Белое на чёрном (СИ) - Карпова Зоя Марленовна. Страница 1

Белое на чёрном

Зоя Карпова (Astra)

Белый взмах чёрных крыльев яростно и хищно тащил ночь во владения вчерашнего дня. Старуха тьма отчаянно брыкалась клёкотом серых птиц забвения из дробно-капельных сновидений, напуганных светом. Рваное одеяние потусторонних грёз неумолимо таяло, обнажая интимную и сокровенную сцену подлинности бытия. На призрачно-белом холсте настоящего рождалось сегодня.

Красный глаз солнца Аль показался из-за горизонта, затмевая мерцающее свечение звёзд и кометного шлейфа, опоясывающего кушаком небесный купол с северо-востока на юго-запад. Робкие лучи скользнули в пси-соннер правителя. Впрочем, он уже не спал, — и давно, — с тех пор как заскулил ветер, камертоном трогая трагикомическую струну дифракционного модулятора. Распахнутое арочное окно принесло в дом хрипло-каркающие фононы глюфейницы. Дневной дозор заступал на смену. С глуховатым брюзжанием жаловались на судьбу расщеплённые волноводы. Их служба была бессрочной, но они хотели покоя. Слоисто-перистое облако полусонным шагом гнало на запад сторожевые луны, умывая бело-розовый лик утра.

Белый взмах чёрных крыльев. Чёрный взмах белых крыльев. Белый вдох, чёрный выдох. Чёрный вдох, белый выдох. Монарха Лю частенько посещала бессонница. Чёрно-белая неразборчивая в жертвах тварь свернулась в кольцо междумирья где-то между бледно-тусклым вчера и неясно призрачным сегодня.

Монарх Лю возлежал на инверсоре под роскошным лучезатором, навевающим хорошее настроение. Лю истово внимал звукам родного дома: кровельного планара, покосившихся шлюзов, растрескавшихся волноводов и покрытых патиной времени демпферов, — в общем, грустные аккорды из каждодневности сезона муссонов и дождей. Белый вой, чёрный лай. Чёрный ветер, белый дождь, захлебнувшиеся страхом под натиском кумачового утра истаяли, сошли на нет. В саду шершавым скрежетанием трепетали кроны гигантских древовидных биатомников, кланяясь багровыми ветвями дворцовым конусам и параболоидам. Дрожали и шептались раскидистые фиглярии, приютившие пурпурные цветы на голых тёмно-коричневых ветках. По ночам бутоны источали неуловимо тонкий пряный запах, что привлекало тьму чарджинок. Утром бутоны раскрывались, являя миру чудесные слептоны, а чарджинки улетали прочь, унося вкусную пыльцу на брюшке.

Белое пограничное состояние между тёплым сном и хладной явью подкрадывалось именно с рассветом. Он бы с радостью проспал до полудня, если бы… получилось заснуть. Не помогало и проверенное в юности средство — дыхание молодой прелестницы. Не оборачиваясь, Лю лениво скосил четыре фиолетовых глаза на сопящее чудо. Обнажённая краса, — гора сладкого хитозана, — спала без задних топов, обнимая белыми хлопами вовсе не его, предмет обожания государства, а инверсор. Голубые перепонки между розовыми пальцами колыхались в такт сердечного ритма. Интерметаллидная плёнка едва прикрывала её круглые белые яйцеклады, до умопомрачения соблазняющие Лю. Возлюбленная не слышала ни стонов ветра, ни стремительно набегающего рассвета, когда просыпается оранжевый глаз Га Аль, — второе светило звёздной системы Фромаль, — и обжигающими лучами, словно раскалённым утюгом, гладит мир Эрзи.

Эрзитрансы были единственными разумными существами на планете Эрзи, окутанной любовью и заботой трёх солнц и двух лун. Жители платили природе той же монетой. Ни одну веточку или цветок не затронуло строительство жилищных комплексов, умело вписанное в эрзиграфический пейзаж. С умопомрачительной высоты стреловидных домов-кристаллов они ежедневно и ежечасно любовались девственной красотой тропических лесов. Исключением из кристаллографической архитектуры являлся королевский дворец, вынесенный далеко за город, — дань традициям и эпохе, блуждающей во тьме без калибричества, рождающего свет. Что случилось в истории давным-давно, может быть, тысячи или даже сотни тысяч лет назад, впрочем, ещё до рождения калибрической цивилизации, беспокойной и изобретательной. Сейчас — другое дело. Ни дня без открытий, ни дня без интриг, ни дня без эксцессов.

