Между Призраком и Зверем - Сурикова Марьяна. Страница 65

Отец просил хорошенько взвесить пришедшее на ум решение, перед тем как приступить к действиям. И в течение последующей недели я добросовестно проводила разведку нынешнего положения дел. Результат не радовал – во дворец оказалось невозможно попасть. Ни просителей, ни посланников княжеств, ни торговцев – никого не впускали за массивные ворота императорской резиденции. Даже подъемный мост не опускался с тех пор, как Кериас с процессией магов проехали по нему в день возвращения наследника.

Все это донельзя нервировало жителей столицы, а о том, что творилось в деревнях и малых городах, я даже затруднялась сказать. Император вернулся, чтобы исчезнуть из поля зрения. Поговаривали, будто это маги устроили иллюзорное шоу, и брат Ириадена вовсе не выжил, а погиб, как и его кузен. Утверждали, будто только в одном случае запертые в городе магов волшебники могли выйти наружу – если не осталось живых наследников крови хранителей врат. Ходили даже разговоры о штурме дворца, чтобы маги не успели напасть первыми на ни в чем не повинных жителей. Волнения, немного поутихшие с момента триумфального заезда свиты с черноволосым всадником во главе, вновь набирали силу. Я начинала всерьез опасаться, что Кериас действительно был фальшивкой, а не живым человеком. Но отчего тогда маги бездействовали, зачем проникли во дворец, а теперь молча и безвылазно сидели внутри? Что-то искали?

Ответ на вопросы был получен на девятый день, когда всеобщая нервозность достигла апогея. Мы увидели императора.

Я выбралась в город, чтобы как обычно направиться ко дворцу и потолкаться возле ворот, наблюдая за ситуацией и слушая разговоры, но смогла уйти не дальше придворцовой площади, как среди людей вдруг началось грандиозное волнение. Все засуетились вокруг, а потом стали стремительно формировать некое подобие живого коридора. Над нашими головами прогремела торжественная музыка, и распахнулись двери главного храма, располагавшегося напротив дворца, с другой стороны площади. Порыв ветра всколыхнул яркие стяги над каменным крыльцом, а я только сейчас сообразила, что подобные знамена символизировали принятие власти.

Выходит, не предавая огласке время коронации, наш император, следуя традициям, провел в одиночестве ночь у алтаря, а едва первые лучи солнца проникли в храм, сам первосвященник вышел к нему и осенил своим благословением, а после возложил на голову Кериаса венец.

Ступени храма устлала алая ковровая дорожка, которая разворачивалась и разворачивалась на глазах изумленных зрителей, удлиняясь совершенно непостижимым образом, пока не достигла опущенного подъемного моста. При новом торжественном рокоте медных труб на крыльцо вышел первосвященник, развел в стороны ладони, словно стремился объять необъятную площадь и весь народ на ней, и в тишине, наступившей после торжественного вступления, громогласно прокричал:

– Да здравствует император!

Низко поклонившись, он отступил в сторону и замер, а из распахнутых дверей вышел высокий мужчина в богатой белоснежной мантии, отороченной мехом и усеянной драгоценным жемчугом. На его черных волосах с белоснежной прядью в лучах взошедшего солнца сверкал золотой императорский венец. Мужчина приветственно вскинул вверх руки, и толпа восторженно выдохнула, повинуясь пронзительности этого редчайшего зрелища.

– Да здравствует император! – проскандировали люди вокруг меня и закричали от радости, выкрикивая пожелания здоровья и процветания новому правителю империи, а к Кериасу уже подвели вороного коня с роскошной увитой жемчужными лентами гривой.

Император устроился в богато расшитом золотом седле, и когда он проезжал мимо, люди склонялись в поклонах, а взгляд владыки скользил над толпой. На губах застыла легкая отстраненно-величественная улыбка, и конь важно вышагивал по алой дорожке до самых ворот.

