Тропой флибустьеров (Очерки) - Верников Владимир Леонидович. Страница 5
На Тобаго из Тринидада ходит маленький, почти игрушечный самолет с ярко нарисованной на его фюзеляже распластавшейся в полете птичкой колибри — такова эмблема местной авиакомпании. Взлетев ранним утром с аэродрома в Порт-оф-Спейне, через каких-нибудь двадцать минут я уже шел по раскаленной бетонной полосе аэродрома в Скарборо, главном городе острова Тобаго, насчитывающем 35–40 тысяч жителей. Раскинувшись на холмах, он словно сбегает к пенной полосе прибоя своими неказистыми деревянными домами. Внушительный вид имеют лишь серые толстые стены старинных фортов, которые смотрят на бескрайнюю синь моря с нескольких вершин, царствующих над городом.
Несмотря на ранний час, солнце жжет немилосердно, и пешая дорога к отелю, занимающая чуть больше десяти минут, превращается в тяжелое путешествие. Поэтому знакомство с городом откладываю на вечер, когда спадет полуденная жара и оживут улицы, пустынные даже поутру — трудовой люд занят своими каждодневными делами, а многочисленные туристы нежатся в бирюзовых водах прекрасных пляжей.
Беру в руки лежащий в номере последний выпуск туристского путеводителя и с первых же страниц погружаюсь в туманное прошлое, когда шла непрерывная борьба за остров. В водоворот тех бурных событий порой попадали люди совершенно неожиданные, полные страсти не только к обогащению, но и к рискованным переходам через многие моря и океаны. Заголовок одной из статей невольно вызывал улыбку: «Русские уже были здесь!»
Русские! Начинаю читать и удивляюсь еще больше: нет, не русские, а предки нынешних латышей — курляндцы. Однако история и в самом деле любопытная.
Чуть раньше 1639 года герцог (правитель) Курляндии Джеймс, который, как утверждают, был приемным сыном английского короля Джеймса I, снарядил небольшую экспедицию на Тобаго. Путешественники благополучно добрались до острова и, поселившись на нем, вначале жили в мире и согласии с индейцами. Но затем, неизвестно почему, индейцы напали на них и разрушили поселение. Тогда в 1642 году на Тобаго, в то время уже принадлежавший Голландии, отправилась новая экспедиция, которая по прибытии обосновалась на восточном берегу острова.
Спустя восемь лет индейцы, натравленные голландцами, вновь напали на курляндцев. Большинство из них погибло, а оставшиеся в живых бежали на территорию нынешней Гайаны. Но правитель Курляндии оказался упрямым, и через четыре года третья по счету экспедиция — свыше ста семей — отправилась от холодных берегов Балтики к далекому острову в теплом Карибском море. Теперь уже два поселения курляндцев начали укрепляться в разных частях Тобаго, который даже стали называть «Новая Курляндия».
Но голландцы не собирались уступать эту землю никому, и вскоре между ними и незваными пришельцами начались распри, в результате которых курляндцы в 1659 году вынуждены были покинуть остров. Через некоторое время англичане выставили оттуда и голландцев, чем решили воспользоваться неугомонные курляндцы. Их правитель Фердинанд в 1731 году обратился за поддержкой к польскому королю в споре с Англией за право иметь свою колонию на Тобаго, но неожиданно натолкнулся на сопротивление Швеции, тоже имевшей виды на этот остров. Так закончилась последняя попытка курляндцев обосноваться на Тобаго.
«Курляндия была небольшой страной на берегах Балтийского моря, — говорилось далее в статье. — Сейчас это Латвия, часть Советского Союза. Значит, русские уже были здесь…» Железная логика, ничего не скажешь! Но оставим ее на совести безвестного автора, недвусмысленно намекающего на «русскую опасность». Тем более, что дальше приводится не менее интересный факт.
Оказывается, в 1935 году два латвийских рыбака, Микелис Плесумс и Роберт Озолин, переплыли Атлантический океан на надувной лодке под парусом и посетили Тобаго «по зову предков», как они заявили. Жили они на месте разрушенных домов на самом берегу Большого Курляндского залива. «Это название — живой памятник русской оккупации острова», — многозначительно добавляет автор, тщетно пытаясь политизировать историю далекого прошлого.
