Между Призраком и Зверем - Сурикова Марьяна. Страница 15

Ладони широкие, чуточку шершавые гладили ноющую грудь, живот и бедра, тонкие щетинки волос покалывали, оставляя красный след на шее, ключицах и плечах, а губы накрывали губы, уверенно, без сомнений, заглушая полупротест, полумольбу: «Не могу».

– Не могу больше! – задыхаясь, выкрикнула в остропряную темноту цвета шоколада и открыла глаза.

Комната, просторная и светлая, а вокруг кажущаяся пустота. Кажущаяся, потому что мебель была закрыта белыми чехлами, и, кроме белого, вокруг оказалось слишком мало красок. Обои, когда-то желтые или золотистые, выцвели, даже паркет на полу поблек и был темнее окружающей белизны лишь на несколько тонов.

В раскрытое окно врывался легкий ветерок, проносился по поверхностям чехлов, разносил в воздухе запах пыли. Он шел от пола, от покрытого серым слоем паркета, зато чехлы оставались нетронуто снежными и чистыми.

Я задумалась, отчего так получалось, но мысли еще не успели выпутаться из тонкой сети сновидения и, прижав ладони к щекам, ощутила жар кожи, тот жар, что мне привиделся.

Рядом не было никого, на широкой кровати примятой осталась лишь моя сторона, а на белом чехле не виднелось следов чужого присутствия. Дотронулась до белоснежной поверхности, она скрипела под пальцами, и это оказался не шелк.

Я прошла до двери и повернула ручку, открыла, прислушалась. В пустом доме царила тишина и все та же кажущаяся пустота. Свет гулял по коридору, свободно проникая сквозь окна, столь же чистые, как и чехлы на мебели.

Звук, донесшийся откуда-то снизу, словно сдвинули или уронили что-то тяжелое, унял забившееся быстрее сердце.

– Кериас, – позвала, добежав до лестничной площадки и свесившись через перила.

Внизу были открыты двери, не входные, а другие, ведущие в белоснежное пространство иной комнаты.

Я сбежала по ступенькам, начиная ощущать себя неуютно в этой пустоте, и ворвалась в столовую, чтобы, резко затормозив, чуть не сбить стоявший у длинного стола стул.

Дознаватель, устроившийся по ту сторону, удивленно поднял голову и, оглядев меня, с интересом спросил:

– За тобой гнался Призрак?

– Нет, – я вздохнула с облегчением и быстро села на стул, рассматривая, что Зверь держал в руках. Гербовые листы и документы, и даже ни намека на закуски или иную пищу. Ведь не собирался он есть бумаги на завтрак?

– Еду скоро доставят, – ответил на невысказанный вопрос дознаватель и продолжил просматривать листы.

– Так от кого ты бежала, куколка? – уточнил он несколько минут спустя, отложив бумаги, пока я тихо сидела и осматривалась кругом.

– Я ни от кого… – замялась, не зная, как продолжить, – от чего, – выдала растерянно.

– Ты бежала «от чего»?

Я кивнула, не зная, каким образом объяснить собственный испуг и эту резкую смену эмоций от плавящего жара к белой пустоте.

– Просто сон, – провела рукой по лбу, ощутив на нем испарину, – сон.

Думала, ему достаточно будет и этого. Выглядел Кериас слишком невозмутимо и равнодушно для человека, заинтересованного в моих объяснениях, но он все же спросил:

– Страшный сон?

Рассудив, будто решил, что я видела Призрака, качнула головой и пояснила:

– Жаркий.

Темные брови изогнулись, а уголки губ приподнялись в усмешке. Он не стал повторять слово, которое я умудрилась подобрать для описания более чем странного сновидения, а как-то понимающе качнул головой. Настолько понимающе, что испытанные во время пробуждения подозрения всколыхнулись вновь.

– Вы знаете, что мне снилось?

– Могу догадаться.

– Как это можете? – я подалась вперед, прижав к гладкой поверхности белого стола сжатые ладони и пристально, требовательно посмотрела на дознавателя.

Его же взгляд невозмутимо прогулялся по моему лицу, спустился ниже, задержался в области декольте, и я тут же сменила позу, осознав, как выгодно подчеркнула все и без того подчеркнутые платьем мадам округлости.

