Восстания военных поселян в 1817-1831 гг. - Евстафьев Павел Петрович. Страница 11

Но поселяне Прусского полка не забыли о соседних, пока не втянутых в восстание, округах военного поселения. 18 июля, утром, они большой толпой направились в округ Аракчеевского полка и подняли в нем восстание. В тот же день фурштадтский взвод Прусского полка, расположенный на реке Вишере, служившей границей между полками Прусским и наследного принца Прусского, в полном составе переправился через Вишеру и явился в 1-ю поселенную роту этого полка. Солдаты рассказали поселянам о восстаниях в округах дивизии. Возмущение сразу же охватило весь здешний округ. Поселяне бросились в штаб полка, но поселенного начальства там уже не было. Офицеры и чиновники округа раньше узнали о возмущении в соседних округах, и все уехали в Новгород. Мятеж распространился за пределы территории военного поселения этого полка. За границей округа находились помещичьи усадьбы. Рядовой фурштадтского взвода Прусского полка Баранов поскакал верхом по берегу реки Мсты, заезжая всюду в селения помещичьих крестьян и возбуждая их против помещиков. Он имел успех. Два помещичьих имения были разгромлены; помещице Шабранской нанесены побои.

В Аракчеевском полку мятеж принял наиболее жесткие формы. Здесь активное участие в возмущении приняла мастеровая полурота полка.

Буря бушевала на двухсотверстном пространстве.

Представители привилегированного сословия, не принадлежавшие к военному миру — помещики, владельцы имений, находившихся внутри округов военного поселения, и те из них, имения которых находились в близком соседстве с мятежными округами, — один за другим бросали свои насиженные гнезда и бежали в Петербург и Новгород под защиту властей.

Граница округа Аракчеевского полка находилась недалеко от села Грузино — резиденции графа Аракчеева. Здесь «на покое» доживал свои дни главный строитель военных поселений. В дни восстания не было покушений на его жизнь. Крутясь в водовороте восстания, поселяне забыли о нем. Но мощный гул восстания дошел до села Грузино 20 июля. Узнав о возмущении в полку его имени, Аракчеев в коляске, запряженной четверкою лошадей, скакал весь день из Грузина в Новгород, делая огромный крюк для объезда военных поселений. Но в Новгороде его ожидало новое огорчение: испуганное восстанием начальство, опасаясь, что одно присутствие Аракчеева вызовет в Новгороде возмущение, побуждало его к выезду в Тверскую губернию. Тогда Аракчеев обратился к Николаю с письменной жалобой. Царь успокоил графа письмом, уверяя его, что он «безопасен везде, где царская власть простирается», и сделал выговор начальству города. Начальство извинилось, но оскорбленный и все еще трусивший граф не пожелал оставаться в городе: под охраной сильного конвоя он выехал в Тверскую губернию к знакомому помещику.

ВТОРОЕ ВОССТАНИЕ В СТАРОЙ РУССЕ

Бегство генерала Эйлера с баталионами в Новгород не могло не ободрить поселян. Это бегство внушило им уверенность, что начальство их боится. И действительно: начальник всех округов поселенного корпуса прибыл в Дубовицы с внушительной карательной силой, но никакой кары не последовало, — все ограничилось лишь разговорами генерала с поселянами, разъяснениями и увещаниями, оставшимися к тому же бесплодными. Теперь положение в округах 2-й поселенной дивизии сразу изменилось.

Через день после бегства Эйлера генерал Леонтьев доносил ему, что поселяне Киевского округа (район, где стоял с отрядом до бегства Эйлер) и соседнего Виртембергского округа взволновали поселян округов 3-го карабинерного и Екатеринославского полков, что волнения в округе артиллерийской бригады усилились, везде избивают офицеров и чиновников и — что хуже всего — взбунтовались до сего времени остававшиеся спокойными поселяне в округе Мекленбургского полка. Вследствие такого тревожного положения генерал Леонтьев настаивал на немедленной присылке ему нескольких баталионов.

