Между Призраком и Зверем - Сурикова Марьяна. Страница 75

Горячее дыхание коснулось кожи, мурашки побежали вдоль позвоночника, я ощутила слабость в мышцах и забыла уточнить, о чем следует просить императора в такой момент.

– Попроси отпустить или убираться прочь, можешь даже пригрозить.

Он насмехался надо мной. Не просто дразнил, а именно издевался, еще и потому, что его тело при этих словах прижалось к моему. Сквозь ткань длинной рубашки отчетливо ощущался жар кожи и сила крепких мускулов. Я моргнула, не понимая, когда он успел избавиться от халата. Сейчас чувствовала именно обнаженное тело и каждую мышцу, вдавившую меня в кровать. Тот прозрачный «бастион», который лишь по ошибке назвали ночной сорочкой, не дарил никакой защиты. Ткань разошлась бы по швам по одному щелчку его пальцев. И я с дрожью в груди ждала этого щелчка.

– Неинтересно, Мышка, – его шепот вливался в уши, тек расплавленной патокой по телу, – совсем не будешь сопротивляться? Не будешь убегать?

Легкое прикосновение губ к виску и я вздрогнула.

– А как же поиграть?

Из-за его игр меня кидало то в жар, то в холод.

– Когда ты боишься, твой аромат еще сильнее, – губы скользнули по щеке, – и притягательнее. Будоражит, заставляет кровь вскипать, особенно если вдыхать его и прикасаться к тебе.

Тихий голос ласкал, завораживал, завлекал, голова отяжелела и кружилась. Дрожащие ладони, которыми упиралась в его грудь, ослабли. Мне не помешал бы глоток холодного воздуха, чтобы вырваться из этого гипнотического состояния.

– Как думаешь, что интересней: соблазнять или принуждать?

Я, кажется, снова бессмысленно качнула головой, не особо разбираясь в сути вопроса.

– Зависит от настроения, – шепнул он.

Тревожащие прикосновения к губам, плечам, груди будто сильнее сгущали темноту вокруг. Мои руки безвольно упали на постель, голова запрокинулась, оставляя шею открытой и беззащитной, и его пальцы ласково провели по ней: от ключицы до подбородка, потом обхватили, чуть сжались.

И голос из обманчиво нежного вдруг стал ужасно холодным:

– Так тосковала по нему, что готова быть с нами двумя?

Будто кусок льда упал на грудь.

Раскрыв глаза, недоуменно всмотрелась в его лицо, надеясь считать чужие эмоции, но ночным зрением я не обладала.

Высшие силы! Он ревнует? К самому себе?

Кериас вдруг отстранился, сел на кровати, отвернул голову так, что был виден лишь профиль.

– Какая неприятность, – с досадой протянул он.

В спокойном голосе мне слышалось ворчание хищника, у которого прямо из когтей вырвали вожделенную добычу.

– Извечный враг стал частью меня и теперь вцепился в горло.

Кериас схватил мою ладонь и прижал в районе солнечного сплетения.

– Он бьет точно сюда, чтобы невозможно было дышать. Рвется наружу, подобно моему зверю, не позволяя сделать с тобой то, что я хочу.

Поежившись, попыталась забрать руку, но император поднял ее выше, к губам. Они мягко коснулись кожи в центре ладони, принялись чертить на ней извилистые линии, а мужской голос вновь звучал приглушенно и обманчиво нежно:

– А я очень хочу, еще сильнее, чем прежде, и препятствий больше не существует.

Свободная рука Кериаса взметнулась в воздух, продемонстрировав в воздухе удушающий захват.

– Кроме этого.

Меня точно по голове огрели. Не существует препятствий? А как же мои чувства? Они совсем не помеха?

– Что за напасть, Мышка! – он притворно тяжело вздохнул и поднялся на ноги, потянулся, демонстрируя сильное, гибкое и опасное тело во всей красе – большой пластичный кот в человеческом обличье, – с одной стороны, барс, с другой, на редкость правильный маньяк-убийца. Он совсем к тебе не прикасался?

Ответить, что целовал? Я решила воздержаться. По-моему, именно молчание выручало в данный момент, и кто знает, как Кериас мог отреагировать на любую ответную фразу, пусть даже мне она казалась невинной.