– Я тоже отдыхал, – пояснил дознаватель, видимо полагая, что этого достаточно.

Пожав плечами, собралась слушать дальше и вновь поймала его усмешку, а Зверь продолжил:

– Чем плохи магические накопители? Тем, что могут транслировать магию, даже когда не управляешь ими. Чаще всего, когда носитель открыт, не ставит барьеры и испытывает довольно сильные эмоции.

– довольно сильные для чего? – я нахмурила брови, пристально разглядывая широкий золотой браслет.

Сейчас Зверь тоже был без куртки, и я не решалась отвести взгляд от его руки, чтобы ненароком не сконцентрироваться на том, чем восхищались девочки мадам Амели. Обсуждаемая тема сама по себе оказалась довольно щекотливой.

– Для трансляции. Иногда браслет передает интенсивные желания тому, кто находится рядом и точно так же открыт, чтобы эту передачу принять.

Умно, сложно, и не до конца понятно человеку, не знакомому с принципом работы накопителей, но общий смысл я уяснила, а осознав до конца, смутилась.

– Вы…, - покраснела и замешкалась с вопросом.

– Хочу тебя?

Покраснела сильнее.

– Бесспорно.

Я схватилась за край стола и пожалела, что на нем не стоял хотя бы стакан с водой. С очень холодной ключевой водой.

– Желания преходящи, куколка, – сам Кериас нисколько не смутился, говорил ровным тоном, но чуточку насмешливо, – от них накаляется воздух и трескается кожа на пересохших губах, но глоток отрезвляющей воды и вот…

– Что вот? – взгляд совсем отяжелел и теперь уже сам не поднимался выше золотого обруча, охватывавшего мужское запястье.

– Они испарились, как облачко пара. Сегодня есть, завтра нет. Навязчивы только идеи. Например, идея поймать того, кто неуловим.

– Послушайте, – я тряхнула головой, но мысли прояснялись очень неохотно, – зовите лучше Мышкой, вам же не нравятся куколки.

– Разве? – смех в его голосе прозвучал достаточно отчетливо, – мужчина способен возражать против излишней красоты?

– Не знаю, – теперь я отважилась посмотреть ему в глаза, поймала их насмешливое выражение и перестала смущаться.

Почему решила, что не нравится? Вероятно, по тому, как неуловимо кривились его губы, словно в презрительной издевке, произнося это прозвище чуть не по слогам. Единственный признак, который и признаком считать не стоит.

– Лучше Мышкой, – вздохнула снова.

– Что же ты не спрашиваешь, Мышка? – весело поинтересовался он, не отпуская моего взгляда.

– Чего?

– Почему не нравятся.

– Я подумала, вы знали кого-то…, - сказала и замолчала, почувствовав, что попала в точку.

– Я имею информацию обо всех, – отрезал Кериас и продолжил уже более ровно, – работа, Мышка; фавориток императора приходится проверять… И знал одну, – закончил неожиданно.

Он умел так: построит конец фразы и, кажется, все ясно, но вдруг точка в последнем предложении вызывает еще больше желания получить ответ на тот же самый вопрос.

– Одну? – уточнила, но не стала спрашивать был ли он чересчур лично с ней знаком, с той одной.

– Да. Была только одна, – он опять усмехнулся, – с чистым глубоким взглядом. Была и нет.

– Что? – такой концовки я вновь не ожидала. Просто не подходили его фразы выражению, с которым произносились. Ни горечи, ни даже сожаления.

Вдруг вспомнились разом его резкие слова и странное поведение, заявления и поступки, повергающие в шок окружающих, стремительные жесты, короткие отрывистые фразы и то, что въелось в кровь не хуже собственных привычек, будь то манера поведения или разговора. Насколько все это настоящее? Может, подделка? Заслон против чего-то? Чего-то равнодушного, черствого, такого, что говорит со спокойствием в голосе: «Была и нет». Или у меня просто разыгралось воображение, у библиотекарей ведь богатое воображение.

– Наш завтрак, Мышка, – повторил Кериас то, что я не расслышала в первый раз, – пойдешь открывать на правах хозяйки?

– Вы их нарочно транслировали? – почему бы не воспользоваться его манерой общения? Ему-то удается сбивать меня с толку неожиданной сменой темы, а я вот выбрала вернуться к предыдущей.