Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 65

Они молча вошли в Ближний лес, направляясь к источнику, расположенному чуть в стороне от реки. Вода в нем была даже в самую сильную жару ледяной – аж зубы ломило – и очень чистой. Лекарка утверждала, что прежде, чем выйти на поверхность и наполнить небольшой резервуар, выложенный камнями, вода эта долго пробивала себе дорогу в груди Матери-Земли, получая от той живительную, добрую силу. Правда это была или нет, никто не знал, но Ёлю всегда виделось, что вода, выпитая из родника, и правда не только утоляла жажду, но и дарила радость и спокойствие.

А раз так – выпить по большому глотку перед серьезным разговором было совершенно необходимым.

– Уф-ф, холоднющая! – Лис утер губы тыльной стороной ладони и тут же, словно чтобы не дать себе времени передумать, выпалил: – Это все моя вина. Чем я только думал, когда такое предлагал! Плохо сделал.

Он коснулся кулаком груди.

Ёль, не ожидавший такого поворота разговора, подумал, что по какой-то неведомой ему причине, вину за происшедшее взять на себя пытаются буквально все. Родительница вот тоже плакала, говорила, что это потому, что родителя у него нету, не у кого ума набираться – будто ее в том вина, что он в Холмы предков ушел...

Или Взывающий. Нашел его через несколько восходов после всего – не встретил, а именно нашел. Специально искал то есть. И тоже – только для того, чтобы повиниться. Ёль вообще-то, пока эмоции бушевали, и сам склонен был обвинить во всем именно Кныша: мол, это же он не остановил, не удержал, не расспросил... Но по зрелом размышлении все же пришел к выводу, что если вина Взывающего тут и была – то уж точно не большая, чем его собственная, – а то, что он их из Леса вывел, и вовсе ее окупало.

Да и Лиса винить тоже не в чем, кроме глупости, и потому Ёль, продемонстрировав открытые ладони, ответил:

– Я тоже вел себя как последний потерянный. Мне не нужно было поддаваться на твои подначки... Просто... Ну, в общем... Не мог я по-другому.

– Это из-за Миру, да? – Черный Лис снял висевший на дереве при источнике ковшик и начал аккуратно наполнять свою колоду, стараясь не встречаться с собеседником взглядом. – Перед ней показаться хотел?

– Тебе какое дело?! – огрызнулся было Ёль, в котором слова собеседника пробудили самые неприятные воспоминания о собственной глупости и несдержанности. Затем, впрочем, злость отступила, и он уже более миролюбиво буркнул: – Ну, может и из-за нее...

Он ожидал какого-то ответа, но Лис лишь молча кивнул, словно подтверждая сказанное самому себе.

– Скажешь кому-нибудь или будешь зубы скалить – их же и повышибаю, – предупредил Ёль.

– Да не скажу. Зачем.

Рыжий подросток некоторое время смотрел, как продолжает понемногу набираться колода, затем неожиданно даже для самого себя спросил:

– Она тебе хороша? Миру.

– Нет.

Ёль даже не усомнился, что короткий, равнодушный ответ был абсолютно правдивым.

– А... Какая-нибудь другая девчонка хороша?

– Не про тебя.

– Э нет! Так не пойдет! – он даже поднялся на ноги, чтобы лучше видеть лицо собеседника, на щеках которого проступил легкий румянец. – Я же тебе про Миру сказал. Теперь и ты должен сказать. Чтоб по-честному.

– Ничего я не должен.

– Лис!..

– Ну что пристал-то?! Ну... Ну, может Яйя... И только попробуй кому сболтнуть!

– Не сболтну. Яйя, она да... Хорошая, – одобрительно хмыкнул Ёль.

– Сам знаю. Давай вон наливай колоду и пошли, что ли...

Свою Черный Лис оттащил в сторону, освобождая место.

Ёль послушно принялся за работу и довольно долго молчал. Затем все же поинтересовался:

– Слушай... Вот никогда не задумывался, но... А у тебя имя-то нормальное есть? Не могла ж тебя родительница Черным Лисом назвать.

– Тебе-то что?

– Ну так... Раз мы теперь знаем, кому из нас кто хорош – так можно и имя сказать.

Черный Лис фыркнул, видимо, не посчитав этот довод достаточно убедительным, но через некоторое время, когда колода Ёля уже почти наполнилась, ответил:

– Скажу, если кое-что пообещаешь.

