруг. Это льстило и заводило одновременно, я чуть не лопался от гордости, что был первым в жизни своей женщины, так, словно покорил Эверест или забрался на Килиманджаро меньше, чем за сутки. Какой-то кусок слизистой мне казался гарантией счастливой жизни, гарантией верности, честности, взаимной любви. Мне так казалось, но не ей. Прошло совсем мало времени, два месяца, когда Алёне стало любопытно, а потом и необходимо пробовать что-то новое, чаще — новых мужчин. Она долго сдерживала свою сексуальность во имя мифической нравственности, вбиваемой ей с рождения, потом её было не остановить. Один любовник, второй, третий, и так до бесконечности. Гиперсексуальность, хотя в народе этому есть более конкретное и понятное определение. К тому времени, когда я застал её с парочкой любовников прямо в нашей съёмной квартире, во мне уже всё умерло, перемололо на фарш, переварило и выплюнуло. Тогда я даже не кричал, собрал её вещи, какие нашёл, и велел ей убираться из моей жизни навсегда. Через час мне позвонили и пригласили на опознание. Алёна убралась навсегда из моей жизни. Она делала минет своему любовнику, он не справился с управлением. У любовника остались жена и сын…

— Оооо, — Мира не знала, как ей реагировать.

— Всё в прошлом, девочка, — Максим обнял Миру, словно это она рассказала страшную историю своей жизни. — Всё в прошлом, на самом деле. Я даже не сразу вспоминаю, что был когда-то женат, — улыбнулся.

— Поэтому ты так странно отреагировал на… — Мира даже побоялась произнести слово «девственность», — вирго, — проговорила на латыни.

— Отчасти, очень легко провести параллели, — кивнул головой. — Теперь думаю, я ошибся. Ты упрямая, поступающая вопреки всему и вся девчонка, тебе не представился случай лишиться этого раритета лет в четырнадцать, на пьяной вечеринке, и ты решила назло себе отморозить уши и сохранила эту штуку аж до двадцати двух лет, без всякой причины или убеждений. Если тебя спросить — зачем, скорее всего, ты и сама не знаешь. Знаешь? — нагнул голову, Мира отвела взгляд.