Здесь, на Тобаго, это прошлое напоминает о себе гораздо чаще, чем на Тринидаде. Когда вечером, знакомясь с городом, я пытался сосчитать количество старых фортов, принадлежавших всем без исключения поочередным владельцам острова, то, право же, едва не сбился со счета. Их около двух десятков — крупных и мелких, но с одинаковой историей.
«Форт короля Джорджа, — гласила позеленевшая бронзовая табличка на одном из них. — Построен в 1777–1779 гг.»
Выгодное положение форта накаляло колониальные страсти. В 1790 году французские войска захватили форт, арестовали офицеров — его защитников, переименовали его в форт Кастри. Англичане вернули форт себе три года спустя, но затем французы вновь завладели им. Англия не успокоилась и с 1803 года в течение целых пятидесяти лет удерживала его как форпост в этом районе Карибского моря.
Сегодня форт выглядит в высшей степени мирно и даже заброшенно. Шесть пороховых орудий с законопаченными стволами смотрят сквозь толстые бойницы на океан. В центре — громоздкая мортира на железном основании. Чуть ниже — остроугольное, тяжелой каменной кладки здание склада пороха под раскидистым саманным деревом; лианы и орхидеи обвили его ветки до такой степени, что сквозь них не видно неба. Офицерское здание, солдатская казарма, чан для хранения питьевой воды, укрытый бамбуковой крышей.
По некогда грозному форту лениво бродят туристы, фотографируются в обнимку с изъеденными ржавчиной стволами. Точно так же, как и в форте Джеймса, что в поселке Плимут. И здесь когда-то шла жестокая борьба между англичанами и французами, не раз переходил он из рук в руки, а сегодня, не будь он обозначен на туристской карте как исторический объект, вряд ли кто стал бы его разыскивать. Честно говоря, сам он впечатления не производит. Но зато великолепное зрелище открывается по вечерам с вершин холмов, на которых стоят эти старые форты, — уходящее в глубину багрового моря огромное желтое солнце.
А обернувшись в другую сторону — на городские постройки, замечаешь в предзакатных лучах почерневшие от времени деревянные дома. Те, что стоят в низине, — на невысоких колоннах, чтобы в сезон дождей, который здесь длится долгих пять месяцев, с сентября по январь, их не заливало и не снесло потоком, мчащимся сверху. В сухое время года под домами хранится различный хозяйский скарб, играют дети, скрываясь от солнца. И еще отчетливо видишь, что все без исключения пальмы на берегу наклонены к морю — океанские ветры согнули их своей силой.
Спустившись с форта короля Джорджа в центр города, оказываешься на главной улице. Ее единственная достопримечательность — двухэтажное каменное здание правительства острова, а в остальном она мало чем отличается от других: те же одноэтажные дома, у дверей которых сидят, отдыхая, хозяева, те же унылые питейные заведения с обязательной рекламой кока-колы и различных сортов виски. В порту, что начинается сразу за главной улицей, рыбаки выгружали из своих лодок дневной улов, с небольших барж докеры перетаскивали на берег мешки с цементом и какие-то металлические конструкции, ящики с продуктами и связки бананов. Пожилой негр, присевший на груду досок передохнуть, сам начал разговор:
— Хоть и вечер, а жарко и влажно.
— Скоро конец, баржа почти пустая…
— Это-то и плохо: сегодня почти ничего не заработал. Вот бы еще одна подошла, до утра бы разгружали.
— А отдыхать когда?
— Сэр, я три месяца отдыхал на бирже труда. И если бы не этот новый отель, который строит какой-то американец, до сих пор торчал бы там.
Он повязал шею махровым полотенцем и, достав из кармана завернутый в бумагу бутерброд, стал есть его. Я не спрашивал у него ни имени, ни фамилии — какое это, в конце концов, имеет значение? Он один из жителей острова, чудом, да и то на неопределенное время, получивший работу. Очень многие ее не имеют вообще, месяцами обивают пороги биржи труда, не имея никакого пособия по безработице.