Видок. Чужая боль - Шаргородский Григорий Константинович. Страница 11

Поездка до дома, в котором квартировала жертва, заняла минут двадцать и прошла в полном молчании. Теперь уже по причине слабого знакомства пассажиров.

То, что от квартирной хозяйки убиенной девушки толку будет мало, стало понятно сразу. Старая, можно сказать древняя, бабулька стояла у калитки и горько плакала.

– Федосеевна, что стряслось? – тут же подскочил к женщине околоточный.

– Воняет!

– Что воняет? – опешил полицейский.

– Все воняет! – запричитала старушка.

Осознав, что внятного ответа ждать бессмысленно, мы вошли во двор. Сразу стала понятна причина воплей бабульки. Из окон маленького, но опрятного домика несло такой вонью, что слезились глаза.

Околоточный забежал в дом, но тут же выскочил обратно.

– Ничего не понимаю, – прочихавшись, сказал он. – Стены изгвазданы какой-то смрадной дрянью, да так, что дышать невозможно.

Внезапно в моей голове всплыло одно место из конспектов Игната.

– Кажется, я понимаю.

– Что именно? – насторожился мой начальник.

– У нас в училище рассказывали о подобных случаях как о защите от видоков.

– И как это работает?

– Очень просто. В такой вони я не смогу сконцентрироваться и ничего не увижу.

– И кто же у нас такой умный? – спросил почему-то у околоточного Дмитрий Иванович и, закономерно увидев в ответ недоумение, хмыкнул. – Неприятно.

Не то слово. После вида лежавшей в кустах красивой девушки у меня буквально чесались руки достать ее убийцу, а тут такая засада.

– Может, попробуете? – спросил следователь. – Хотя бы с подоконника.

Мне ничего не оставалось, как сделать очень сомнительную попытку применить свой дар. В комнату я заходить не стал и по совету следователя полез в окно со двора, благо подоконник находился всего лишь на уровне груди. То, что попытка бессмысленна, стало понятно еще на подходе. Даже сквозь открытое окно тянуло все той же вонью, которую мне и сравнить не с чем. Сразу начали слезиться глаза.

На всякий случай я закрыл окно и попробовал сконцентрироваться – бесполезно. А время уходило. Не факт, что к исходу суток после убийства вонь ослабнет. Что-то мне подсказывало, что это не обычная парфюмерия, а что-то связанное с алхимией.

Я постарался найти хоть какой-то выход, перебирая варианты из моего мира. В голову почему-то постоянно лез образ водолаза, сначала показавшийся мне абсолютно неуместным.

А почему бы и нет…

– Дмитрий Иванович, – обратился я к начальнику, – а как у нас в городе гасят пожары?

– Как и везде, с помощью пожарного экипажа, – ответил следователь и подозрительно прищурился. – К чему вы это?

– Можно ли вызвать сюда доблестных борцов с огненной стихией?

По приказу следователя один из казаков умчался вдаль по улице, а мне пришлось подробно объяснять свою задумку начальству.

Сначала Бренников недоверчиво хмыкнул, затем начал слушать более заинтересованно.

– А ведь может сработать, ваше благородие, – непонятно к кому из нас обратился околоточный.

– Попробовать точно не помешает, – согласился следователь.

Пожарный экипаж меня особо не впечатлил – большая дубовая бочка на двуконной телеге и распложенный за бочкой поршневой насос с длинными рычажными рукоятями.

– А ваш насос может качать воздух? – с ходу уточнил я у практически классического пожарного с пышными усами и в ярко сверкающем на солнце медном шлеме.

– Пошто качать воздух? – удивился усач.

– Так может или нет? – вмешался Бренников в ушедший не туда разговор.

Это моментально отрезвило усача, и он вытянулся в струнку.

– Так точно, ваше благородие. Выдернем из бочки трубу и будет качать что угодно, хоть воздух, хоть дым из самовара.

– И еще мне нужно будет подпортить ваше имущество, – предупредил я.

– Пошто?

– Да хватить поштокать, – не выдержал Дмитрий Иванович и приказал уже мне: – Портите все, что нужно. Я договорюсь с начальником пожарной части.

