Летняя практика - Демина Карина. Страница 25

— Одна уже взяла.

— Маленка? — Очи Любляны полыхнули. — Вот стервь! А обещала…

— Оденься уже.

Арей повернулся спиной и, кинувши летник — боярыня его не взяла — на лавку, вышел. Он успел спуститься с крылечка, вдохнуть горячий воздух — ветер-суховей принес с восхода терпкий травяный запах — и потянуться. Захрустели кости, потянуло спину…

— Помогите! — Тонкий женский крик всколыхнул полуденное марево.

А ведь солнце и вправду высоко поднялось.

Что-то заспался он.

Закружился с сонницей.

— Помогите! — Любляна вылетела на крылечко, сжимая кулачком полы разодранной рубахи. Белые полы разлетались. — Помогите! Кто-нибудь…

Волосы встрепаны.

Губы искусаны в кровь.

Из глаз слезы льются ручьями… и странно, что плачущая боярыня остается красивой.

— Помогите, — всхлипнула она, падая в пыль.

— И чем же тебе помочь, милая? — поинтересовалась Марьяна Ивановна, из малинника выбираясь.

Любляна ручку вытянула, на Арея указывая:

— Он… он… он меня…

И зашлась в рыданиях. Арей же почувствовал себя дураком.

ГЛАВА 10

Облыжная

— Я… — Любляна сидела на лавке, закутавшись в лоскутное старое покрывало. — Я решила зайти… словом перемолвиться… я думала… я верила…

Круглое личико.

Носик востренький.

Бровки светленьки. Кожа что парпор, ажно светится изнутри. И главное, слезы-то ее не портют. Я от, если пореветь вздумается, разом становлюсь страшна, что чудище из бестиарию. Нос пухнет и краснеет, глаза заплывают.

А эта…

Маленка сидит и сестрицу по плечику гладит. Да на Арея глядит так… вот как на насильника глядит.

— Он ведь… а он… — Любляна дрожащею ручкой слезу смахнула.

Егор нахмурился.

И к шабельке потянулся.

— Охолони. — Архип Полуэктович царевичу на плечико рученьку положил, да так, что плечико этое и прогнулось с Егором разом.

— Да как он…

— Вот и мне интересно, как он… — Марьяна Ивановна в уголочке устроилась со своим вязаньем. Спицы скачут, петлю за петлей сотворяя, и так ловко перекидвают, что я ажно и загляделась. — Средь бела дня… людей не побоялся.

И на Арея глянула.

Тот стоит.

Молчит.

Лицом закаменел. Оно и понятно, небось в таком обвинить — девку снасильничать — не косу у соседа попортить.

— Ничего сказать не хочешь? — Марьяна Ивановна клубочек с колена на колено переложила. А шерсть-то крашена в алый, да хитро так, с одной стороны ярко, а с другой — блекленько. Вот и выходит вязание ейное рябеньким…

— Врет она, — процедил Арей сквозь зубы.

И Любляна слезами зашлась.

— Да как ты смеешь! — Зато Маленка молчать не стала. Подскочила и на Арея кинулась, застучала кулачками по евонной груди. — Сволочь! Скотина!

— Цыц! — Архип Полуэктович царевну за шкирку ухватил да поднял, тряхнул легонько. — Значится, будем разбирательство учинять? Обвинение-то серьезное…

И на Любляну глядит. А та только слезы смахнула и кивнула, мол, разбирайтеся.

— Если он и вправду…

— Пусть женится, — сказала Маленка, из-под руки наставника выворачиваясь. — Опозорил сестру, пусть теперь…

— Женится, значит? — Архип Полуэктович этак бровку приподнял, удивление выражаючи. — И вы не против того, чтобы сестру родную в жены насильнику отдать?

— А кому она теперь, опозоренная, нужна? — Маленка села рядышком с Любляной и приобняла. — Не переживай, дорогая… все будет хорошо.

У кого, интересно знать? Я Кирееву руку — придерживал меня, болезный, опасаючись, что сотворю чего неладного, — с плечика-то скинула и к Арею подошла. Взяла за руку.

— Не ведаю, — сказала, на Маленку глядючи, — чего ты с сестрицею задумала, да только Арея обвинять облыжно не позволю.

— Тише, Зославушка. — Марьяна Ивановна спицы собрала да в клубочек воткнула. Этак воткнула, что ажно Архип Полуэктович подскочил и на шажок отодвинулся. — Мы пока никого не обвиняем… мы попытаемся разобраться, что же произошло. Это не так сложно, думаю, будет. Слепок…

— Не получится. — Любляна из складок одеяла руку выпростала, ладошку раскрыла, а в ней камушек блеснул рыбьим желтым глазом. — Он сделал так, что…

— Ничего не делал…

Арей шагнул бы к невестушке, чую, что едва держится, чтоб не полыхнуть. И я за руку вцепилась. А с другого боку Еська стал да Арея приобнял, будто друга дорогого найпервейшего. Кирей ближей пододвинулся.

