Восстания военных поселян в 1817-1831 гг. - Евстафьев Павел Петрович. Страница 6

В то время, когда главные силы мятежников находились в Шебелинке, в других селениях нового округа происходили незначительные стычки. Так, 26 мая в 15 верстах от Шебелинки «послы» — братья Аксеновы, направленные временным управлением по деревням для агитации, набрав толпу женщин и стариков, разбили эскадронный комитет и уничтожили все хранившиеся там документы. Во время разгрома комитета на месте происшествия появилось верхами несколько офицеров. Ротмистр Богомолов несколько раз ударил обнаженной шашкой по голове не успевшего скрыться 70-летнего старика Кузьму Ефремова. Тяжело раненый старик пытался укрыться на чердаке, но оттуда его стащили вахмистр и ефрейторы из комитета и избили так, что он через три дня скончался в Балаклеевском госпитале. Известие о расправе было передано мятежникам прибежавшими в Шебелинку свидетелями происшествия, вызвало общее негодование и увеличило число восставших.

Между тем извещенный о мятеже полковник Синадино поехал было с офицерами в Шебелинку, чтобы уговорить мятежников, но по дороге, узнав о размерах восстания и возбуждения мятежников, не решился въехать в селение и, возвратившись в Балаклею, донес рапортом генералу Розену о беспорядках. Розен прибыл в Балаклею в 7 часов вечера 26 мая, но отложил принятие решительных мер до прибытия отрядного командира. Генерал Коровкин приехал ночью и решил на утро атаковать мятежников с помощью действующих эскадронов Серпуховского полка, не подкрепляя их другими войсками отряда. Этот расчет генерала оказался ошибочным, так как численность действующих эскадронов «была по числу имеющихся в полку седел» только в 336 человек и генерал не предполагал встретить такое упорство и решительность в мятежниках. Несмотря на то, что уланы, по приказу генерала, пустили в ход пики, атака была неудачной: уланы принуждены были отступить с уроном: 20 рядовым и троим офицерам были нанесены ушибы. Мятежники преследовали эскадроны, а, возвратясь в селение и увидев убитых товарищей, пришли в ярость. Толкуя о жестокости военного начальства, они решили, что «будут стоять до последнего, но уланами и в военных поселениях не будут».

Ненависть к военным поселениям у восставших была настолько велика, настолько горячо было желание остаться по-прежнему «однодворцами», что наиболее сознательная часть мятежников идет даже на обман для того, чтобы поддержать стойкость сопротивления в своих товарищах. Они объясняют своим товарищам, что военное начальство из-за личных выгод и притом незаконно переводит крестьян в военные поселяне, но что гражданское начальство — губернатор — не даст их в обиду и что необходимо жаловаться ему. Снаряжается депутация к гражданскому губернатору Муратову — ставленнику и клеврету Аракчеева. Депутатами назначены 65-летний Семен Шеловцев и молодой поселянин Иван Дорозев. Последний не вернулся в Шебелинку, а Шеловцев возвратился в ночь на 30 мая и уверял всех, что был в Харькове у гражданского губернатора, который будто бы одобрил поступок мятежников, «приказал стоять крепко на своем и не сдаваться в уланы», и притом сказал, «что сам будет скоро в Шебелинке и будет нарочно только уговаривать повиноваться, но чтобы этого не слушали, и если будут твердо стоять на своем, то избавятся от поселения и уланства». Когда же нашлись скептики и усомнились в рассказе, — старик поклялся, что говорит правду, и выразил готовность идти в церковь под присягу. Это убедило сомневавшихся и внушило им уверенность, что они отстоят свое дело до конца. Это говорило о том, что в массе крестьянства не было достаточного политического сознания, и оно готово было еще верить — в сочувственное отношение к их классовым нуждам начальства. Этим же объяснялись и депутации к царю, которые посылались во многих случаях или перед восстанием поселян или во время восстания.

По-видимому, генерал Коровкин и весь его штаб, обескураженные отражением мятежниками кавалерийского натиска улан 27 мая, совершенно растерялись. По крайней мере в течение трех дней после этого они не предпринимали никаких мер противодействия восстанию, которое все более и более расширялось, подкрепляя в восставших крестьянах уверенность в их силах и правоте. Адъютант генерала Коровкина штаб-ротмистр Рубец был послан им в Харьков с словесным донесением к генерал-лейтенанту и сенатору Горголи, ревизовавшему в это время Харьковскую губернию, при чем возникшие беспорядки были объяснены простым недоразумением и желанием крестьян услышать от самого сенатора и гражданского губернатора Муратова подтверждение того, что они действительно по высочайшей воле обращаются в военные поселяне.