Я смотрела со смешанным чувством тоски, радости и боли. Это был он – Кериас. Мне был знаком наклон головы и небрежный взмах руки, когда он сам садился в седло, отослав намеревавшихся помочь прислужников. Я узнала ровную посадку, пока император ехал один, без охраны, минуя впечатленных подданных, а красивая холодная улыбка напомнила о другом человеке.

Когда он проезжал мимо, всего в нескольких шагах от меня, скрытой спинами стоявших впереди людей, я тоже поклонилась, как и все. Невозможно было не впечатлиться величием момента и не выразить преклонение перед силой нового владыки. Она разливалась в воздухе, как золотистое солнечное сияние, и зажигала восторг в глазах людей, вселяла в их сердца надежду на лучшую жизнь. Конечно, меня он не заметил в такой толпе, да и не мог заметить.

Я наблюдала за величавым всадником, пока он не приблизился к самым воротам, а потом произошло нечто, заставившее сердце испуганно замереть.

Прогремел выстрел. Оглушительный и неожиданный, а его эхом стал панический крик толпы. Кто-то, спрятавшийся за спинами людей, осмелился выстрелить в нового императора. Маги, стоявшие на всем протяжении дорожки и сдерживавшие толпу, даже не успели отреагировать, вообще никто не успел, кроме одного человека. Император скрестил на груди руки так стремительно, молниеносно, что его движение вышло смазанным и нечетким, а потом он вытянул вверх ладонь со сверкающей на ней пулей.

У меня мир качнулся перед глазами, пока до сознания доходило, что Кериаса пытались убить прямо среди охваченных радостным ликованием подданных. Кто-то осмелился покуситься на жизнь нового владыки. Несмотря на принятые меры, убийца узнал о дате коронации и пробрался на площадь. А в следующий момент император вскинул и вторую руку, и раздался крик. Чье-то тело выдернуло из толпы и вознесло над головами шокированных зрителей, завертело волчком и распяло в воздухе, позволяя всем в подробностях рассмотреть исказившееся болью лицо преступника, который умудрился забыть, что наш новый император прежде стоял во главе всего имперского сыска.

Дело решилось за несколько минут. Прилюдная казнь выглядела ещё суровей обычных методов расправы над государственными преступниками. Огласившаяся истошным криком площадь застыла, наблюдая, как ломается в воздухе человеческое тело, а потом безжизненно падает на алую ковровую дорожку позади невредимого императора. Опустив руки и ухватив побелевшими пальцами повод, наш новый владыка, не оборачиваясь, спокойно продолжил свой путь, а копыта вороного коня процокали по деревянному настилу моста. Алая лента медленно растаяла в воздухе, и маги стройно, друг за другом, устремились за правителем, подхватив по пути останки убийцы. Все скрылись во дворце, ворота захлопнулись, а мост со скрипом поднялся.

Над замершей онемевшей толпой раздался слабый вскрик, который тут же поддержали еще несколько голосов, а потом дружно грянул оглушительный хор: «Да здравствует император!»

– Ой, папа, это было страшно, очень, но так впечатляюще, что глаз не отвести.

– Он знал, – задумчиво протянул отец.

– О чем?

– О том, что покушение будет, поэтому ехал один. Очень умно, иначе нельзя действовать в подобной ситуации.

– Полагаешь, он не мог проявить милосердия?

– Не в том случае, когда покушение произошло на глазах стольких людей, в день принятия власти, в символический час коронации. Кажется, Кериас амон Монтсеррат продумал все свои шаги, начиная со въезда в город. Помнишь, дочка, сперва была паника, спровоцированная ужасом людей перед магами, а после маги беспрепятственно миновали ворота, показав всем, что проникнуть в столицу для обладающих силой не проблема. Затем никого не убили, напротив, не дали людям навредить самим себе, что тоже было очень показательно.

Когда приехали атрионы, милорд выжидал до последней минуты, и только потом остановил магов, сам выехал вперед, и шокированные защитники города, увидев наследника, его пропустили. Будь они предупреждены, возможно, рассудили бы иначе и не дали вторженцам проехать. Кериас показал, что управляет не только магами, которые повиновались ему беспрекословно, но и лучшими воинами империи, призванными служить законному императору.