Взгляни на птиц небесных (СИ) - Чередий Галина. Страница 43

– Случилось то, что в собственном доме в штате Калифорния был застрелен некто Владимир Карецкий, известный русский бизнесмен, – процитировал я новостную ленту, и Элоди ахнула и побледнела.

– А София и Дима… Они в порядке? – вскрикнула она.

Я же отвернул голову в сторону, не желая сейчас смотреть на них, и продолжил так, словно она меня и не прерывала.

– По предварительным данным убит он из собственного же охотничьего ружья. – Я заставил свой голос звучать монотонно, словно читал слова, отпечатанные в мозгу. – Предположительно выстрел был произведен его несовершеннолетним сыном Дмитрием Карецким при попытке защитить от очередных побоев мать, Софию Карецкую.

– Боже! – Элоди покачнулась, и Мусса прижал её к себе.

– Она звонила мне сегодня рано утром. Как раз перед тем, как в дом вломилась полиция.

– Тебе? Но почему не мне? – всхлипнула Элоди.

– Думаешь, она не понимает, что вам и так пришлось пережить в последнее время?

Да, два курса химиотерапии, на второй из которых Муссе пришлось отвозить Элоди буквально с боем, со скандалами и угрозами развода, потом тяжелейшая реабилитация и жизнь с робкой надеждой каждый день, что уж в этот раз болезнь не вернётся. Сколько раз я видел настоящее отчаяние в глазах брата?

– Что ты намерен делать? – мрачно спросил меня Мусса.

– Я еду к ней. Я нужен моей женщине, и поэтому еду к ней. И не надо пробовать меня переубедить или остановить.

– Даже и пытаться не буду.

Спустя еще полгода

Элоди

Я смотрю на Муссу, и мои губы расплываются в улыбку. Он важно вышагивает по школьному двору, усадив Валюшу себе на шею, весь такой собранный и серьезный, будто выполняет великую миссию. Сегодня Валя – первоклашка, и он не спал полночи, покорно проверяя с мандражирующей будущей ученицей, не забыли ли мы приготовить что-то архиважное.

Я ловлю взгляды, направленные на него. Заинтересованные и даже похотливые от женщин и раздраженные и недоуменные от мужчин. Я закусываю губу от желания крикнуть всем, что это мой муж.

Мой муж, мой мужчина, который прошел вместе со мной такой трудный путь, держа меня изо всех сил. Мужчина, который буквально научил меня чувствовать и не бояться дышать однажды, заставлял это делать, когда у меня самой сил не оставалось. Мужчина, который показал мне, что значит быть защищенной, обласканной, любимой. И что это такое – когда тебя не бросают в тяжелую минуту. Что не нужно все время оглядываться и бояться упасть, потому что он всегда подхватит. Не на словах, на деле.

Да, однажды он причинил мне боль. Но всё изменилось. Наверное, я никогда не смогу до конца понять, чего ему стоило это радикальное изменение в жизни, а он никогда сам не расскажет.

Потому что сейчас передо мной всё тот же Мусса – страстный и неуёмный любовник, острый на язык и, кажется, временами беспечный ездок. Но при этом и совершенно другой. Суровый, обстоятельный во всем, за что берется, ничего не упускающий, даже мелочей. Мне иногда кажется, что он читает мои мысли и выполняет желания раньше, чем я могу их сформулировать. И его взгляд всегда на мне.

Часто, проснувшись, я смотрю на него спящего и думаю, заслужила ли я его? И просто молюсь, чтобы так все и оставалось. Мне не нужно лучшего, у меня все есть.

Спасибо тебе, Господи!

Спустя еще полгода

София

– Ты мне не отец! Так что не указывай, что делать! – Димка в очередной раз убежал в свою комнату, громко хлопнул дверью.

– Прости его, – я устало опускаю голову на руки и вздыхаю.

Марат обходит стол и обнимает меня.

– Мне не за что его прощать. Пережить такое, что довелось ему, и врагу не пожелаешь.

– Это все моя вина. Я должна была найти способ разойтись с Владимиром и избежать такого исхода.