Получив такое донесение, Горголи вместе с Муратовым тотчас же выехали в Шебелинку, перед которой расположился на бивуаке весь штаб Серпуховского полка с генералом Коровкиным во главе. Но вследствие распутицы и разлива Донца Горголи с Муратовым прибыли к Шебелинке только 30 мая утром. В это время к Шебелинке подошли вызванные накануне генералом Коровкиным войска: 2-я уланская дивизия в полном составе и батарея конной артиллерии.

Слобода Шебелинка занимает котловину за рекою Донцом. Со всех сторон окруженная горами, она соединяется с другими селениями нешироким ущельем; в конце деревни около кладбища на окопанной площадке — «городке» — находился лагерь мятежников. Правительственные войска расположились на горах вокруг деревни, сжав ее кольцом. Орудия конной батареи были наведены на лагерь мятежников. Но и это не устрашило восставших, и когда, выяснив обстановку, сенатор Горголи в парадном мундире, с указом царя, сопровождаемый губернатором Муратовым, отправился для переговоров в лагерь мятежников, он встретил здесь не смятение и раскаяние, а упорную решимость стоять за свое дело до конца.

Горголи снова прочел им указ царя, удостоверил его подлинность — показывал царские печати и подпись, убеждал покориться, но… дело было вовсе не в указе. Крестьяне решительно заявили сенатору, что все равно «не дадутся в уланы», что обещанных милостей, перечисленных в указе, им не надо, так как они знают им цену. Видя, что ни парадный его мундир, ни ордена, ни красноречие не производят впечатления на мятежников, Горголи указал на орудия батареи и выстроенных в боевом порядке улан, пригрозив, что к покорности вынудят их силою. Тогда в крайнем возбуждении мятежники привели сенатора к трупам своих товарищей, убитых уланами. Трупы не были преданы земле и лежали в ряд на помосте перед баррикадами. «Все ляжем рядом с ними, ежели не оставят нас жить по-прежнему, — не покоримся», — заявили они сенатору.

Интересно отметить, что в своем рапорте царю о происшествии в Шебелинке Горголи пишет о том, как он был поражен дисциплинированностью мятежников, которые, несмотря на свое возбуждение и угрозы им с его стороны, «никакой невежливости ему не чинили». Но особенно удивило сенатора то обстоятельство, что никто из мятежников не был пьян, и к двум винным лавкам в деревне был приставлен караул. «При безвластии и имея искушение, они все оставались трезвы», — пишет сенатор.

Весь день продолжались переговоры, оставшиеся бесплодными, и Горголи ни с чем возвратился в штаб дивизии. Генерал Коровкин собрал военный совет, на котором было решено на завтра применить к мятежникам оружие. Им было об этом объявлено и в то же время предложено всем раскаявшимся в участии в мятеже удалиться из лагеря, для чего на всю ночь с 30 на 31-е мая ущелье было оставлено свободным. Решимость мятежников была настолько упорна, что никто, кроме нескольких женщин и детей, не ушел из лагеря. В эту ночь в лагере мятежников не спали.

Едва взошло солнце 31 мая, как к бунтовщикам в последний раз пришел от штаба парламентер с предложением покориться. Ему ответили отказом. Тогда был сделан один пушечный выстрел гранатой через головы восставших. От выстрела на противоположном конце селения загорелся стог сена. Толпа разразилась громким «ура!». Из уст в уста начала передаваться весть, что стрелять в них не будут. Но затем отдан был приказ стрелять в толпу картечью. И с близкого расстояния, почти в упор, в собравшихся на тесной площадке городка мятежников было сделано 23 выстрела, после которых уланы в пешем строю пошли в атаку. Трудно вообразить, что произошло после такого бешеного артиллерийского обстрела на маленькой площадке, где собралось более 3 000 мятежников. Картечь произвела страшное опустошение. Вооруженные карабинами, уланы наступали по всем правилам боя: после выстрела они отступали в заднюю шеренгу и пропускали вперед пикинеров. Но, несмотря на потери, на разительную разницу в вооружении, восставшие мужественно защищались, ранив до 50 улан и эскадронного командира ротмистра Баранова. Неравный бой длился недолго. Наступавшие со всех сторон уланы загнали мятежников на середину деревни и здесь заставили их сдаться.