Егор вот в сторонку отошел.

Илья на сестриц глядит и хмурится, однако же как встал у дверей, так и стоит, шелохнуться боится. И главное, что мнится мне, будто бы были мы вместе, а ныне пусть еще не порознь, но близко к тому.

— Значит, слепки подтерли… — Марьяна Ивановна спицы погладила. — Разумная предосторожность… только, полагаю, они нам без надобности. Скажи, красавица, отчего ты на помощь не звала?

Вспыхнули щеки Любляны.

И побледнели.

— Звала, — ответила за сестрицу Маленка. — Но не дозвалась. Он купол поставил.

— Купол… интересно… вот, погляди, Архипушка, ты намедни жаловался, что студиозус не тот пошел, а выпускникам до нас далече… но вспомню тебя… сумел бы ты полог поставить, да и вовсе чаровать так, чтоб ни одну ниточку охранной сети не задеть?

— Я и сейчас так навряд ли смогу… — Архип Полуэктович на боярынек наших взирал сверху вниз. И ведаю я, что умеет он глядеть, да так, что от этого погляду из шкуры выскочить охота.

Поежилась Любляна.

И Маленка насупилась.

— Вы все заодно!

— За одно, за другое. — Марьяна Ивановна поднялась и огладила передничек белый, поверх летнику нарядного накинутый. — Не в том дело, деточка… пойдем-ка, осмотрим сестрицу твою… она, чай, отбивалась?

Любляна кивнула, но неуверенно.

— И значит, следы остались бы… скажем, покажи-ка, милая, рученьки свои… кожа-то у тебя нежная, белая… такую тронь, и враз синец вскочит… а у меня мазь есть свинцовая, разом снимет… если есть, что снимать.

Любляна в покрывало укуталась.

А ведь чистые у нее рученьки. Я видела. И… и хоть ни на мгновенье не поверила, будто Арей на этакое способный, но все одно легче стало, камень с души упал. Я-то верю, да тут не только я… вона, Егор взгляд переводит от Арея до Любляны, не зная, кому верить.

— Он… он… сделал так, что…

Любляна запнулась, не знаючи, что сказать.

— Значит, вылечил?

— Исцелил…

— Экий он добрый… и прыткий… а главное, талантливый. Архипушка, я ж тебе говорила, недооцениваешь ты молодежь… и сеть тревожную не тронул, и исцелил во мгновение ока… я уж сколько живу, а все одно… нет, можно, конечно, синец за четверть часу свести, но сил на то уйдет немерено.

Марьяна Ивановна головой покачала.

А после спросила:

— Может, хоть кровь осталась?

— К-какая? — Любляна лицом побурела.

— Та, которую девка честная на брачном ложе оставляет… или ее он тоже застирал? Магическим образом? — Марьяна Ивановна не сдержалась, хихикнула. — А простыню и высушил опосля… хозяйственный…

А мне вот вовсе не весело было. Вцепилась, подлюга, в моего жениха да знать не желает, что не мила она ему. Не мытьем, так катаньем своего добивается. Вона, не постыдилась на весь мир опозорить…

— Ничего сказать не хотите? — прогудел Архип Полуэктович, и так недобро, что хоть и была я невиновная кругом, а присела да подумала, что нынешним часом у меня всяко-разных дел имеется, окромя того, чтоб туточки стоять да пустые разговоры слушать.

— Вы все заодно! — вскинулась Маленка. — Моя сестра теперь… как ей жить? Опозоренной. Брошенной.

— Хватит. — Ильюшка от стеночки отлип. — Это вы меня позорите… два дня и две глупые выходки. Я не понимаю, чем вы думали… как вы думали… вы же…

Он рукой махнул и к наставнику повернулся:

— Архип Полуэктович, возможно ли запереть их? В противном случае подозреваю, что все мы здесь увязнем в пустых разбирательствах. Я не представляю, зачем им это надо.

— Силы, дорогой. — Марьяна Ивановна обошла боярынек и, рученьки подняв, тряхнула. — Силы и эмоции… они у тебя до чужих эмоций жадные. Вот Арейка весь извелся, того и гляди полыхнет. Ему-то с этого обвинения радости немного. Егорушка злится… только сам понять не способный, на кого ж он зол. Еська беспокоен. Зослава в косы этой, прости Божиня, невестушке вцепиться готовая. Это живые эмоции. Сладкие. Так, девоньки?