Между Призраком и Зверем - Сурикова Марьяна. Страница 49

Он когда-то решился отдать все силы на борьбу за справедливость, но рядом не было того, кто искренне захотел бы спасти самого Вернона. Грани словно объясняли мне, что энергия равновесия всегда требует что-то взамен, и спрашивали, готова ли я отдать это что-то. В голове сложилась ритуальная фраза: «Когда невинная кровь омоет клинок, когда пройдешь ритуал до конца и не побоишься доказать, что достойна, не сделаешь попытки обманом получить награду и осквернить соглашение, тогда приобретешь все, заслуженное по праву». И весь обряд предстал перед глазами столь отчетливо, что я уже знала каждую деталь, и на новый вопрос: «Ты готова?», – ответила, не колеблясь: «Да».

Странный скрежещущий звук поколебал спокойную тишину, радужные стены осыпались светящимися осколками, словно их разрушили извне, а меня выдернуло в родную реальность, где я, задыхаясь, повалилась на лавку.

Перед потемневшим взором предстало бледное лицо Призрака, чьи синие глаза горели нереально ярко.

Я ощутила стальную хватку на своих плечах, до слуха, с трудом улавливавшего иные звуки, кроме нарастающего гула в ушах, донеслось: «Зачем?».

И прежде чем я окончательно лишилась сознания, успела ответить: «Спасти тебя».

Сны пришли на смену беспамятству, наполняя тело целебной силой, восстанавливая утраченную энергию, отданную в ответ на вопросы. Хорошо, что во сне невозможно логически рассуждать или обдумывать последствия собственных поступков, иначе отдохнуть попросту не получилось бы.

Когда открыла глаза, в первый момент удивилась окружающему интерьеру, пока не сообразила, что это та самая башня, куда Вернон однажды переносил меня. Сам мужчина обнаружился неподалеку. Он застыл у окна, а ледяная скованность его фигуры не нарушалась ни единым движением. Первые минуты я просто смотрела на него, но не дождавшись даже намека на какую-то реакцию, медленно села на постели и прислонилась спиной к стене.

– Ты не желаешь освобождаться от своей обязанности? Тебе и правда достаточно такой странной жизни? Получать силы от граней, отдавать им взамен всю человеческую энергию, и тем самым существовать без сна, без еды, без… чувств?

– Когда мне было безразлично, – Призрак не повернул головы, но хотя бы отвечал, – я мог сохранять равновесие.

Я осторожно поднялась с кровати, ощущая небольшую слабость, но все же дошла до Вернона и остановилась рядом, внимательно прислушиваясь к его словам.

– С людскими чувствами невозможно служить палачом граней и без колебаний наказывать виновных, лишая их возможности и дальше совершать преступления. Если смотреть на такого человека по эту сторону радужных стен, то весь его облик – густая и беспросветная темнота, без толики света. Если же разглядывать обычных людей – в них смешиваются тьма и свет, а если наблюдать за такими, как ты, – он особенно выделил последнее слово и обвел рукой мой силуэт, – то это как следить за золотистым солнечным сиянием. Свет, легкая тень и снова свет. Он сияет даже в твоих глазах. И вот такие, как ты, не должны погибать.

– Почему же я погибну? Я видела ритуал, он не предполагает убийства. Клинок получит мою кровь, и ты освободишься. Или все же не хочешь?

Теперь мужчина полностью развернулся ко мне, и голос звучал по-прежнему ровно, но выражение лица больше не походило на маску.

– Когда влияние граней слабеет, я ощущаю отголоски эмоций, не глубокие яркие порывы, но в том состоянии, когда перестал чувствовать, даже они кажутся сильными.

Он коснулся моей руки, провел до запястья.

– Даже прикосновения я ощущаю. И это приятно. Приятно прикасаться, чувствовать тепло, слышать и видеть тебя рядом. Разговаривать или наблюдать. Испытывать удовольствие от понимания, что больше не боишься меня. Мы похожи, потому ты так свободно чувствуешь себя в гранях. Их энергия проникает в тебя, меняет.

Его ладонь взлетела вверх, а пальцы сомкнулись вокруг радужной капли амулета, шнурок натянулся, впиваясь в кожу.

– Но я готов был закрыть их для тебя.

– Что? – мерное звучание его голоса гипнотизировало, но резкие нотки последней фразы встряхнули и заставили схватиться ладонями за его руку, натягивающую короткий шнурок.