И все же самое страшное было не в новых волнениях плохо вооруженных, поселян. Самое страшное было в том, что генерал Леонтьев не мог рассчитывать на верность собственных баталионов, находившихся под его командой. Особенно возбуждал опасения резервный баталион Киевского полка, родные и однодеревенцы которого, — наиболее мятежные и активные, — находились в нескольких верстах от города. К тому же солдаты баталиона находились в постоянных, хотя и тайных, сношениях со своими родственниками из округа. Необходимо было вывести из города ненадежный баталион, вместо которого генерал Леонтьев вызвал с карантинной линии баталион 7-го егерского. Но баталион отказался покинуть город. Это неповиновение приказу сразило генерала.

Между тем из округов ежечасно поступали все более тревожные вести. В округе поселенной бригады, вооруженная ружьями, саблями, пиками и чем попало, толпа поселян в 3 000 человек овладела несколькими орудиями и артиллерийскими снарядами. При встрече с воинскими частями поселяне удачно избрали позицию, и вследствие того, что поселяне этого округа хорошо знали артиллерийское дело, они долго сдерживали артиллерийским огнем наступление баталиона егерей, убив и ранив несколько человек. По донесениям офицеров резервных баталионов, войска, находившиеся под их командой, были весьма ненадежны и ждали случая, чтобы головой выдать их мятежникам.

Еще несколько дней ждал генерал Леонтьев присылки ему надежных баталионов, но Эйлер молчал, а кадры баталионов 8-й пехотной дивизии, вызванные Эйлером раньше к старой Руссе, были по приказу царя направлены с половины пути генералом Микулиным во Псков, где произошли волнения среди городских жителей и крестьян окрестных деревень. Только баталион 7-го егерского полка (8-й пехотной дивизии, снятый с карантинной линии), под командой подполковника Эйсмонта, вечером 19 июля вступил в Старую Руссу.

Уже десятый день, томясь на удушливой жаре, стояли на площадях и улицах города войска генерала Леонтьева. Тяжелая и беспокойная караульная служба, недоверие и неприязнь к начальству, общение солдат с городскими жителями, поселянами и мастеровыми 10-го рабочего баталиона, призывавшими перебить начальство и, наконец, явное сочувствие солдат восставшим, — все это вместе взятое сделало баталионы ненадежными.

19 июля генералу Леонтьеву лично пришлось убедиться в ненадежности своих войск, когда баталион Киевского полка, вопреки его приказу, отказался выступить из города. Последний отчаянный рапорт генерала начальнику корпуса о том, что он не надеется больше на баталионы своей дивизии и просит прислать ему другие войска или удалить его от командования, совершенно ясно характеризует подавленное состояние духа генерала.

Это настроение отразилось на распоряжениях генерала. Войска его были разбросаны по всему городу и за заставами, не имели между собой связи, не знали условного сигнала, могущего созвать их в одно место на случай наступления поселян на город.

Наступление на город начали поселяне Киевского полка. Они изгнали из Дубовиц 3-ю роту Мекленбургеокго полка под начальством капитана Жуйкова и преследовали ее до города — до моста через реку Полисть. Спасая офицеров и чиновников разных полков, прибегнувших за несколько дней до этого к защите генерала Эйлера, капитан Жуйков построил из роты карре и, скрыв в нем офицеров, довольно благополучно дошел до города. Здесь роту встретил генерал Леонтьев. Он приказал ей охранять мост, но расположил ее так, что орудие, наведенное вдоль Петербургской улицы, по пути движения поселян в город, должно было стрелять в тыл роты. Этими приготовлениями к встрече поселян генерал Леонтьев и ограничился, о наступательных же действиях он и не думал.

Огромные толпы поселян накапливались по ту сторону моста. Поселяне не наступали. На их стороне слышен был шум, видны передвижения с места на место, но не было признака того, что они намерены разойтись по домам, на что все еще надеялся генерал Леонтьев. Так проходил час за часом. Около часа дня на виду войск, стоявших на площади, в конце Каталовской улицы появилась вооруженная толпа поселян численностью до пятисот человек. В то же время огромная толпа, стоявшая у заставы перед мостом, пришла в движение, послышались угрожающие крики, и явно было видно стремление ее ворваться в город.