Звонкие капли росы прыгали по бархатно-зелёным лентам вельвичии сверху вниз, как по ступенькам, и добавляли к оркестру стихии раздражающе назойливую гамму. Ветер набирал силу, а мелодия природы бодрящий темп. Монарх спустился с инверсора. Тяжко, по-чёрному, вздохнул, думая о мести государственным интриганам, надел меховой скрин и босиком, шурша ластами по имитации луговой травы, сам пошёл закрывать дырочный вентиль и включать волноводы.

Он не хотел звать в спальню слуг, дабы не давать им лишнего повода для сплетен. Как истинный герой любовных романов, предпочитал обходиться без свидетелей в интимных сценах. Красно-оранжевая жара пока не ринулась в атаку, но приготовила огненные жала. Сполохи рдяных, жёлтых и сиреневых стрел вырывались где-то там, вдали, из-за верхушек парковых деревьев. Не стоит ждать, когда распахнется Ба Аль, — третий глаз небесного дракона Фромаль. Зелёное солнце было той последней каплей энергии в рассветном огне, после которой любители погреться страстно мечтают о космическом холоде. Монарх задвинул щеколды, проверил крепость резонаторов. Взгрустнул мимолётно: дворец слёзно молил о ремонте.

Тонкими пальцами, с возрастом утратившими перепонки их связующие, раздвинул кольца волноводов и посмотрел на борьбу светил. До разгара дня ещё много времени. Лишь к полудню набегают озоновые тучи, заслоняя излишнее небесное тепло. Тогда для эрзитрансов наступает воистину блаженная пора послеобеденной сублимации. День начинается, и государственная власть просыпается вместе с правителем. «Государство — это я»! — горделиво подумал Лю, выпятив нижнюю раздвоенную губу вперёд. Монарх Лю Додик Одиннадцатый был ужасно тщеславен, крайне ревнив к вниманию народа и скрытно мстителен. Оглянулся. Услада его глаз продолжала выводить рулады добротных басовитых нот.

***

Чем бы полезным заняться? Монарх Лю с неприязнью вспомнил, что хотел взять крупную сумму «додиков» на строительство общественного пси-каскада с испарителями. Мечтал о благодарности подданных. Пусть народ помнит королевскую доброту! Но увидел абсолютный нуль в энергопитальне. На вопрос государя: «Куда делся золотой эквивалент»? — министр финансов эргерцог Зави Раль развёл хлопами в стороны и неопределенно пожал коленными вибраторами, виновато издавая пищащие звуки. Лю почувствовал прилив ярости и гнева: «Берегитесь же, ворюги! Огонь Фромаля покажется вам суперсимматорием»!

Решительным шагом монарх Лю прошёл в смежный кристалл, служивший личным кабинетом. Сел за письменный куб, взял верхний сенсор из стопки, дивно пахнущей варёным фиброином, и некоторое время изучал то дифракционную картину над головой, то странную тень за дырчатым вентилем. Конвульсивные махи чёрных крыльев создавали впечатление, будто эта крылатка вот-вот рухнет вниз. На фоне неба гривастая птера смотрелась контрастно, как чёрно-белый пейзаж на стене. Чёрное на белом, — красиво и символично. «Однако в кабинете тоже неплохо бы закрыть дырчатый вентиль. Свет набирает силу и мощь, скоро в дом ворвётся жара», — подумал между делом Лю, но спешил исполнить задуманное.

Монарх обмакнул считыватель мыслей в источницу, вспомнил: «А министр здравоохранения эрграф Сфер? Тепловой червь»! На днях монарх Лю увидел в зеркале несколько седых мерцательных ресничек за ушными воронками и впал в неизъяснимую меланхолию. Обещал же господин Сфер за пять оборотов планеты Эрзи создать эликсир молодости и найти формулу бессмертия. «Всё дело в мозговых антипараллелях, — заявлял учёный, — изучаем, исследуем. Хотим избежать ошибок». Семь лет добровольцами ложились на предметное стеклышко растрового микроскопа тысячи лягуров, крю и миллионы аксиалов. Каков результат? Лягуры живут в тридцать раз дольше отпущенного срока. Крю молодеют на глазах. Аксиалы побили рекорды бессмертия. До высших существ, разумных эрзитрансов, мудрецы так и не дошли!?