– В самом деле, София? Ты ведь не смеешь обвинять во всем себя? Что ты могла одна? Разве кто-то помог тебе? Разве твой отец не догадывался о том, что происходит? Ты ведь рассказывала матери. Но им было до этого дело? И даже я, вместо того, чтобы последовать за тобой, просто сидел и жалел себя. Вот и вышло, что Димке пришлось стать единственным мужиком, способным защитить мать. Так что перестань винить себя, потому что тогда я чувствую себя окончательным дерьмом.

Господи, Марат всегда такой! С той самой ночи, когда я впервые в жизни решилась на измену мужу, он впитался в мою кровь и плоть. Мы и до этого не слишком хорошо жили с Владимиром. Гениальный план моих родителей «стерпится-слюбится» не сработал, и этот брак ради объединения двух капиталов трещал по швам. Но когда я предложила Владимиру разойтись и жить нормально, он взбесился. Перевез нас в Штаты, а уж там жизнь обратилась в настоящий ад. На самом деле я к тому моменту была готова сбежать от него и тайно готовила документы на вывоз сына. Пусть потом хоть разобьется, пытаясь меня найти. Но он узнал о моем плане и в тот день набросился на меня с такой дикой яростью, что наверняка убил бы, если бы Дима не выстрелил в него…

Мой храбрый мальчик.

Потом были месяцы судебных разбирательств. Мне пришлось противостоять всем – правосудию, системе опеки, пытавшейся под любым предлогом отнять сына, гадостям, которые выливали на меня в прессе, и даже объединенным усилиями родителей не только Владимира, но и моих.

Я бы ни за что этого не выдержала, не будь рядом Марата. Он был словно стена, заслоняющая от целого мира, желающего растерзать меня. Он давал силы и терпел истерики. Встряхивал меня, когда я впадала в ступор, устав бороться. И теперь, когда все это наконец закончилось, он по-прежнему не мог расслабиться.

Димка достиг такого возраста, когда и родных-то воспринимают в штыки, а уж чужого мужчину тем более.

– Софи, девочка моя, ему нужно просто больше времени, – Марат поцеловал мои волосы.

– Как у тебя только хватает сил, Марат? – откидываюсь я в его надежные объятия.

Господи, прости меня! Я изменяла мужу, я врала и, наверное, заслужила все то, что со мной случилось. А еще я почти отказалась от мужчины, без которого теперь не мыслю жизни. Но сейчас он со мной, и любая цена за это кажется мне оправданной.

Да, нам нужно время, чтобы стать настоящей семьей. Да, возможно, будет трудно, и еще долго мне будет больно от того, что Дима не хочет его принимать. Но я готова бороться, убеждать, умолять его, потому что Марат стоит этого. Он нужен мне. Нужен так сильно, что отказаться от него я не смогу больше никогда.

Спустя еще три года

Мусса

Элоди спит, положив голову на моё плечо. А я в который раз за эти годы просто лежу и смотрю на неё. Что, можно было бы уже и насмотреться за пять лет-то? Нет! Никогда мне не будет достаточно. Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы я смог перестать дергаться из–за того, что она может просто исчезнуть однажды. Это мой худший кошмар. Когда я держу её изо всех сил, но она утекает, как вода, и в моих руках только пустота.

Каждое утро, просыпаясь, я благодарю все силы небесные за еще один день рядом с ней.

Вот уже четыре года, как не было рецидивов, и Элоди считается условно выздоровевшей. Но за время нашей борьбы я узнал практически все об этой подлой болезни. Рак может вернуться. В любой момент.

Поэтому, когда у Элоди поднялась температура в прошлом году, я чуть не рехнулся и держался только на силе воли, чтобы не показать ей, насколько за неё боюсь.

Тогда обошлось, и это оказалась простая простуда. Но в следующий раз ведь может быть совсем по-другому!

Поэтому я хочу, чтобы она была рада жить каждую минуту времени, сколько бы его у нас ни было. Каждое утро, когда она рядом со мной открывает глаза и сонно улыбается, я постигаю новую сторону счастья.

Элоди не знает, что я никогда не сдамся и не отступлю и буду снова убеждать её бороться, до самой последней секунды, если понадобится. Обретя кого-то до такой степени ценного в этой жизни, просто немыслимо отдать его. Элоди раньше часто говорила, что нужно уметь смиряться и принимать все, как есть. Я не смогу! Только не тогда, когда касается её! Я тебя не отпускаю, Элоди! И никогда не отпущу!