– Извращенец, – постановил мужчина. – Утащил к себе девицу и девицей оставил. Для ритуала берег, – фыркнул он и прошел в другой конец комнаты, плавно проскальзывая через полосы света и тени, будто не человек вовсе, а плод разыгравшегося воображения. Мне вдруг подумалось, что это все сон, и я ущипнула себя за руку. Щипок оказался болезненным.

Нет, не грезы, а похожая на дурман реальность.

Император замер возле окна, погрузившись в свои мысли. Лунный свет серебрил снежную прядь, а мужчина смотрел вдаль отрешенным взглядом. И да, именно Вернона напоминал мне сейчас.

Я не искала намеренно черты стража в этом новом Кериасе, но я их замечала. Особенно в такие моменты, когда он отгораживался от настоящего, окунаясь в собственные размышления. Напрасно владыка боролся с другой стороной самого себя, он лишь задерживал процесс слияния, не позволяя двум сознаниям окончательно стать единым целым и отказываясь признать, что Призрак больше не являлся его врагом.

– Я найду способ с этим справиться, – твердо произнес Кериас, вновь превращаясь в опасного противника, который не собирался забывать и прощать, – просто дай мне повод.

Он вытянул руку и действительно щелкнул пальцами, а меня испугало резкое движение слева – тяжелый парчовый халат взметнулся в воздух с кровати. Он подлетел к Кериасу и обнял его тело, закрыв широкие плечи, спину, спустившись до щиколоток. Я снова вцепилась в одеяло, стиснула его в кулаках, а в душе щемило от пронзительной тоски.

Бросив на меня последний взгляд, император ушел. Хотя я не могла видеть в темноте, готова поклясться, что он очень недобро усмехнулся на прощание.

ГЛАВА 18

Подготовка к красивому спектаклю, как выразился Кериас, началась. Она велась полным ходом, и каждому действующему лицу отводилась в нем своя роль.

Я полагала, что ночное происшествие еще сильнее отдалит нас друг от друга и император велит не показываться ему на глаза, но снова не угадала.

На следующий день из окна я наблюдала в саду целую процессию. По тропинке неспешно шагал Кериас в роскошной, отороченной белоснежным мехом мантии, а под руку держал какую-то светловолосую особу и периодически склонялся к ней, шепча что-то на ушко. Впереди и позади на некотором расстоянии шли атрионы, а ещё дальше следовала вся свита. Придворные словно бы тоже прогуливались, однако не желали при этом сворачивать с дороги, по которой следовал правитель.

В дверь гостиной постучали, отвлекая от созерцания торжественного шествия, и я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть на пороге Эвелин.

– Идем, – сказала кошка и крутанулась на пятках, отчего черная косища взметнулась едва ли не выше ее головы. Мне тут же подумалось, что на такой «веревке» можно при случае подвесить не одну мышку. Не с этой ли целью отращивала – душить врагов?

Брюнетка, которую даже мысленно не выходило обозвать матушкой Кериаса, привела меня в огромную залу. Я споткнулась в дверях, когда заметила в центре комнаты императора. Того самого, который дор Харон амон Монтсеррат, но не в роскошной мантии, а в черной рубашке с подкатанными рукавами и облегающих черных штанах, сразу напомнивших об удобной дознавательской форме.

Кериас сидел на корточках и внимательно рассматривал пол. Рядом с ним в такой же позе замер приземистый седоволосый мужчина. Я открыла рот и закрыла, напряженно размышляя, как император здесь очутился, еще и без свиты, и в другой одежде, если только что был в саду.

– Привела, – отчиталась Эвелин и, захлопнув инкрустированные бронзовыми узорами двери, демонстративно от меня отвернулась.

Кериас кивнул мимоходом, даже не взглянув в нашу сторону, и не прервал разговора:

– Нет, здесь не годится. Плиты толстые, а пространство слишком большое. Сделаем на террасе.

– Кругом сад, деревья опять же, – задумчиво ответил на это его собеседник.

– Да, – правитель стремительно поднялся и дошел до окна, указав куда-то рукой, – и вот над ними платформа будет отлично смотреться.

– Я не спорю, – пожал плечами мужчина и, чуть покряхтывая, тоже встал, – задумка грандиозная. Если сработает, будет эффектно.