Бал-маскарад (СИ) - Демина-Павлова Ольга. Страница 35
Смолоду капитанша была некрасивой, полноватой дамой с рыжей копной волос. Докучали ей и веснушки. Кавалеры ее избегали, отдавая предпочтение ее хорошеньким подругам. И только капитан Лапшин позарился на небольшой капитал, который родители некрасивой Евдокии давали ей в приданое. Потому став зрелой дамой, капитанша обиды не забыла, она страшно не любила молоденьких барышень, ревнуя к их молодости и красоте, и докучая им по мере возможности. Поэтому красивую и талантливую Жорж невзлюбила с первого дня, как только та появилась в столице.
Будущую невестку не любила Татьяна Капитоновна, она называла Жорж «наказанием для семьи Болотовых, ниспосланным свыше». Но она не знала, как расстроить свадьбу сына с легкомысленной актрисочкой. Евгений показал характер и настроен был решительно, невзирая на мольбы матери. Поэтому Лапшина, чтобы доказать свою преданность Татьяне Капитоновне, с большим рвением приступила к слежке за французской актрисой.
За неделю капитанша знала все расписание Жорж. Знала, в какие часы мадемуазель занята в театре на спектаклях и репетициях, в какие часы обедает и ездит в парикмахерский салон. Не трудно было установить и сердечные привязанности примы. Более всего Жорж привечала молодого Дашкова. В своих ухаживаниях он был настойчив, проявлял небывалую для себя щедрость и вел себя как галантный кавалер. Естественно, Жорж не устояла и ответила на ухаживания Дашкова. Все бы хорошо, но у Лапшиной не было доказательств бурного романа актрисы с Дашковым. Тайно проникнув в театр, в гримерную Жорж, Лапшина нашла в шкатулке на туалетном столике письменные доказательства неверности Жорж своему жениху Евгению Болотову.
Обнаружив в шкатулке Жорж письма, адресованные ей Павлом Дашковым, Евдокия Митрофановна почувствовала себя победительницей. Немедля ни минуты, из театра она направилась прямо к Татьяне Капитоновне. Болотова решила действовать. Она быстро написала сыну письмо, в котором сообщала о неверности невесты и романе Жорж с Дашковым, и невозможности после этого адюльтера бракосочетания Евгения с Жорж. Письмо тут же было отправлено с нарочным в полк, где служил Евгений.
Затем Болотова и Лапшина, невзирая на поздний час, отправились к жене Дашкова. По заснеженным ночным улицам Петербурга карета, запряженная четвериком резвых коней, неслась к дому Владилены. Жена Дашкова встретила ночных визитеров в халате и мягких туфлях. Спросонья, она никак не могла понять, кто эти женщины, и зачем они к ней пожаловали в два часа ночи. Но как только она увидела письма, протянутые ей Болотовой, она все поняла. Владилена сразу же узнала почерк Павла. Письма, адресованные к мадемуазель Жорж, доказывали вероломность мужа, его неверность и предательство по отношению к жене. От всего услышанного Дашковой стало дурно, кровь бросилась в голову. «Какой стыд, какой позор, - подумала Владилена. Она устало опустилась в кресло, поднесла руки к вискам и попросила слугу принести стакан воды. – Мало того, что Павел игрок, он еще и ловелас, дамский угодник. Об этом его романе с Жорж уже, наверное, весь город знает. Но хуже всего, что Павел все это время притворялся, строя из себя верного мужа, хорошего семьянина. Как же я ошибалась! В письмах сказано, что он дарит своей любовнице драгоценности. Павел сорит деньгами, моими деньгами. Это надо немедленно прекратить!»
От обуревавшей ее злости Владилена скомкала письмо. Она решительно встала с кресла. Потрясая в воздухе скомканными листками, как будто угрожала неверному мужу, Владилена сказала Болотовой и Лапшиной:
- Подождите меня. Я сейчас быстро оденусь и спущусь. Мы сейчас же все втроем поедем в эту гостиницу! Я хочу видеть все своими глазами…
Ничего не подозревавшая Жорж, щебетала как пташка, всецело отдаваясь в объятия Павла. Он был так ласков сегодня, а главное, так щедр. Его подарок сразил ее наповал. Роскошная диадема, украшенная белым крупным жемчугом и бриллиантами, так шла к ее черным волосам.