Получив разрешение, хоть и с неожиданной стороны, я взялся за дело. По моей просьбе усатый дядька размотал пожарный рукав. Тот представлял собой пока сплюснутую и латаную-перелатаную кожаную кишку, так что от моей порчи пострадает не так уж сильно.

Держа в руках медный брандспойт, я начал оглядываться, выискивая, чем бы отрезать его от рукава. Глава казачьей троицы явно имел какой-то скрытый дар телепата, потому что тут же помог мне, причем самым радикальным способом. Вот огромная туша спокойно стоит, а вот уже скользнула вперед. В воздухе свистнула выхваченная из ножен шашка и, мелькнув прямо перед моим носом, перерубила кожаный рукав. Шланг упал к моим ногам, а в руках остался лишь медный брандспойт.

Конечно, хотелось выматериться, но я лишь благодарно кивнул, а затем с самым невинным видом спросил:

– А можете подержать шашку лезвием вверх – мне нужно сделать надрез?

Казак игры не принял и, что-то невольно проворчав, вернул шашку в ножны. После этого извлек кинжал и сунул мне его рукоятью вперед.

– Благодарю, – сказал я и принял в руки нож.

Затем поднял конец отрубленного рукава и, наступив на его продолжение ногой, сделал надрез практически у самого среза.

По моей просьбе пожарные начали работать рычагами, а я приложил срез руками к лицу. Воздух пытался проникнуть в меня и надуть как Пятачка, но бессильно утекал в разрез. Мне же удавалось относительно нормально дышать.

Ну что же, попробуем.

Напялив на глаза гогглы, я поглубже вдохнул и полез в окно. Присел прямо у подоконника и, уткнувшись лицом в срез рукава, постарался сосредоточиться. Вонь по-прежнему доставала, но намного меньше.

Только теперь у меня появилась возможность нормально дышать и осмотреться неслезящимися глазами. Сразу стали заметны зеленые пятна на стенах. Кто-то явно разбрызгал таинственную жидкость из бутылки, делая это широкими взмахами. В остальном в комнате все было в порядке. Следов борьбы не видно, если не считать скомканной постели на широкой кровати.

Наверное, там…

Мысль не успела оформиться в моей голове, как вдруг отозвались татуировки на коже, и комната изменилась. Исчезли зеленые пятна, а возле кровати появилась девушка. Я узнал и ее, и ночнушку, в которую был одет труп на лесной поляне.

Чем дольше я смотрел на девушку, тем больше мне казалось, что я ее давно знаю или много о ней слышал. Странное чувство, особенно при данных обстоятельствах. Такое впечатление, словно мне удалось заглянуть за туманную шторку, скрывающую тайны человека от окружающих. Откуда пришло это знание, совершенно непонятно, но сомнений в его достоверности почему-то не было.

Она любила шоколад и танцы. Любила петь, но делала это только наедине с собой, стесняясь своего голоса…

Мне уже никогда не услышать ее пения…

Непрошеная мысль мелькнула в голове, вызвав чувство боли за эту девушку.

Любаша, так ее звала мама в моменты особой нежности, а Любкой Заразой кликала, когда натыкалась на последствия девичьих шалостей. Она стремилась к знаниям и при этом хотела сказочной любви. Озорная, веселая и очень добрая…

Рассматривая девушку и впитывая в себя знания о ней, я не заметил, как в комнате появился мужчина. Любаша сорвалась с места и повисла на его шее.

По мне шибануло эмоциями – диким коктейлем, в котором слились диаметрально противоположные чувства. С одной стороны, светлая радость и нежность, а с другой – похоть и звериная страсть.

Попытка начать близость с обнимашек и поцелуев была тут же прервана и переведена в жесткий режим. Почти не раздеваясь, грубо и стремительно мужик завалил девчушку на кровать.

Обида в девушке начала перерастать в страх, но все же не очень сильный. Она явно знала, что именно сейчас произойдет. И хоть не любила таких порывов своего партнера, но все же готова была прощать суженому все что угодно.

Ну прямо вырезка из одного совершенно дурного фильма о жирнющих тараканах разных оттенков серого цвета в отдельно взятой женской голове.

Огромные руки мужика сомкнулись на тоненькой шее, сдавливая ее в зверином наслаждении.