– Закрыть! Забрать свой подарок.

– Зачем? – захотелось отклониться, но сжавшаяся вокруг кожаной полоски рука не пустила, а, напротив, заставила качнуться ему навстречу.

– Чтобы они не нашли тебя.

– Вернон! – шнурок слишком туго обхватил горло и, услышав мой вскрик, Призрак тут же разжал ладонь.

– Я пытался сорвать его, пока ты спала, – просто сказал он, – не вышло. Камень чувствует и не позволяет себя снять. Теперь, пока не исполнится ваше соглашение, грани не отпустят. И мне придется перенести тебя в старую часовню и вложить в руки нож, а потом наблюдать за тем, чтобы ничто не мешало ритуалу.

Миг, и нож, о котором он говорил, появился в его ладони.

– Ты будешь лежать на старом алтаре, сама приставишь к груди острое лезвие, – кончик кинжала едва-едва коснулся кожи в неглубоком квадратном вырезе платья, – и в этот миг грани вернут тебе все, что забрали. Человеческие чувства, эмоции, страхи. И ты задашься вопросом, а правда ли так невинна, что можешь безнаказанно предложить свою кровь кинжалу, не совершила ли в прошлом чего-то, о чем позабыла. Сомнения, – его голос звучал все глуше, а острый кончик невесомо рисовал круг за кругом, – они будут нарастать, а твоей рукой станут управлять грани. И вот если хотя бы на миг испугаешься, что недостойна, что обманула и не готова умирать ради чужого спасения, – кинжал вдруг надавил сильнее, а я стояла, не шевелясь, – твоя рука сама пронзит грудь, и ты умрешь.

Он резко убрал нож и отвернулся.

– Умрешь, и я буду это видеть.

Нож замерцал и исчез, а пальцы мужчины сжались в кулак. Я приподнялась на цыпочки, легонько коснулась руками широких плеч, сперва несмело, но, не ощутив протеста, сильнее провела ладонями по напряженной спине и обняла Вернона. Скрестила ладони на мужской груди и прижалась щекой к ткани белоснежного костюма.

– Все может получиться. И тогда ты снова будешь жить. Ведь это так замечательно – чувствовать. Если хочешь, я покажу тебе много – много интересных, по-настоящему красивых мест, которые помню еще с детства. Можно нырнуть с головой в теплое озеро или босиком пройтись по мягкой траве, можно полежать среди цветов, вдыхая их аромат, и слушать ветер, смотреть на небо и меняющие форму облака. Можно даже просто молчать или рассказывать друг другу истории. Хотя, нас разделяет столько лет, – я вздохнула и невесело улыбнулась, – ты успел увидеть намного больше меня. Не будь граней, я бы даже не знала, что ты жил на этом свете. Расскажешь обо всем интересном, чему был свидетелем?

Он промолчал, потом разжал мои ладони и обернулся.

– Я бы хотел, Миланта, провести с тобой все время, что у меня есть, но его осталось слишком мало. Грани позовут, и придется ответить.

И неожиданно обхватил мою голову ладонями и склонился ниже. Легко прикоснулся холодными губами в поцелуе, невинном и чистом, призванном оставить лишь светлую память, но я ответила. Потянулась навстречу, разрушая его холод теплом своего дыхания, понимая, что, возможно, отвечаю в первый и последний раз. Погрузилась в ровное мерцание тихой радости, чувствуя, как скользят по моим плечам его руки и прижимают крепко к скованной ледяными путами груди. Я ощущала биение его сердце и знала, что оно отчаянно стремится снова жить и снова чувствовать.

И почему я так бездарно тратила время прежде? Столько драгоценных минут потеряла, которые могла бы провести с Верноном, вот как сейчас: садя на краю кровати, держась за руки и разговаривая с ним, а не тратя секунды своей жизни на обычную суету.

Никогда ещё прежде не дорожила я несмелыми бережными прикосновениями и каждым взглядом, не понимала ценности времени, проведенного рядом с другим человеком. Не измени грани моих ощущений, и призналась бы себе, что влюбилась, но измерять чувства обычными человеческими мерками, здесь, под влиянием холодных чар, я не могла. Зато признавала, что встретила в своей жизни невероятного мужчину с душой, столь созвучной моей. И ощущение спокойного счастья ценила сейчас намного больше обжигающего пламени чувств, испытанного прежде, с другим человеком.