Немного уставшие от любовных утех, любовники лежали, обнявшись, на огромной кровати, на белых шелковых простынях. За окном шел снег, в жарко натопленной комнате было тепло и уютно. На столе в хрустальной вазе стоял огромный букет алых роз. Тут же стояло ведерко со льдом, где охлаждалось шампанское. В камине весело потрескивали дрова. Жорж с нежностью посмотрела на Павла и проворковала:
- Как ты все чудно продумал, милый. Как здесь хорошо, даже не хочется никуда собираться.
- Не иди никуда, Жорж, - попросил Павел. – Побудь со мной до утра. Я долго ждал этой встречи.
- Павлуша, дорогой, но мне надо идти, - закапризничала актриса. – Завтра у меня очень ответственный спектакль, мне надо выспаться перед представлением, еще раз пробежать глазами текст.
- Но, Жорж, не уходи, пожалуйста, - взмолился любовник. – Хочешь, я встану перед тобой на колени. Я прошу, о небо, продли сей миг очарованья. Провиденье, ты подарило мне встречу с этой женщиной, так позволь мне насладиться ее близостью, хотя бы до утра, - Дашков страстно посмотрел на подругу, он поднял руку женщины к своим губам и поцеловал ее пальчики. – Моя Жужу, не уходи, прошу тебя!
- Ты так романтичен, мой друг, сейчас никто так не ухаживает, - глаза Жорж источали ласку и нежность. Актриса кокетливо поднесла хрустальный бокал с шампанским к губам: - Это вино прекрасно! Ты угадал мой вкус. Это шампанское напоминает мне о моей родине.
- Уверяю тебя, мой ангел, здесь ты не будешь скучать. Петербург станет для тебя родным, как и Париж.
- Знаешь, я открою тебе секрет, я вовсе не парижанка. Я родилась в провинции, можно сказать, на театральных подмостках. Родители мои были бродячими артистами. Они были бедны, но бредили театром. Именно они с детства привили мне любовь к театру. Я также была влюблена в театр, но я всегда мечтала о большой сцене. Даже тогда, когда ребенком в жалких лохмотьях стояла посреди городской площади и протягивала чумазую ладошку, собирая пригоршни монет от благодарных зрителей после представления. Бог наделил меня талантом и внешностью. За это я ему очень благодарна. Это позволило мне вырваться из нищеты, и из жалкой лачуги переселиться в роскошный дворец. Тысячи раз богатые поклонники задаривали меня охапками цветов и дорогими подарками. Прошлой весной один постоянный поклонник, почитатель моего таланта предложил мне оставить театр, переселиться в его роскошный особняк на Елисейских Полях и жить обычной светской жизнью.
- И что же ты? – осторожно осведомился Павел.
- Но как же я ошибалась, надеясь обрести покой, покинув сцену. Размеренный образ светской львицы мне скоро наскучил. Беседы в салонах с великосветскими дамами утомляли меня. Все они мне казались пустыми, ленивыми, слабовольными фарфоровыми куклами, главной темой которых для разговора были булавки и шпильки, а еще последние слухи из придворной жизни. Богатые кавалеры были похожи на напыщенных индюков, которые заняты только тем, как произвести должное впечатление на окружающих. Все говорят не то, что думают, а то, что принято. Знаешь, жизнь в высшем свете очень похожа на бал-маскарад. У всех свои роли, лица скрыты под масками. С виду злодей, неудачник иногда оказывается благородным рыцарем, во всяком случае, по отношению к даме. А весь из себя положительный джентльмен, трубящий на всех углах о своем благородстве и щедрости, на поверку оказывается простым сквалыгой-жадиной или еще чего хуже прохиндеем и негодяем, для которого ничего не значит погубить честь женщины. Но больше всего, конечно же, притворяются дамы. О, как они любят играть! Как ловко притворяются, как искусны в обмане. Я знаю это наверняка. Я – актриса, поэтому сразу вижу, кто искренне себя ведет, а кто притворяется, играя свою роль. Порой смешно наблюдать, как кокетка и ветреница пытается строить из себя святошу.
- Весь мир - театр, и люди в нем актеры… - подытожил Павел.
- О! ты знаешь Шекспира.
- Да, я знаком с его пьесами. Мне, как и тебе, мать привила с детства любовь к театру. – Но что же сделала ты, когда заскучала в парижских салонах?