– Что?

– Ты это... Больше баек всяких дурацких про духов не рассказывай. Лучше как тогда, у Белой границы, когда ты про союзы ясным делал. Это и по делу, и интересно, и здорово у тебя выходит. Темное сразу ясным делается. А то мне в этом клятом лесу все твои побасенки разом припомнились, чуть сердце не лопнуло.

– И мне тоже, – Ёль несмело улыбнулся. – И самое гадство – ведь знаю же, что я сам же это и выдумал – а все равно жутко. Хотя там и без баек было... – он замялся, так и не найдя нужного слова, а затем решительно продолжил. – Обещаю. Больше никаких баек.

– Ладно, – Лис помолчал, затем, видимо, решившись это озвучить, произнес: – Знаешь, там, в том лесу... В какой-то момент я даже подумал, что и Взывающий нас оттуда не выведет. Интересно, как он нас нашел? И как вообще узнал, где мы?

Ёль задумчиво пожал плечами. Когда Кныш его нашел, чтобы повиниться, он, не удержавшись, спросил его о том же. И тут же получил в ответ такой же непроницаемый взгляд, какой был у него самого, когда он пытался отвадить не в меру любопытных приятелей. Ёль знал по собственному опыту, что за ним скрывается. Страх. Настолько сильный, почти запредельный, что от одного воспоминания о нем становится худо. А если уж у Взывающего сердце дрожало от того, что случилось в Лесу – значит, все и вправду могло закончиться плохо – так плохо, что об этом тоже лучше не думать...

– Эйн, – голос Черного Лиса вернул его к реальности.

– Что?

– Ты спрашивал, как меня зовут. Эйн.

– А... Ага.

Ёль помедлил мгновение, а затем решительно протянул вперед руку ладонью вверх.

– Будем знакомы... Эйн, – с добродушной усмешкой сказал он, чувствуя как ладонь бывшего недруга накрыла его собственную.

– Будем знакомы, Ёль.

Они возвращались в селище, и колоды, полные воды, уже не казались им такими тяжелыми...

====== Глава 20 ======

Вкусный дух наваристой мясной похлебки, идущий от Общего костра, приятно щекотал ноздри и настраивал на безмятежный, немного ленивый, благодушный лад. Шох, хоть с ужином уже давно покончил, поддавшись этому настрою, продолжал сидеть чуть в стороне от огня, глядя, как догорает багровым ложе Лучезарной.

Лето выдалось практически идеальным. Жаркие солнечные восходы сменялись теплыми проливными дождями, дарившими всему, растущему на Матери-Земле, живительную влагу. Затем Лучезарная снова начинала трудиться, от души рассылая своих посланцев, – и все живое наслаждалось этими щедрыми неожиданными дарами. Растения – травы, кустарники, деревья, – цвели и плодоносили во всю силу, словно едва дождавшись, пока зима выпустит их из своих морозных объятий. Лесная живность на такой благодати отъелась, завела потомство, которое уже подрастало, так, что теперь охота была не тяжелой повинностью, отсрочкой перед голодной смертью, – а скорее забавой, где можно было разгуляться, показать свою удаль, да при этом еще попривередничать – вот этого оленя хочу, или вон того – еще пожирнее?.. Вообще-то Шох такого легкомыслия не одобрял и по мере сил старался пресекать его в охотниках, ходивших на промысел под его началом, – но в то же время ему было ясно, что после гибельной зимы потребность немного расслабиться и ощутить хоть какую-то радость в соплеменниках, да и в нем самом, была абсолютно непреодолимой.

Легкие шаги за спиной заставили его улыбнуться: он узнавал их среди всего Рода, а надо было бы – узнал бы и среди всех обитателей мира смертных или бессмертных. И потому, когда две шаловливые ладони закрыли ему глаза, он лишь сделал вид, что не узнает их обладательницу, которая, повинуясь тем же их общим негласным правилам этой небольшой игры, наградила его еще и поцелуем – чтоб уж наверняка.

– С девочками была? – спросил он, когда та, что была ему хороша, уютно устроилась под боком.

– Ага! – глаза Анхэ блестели энтузиазмом. – Грибы перебирали и сушиться развешивали. Знаешь их сколько!.. – она широко развела руки, видимо, желая показать объем работы. – А завтра снова пойдем! Насушим, будем зимой похлебку варить! А скоро и орехи созреют!..