В бурунах - Закруткин Виталий Александрович. Страница 1

Виталий Закруткин

В БУРУНАХ

В бурунах - i_001.jpg
В бурунах - i_002.jpg

Осенью 1942 года между Сталинградским и Кавказским фронтами пролегало «мертвое пространство» — бескрайные пески бурунной степи. На сотни километров, от Кизляра до Прохладного и от Моздока до Элисты, тянутся волнообразные песчаные буруны, на которых ничего не растет, кроме колючего чертополоха да низкого репейника. Тут редко можно встретить селения — они теснятся поближе к Тереку, окаймляющему безводную солончаковую степь.

Командующий немецкой группой «А» генерал Клейст, оберегая открытый левый фланг своей танковой армии, держал в бурунах моторизованные отряды прикрытия, кавалерийский полк фон Юнгшульце и отдельные отряды головорезов.

4 сентября Клейст предпринял попытку разведать подступы к железнодорожной магистрали Кизляр — Астрахань и направил в пески крупную мотоколонну с пушками и броневиками. Колонна медленно пробиралась среди бурунов, двигаясь с соблюдением всех мер предосторожности.

«Местность, по которой мы продвигаемся, — писал в газете „Панцер форан“ один из участников этого рейда, капитан Гундхаккер, — поистине необъятная пустыня. Нет никаких дорог. Ориентировка — только при помощи компаса. Нет и намека на какую бы то ни было зелень. Вокруг нас — высохшие клочья травы, чертополох да кружащие над песками коршуны. Изредка на горизонте маячат вышки. Это знаки, построенные советскими топографами. С одной из таких башен я обозреваю местность с помощью бинокля и ясно вижу нашу цель.

Приблизительно в десяти километрах от нас тянется Астраханско-Кизлярская железнодорожная линия. Туда направляется наша мотоколонна. Мы заметили, что по линии движется поезд, и обстреляли его из пушек, но сами были неожиданно обстреляны двумя советскими самолетами. Никаких вражеских войск мы не встретили и, совершив 150-километровый марш по пескам, вернулись в свою часть…»

Наши летчики немедленно сообщили командованию о появлении немецких войск в песках. Туда были двинуты кавалерийские полки, но немцы, почуяв опасность, отскочили назад, не оставив в бурунах никаких следов.

Прошло еще несколько дней, и наши разведчики обнаружили, что в степи появилась вражеская часть, которая не вступала в бои, двигалась только по ночам и была зашифрована латинской литерой «F».

Это было время горячих боев под Моздоком. Немцы придвинулись вплотную к пескам, заняв селения Ачикулак, Каясулу и разбросанные по степи фермы овцеводческого совхоза № 8. Для обеспечения прилегающих к пескам дорог Клейст выдвинул 105-й дорожный батальон и 685-й батальон полевой жандармерии. Еще через несколько дней терские партизаны сообщили в штаб Северной группы о появлении в песках 287-го немецкого полка с танками, роты СС особого назначения и четырех дивизионов шестиствольных минометов. Было ясно, что противник готовится к серьезной операции в степи.

23 ноября кубанские и донские казаки получили задачу: незаметно, ночным маршем продвинуться в степь, ударить по противнику в районе Степное и выйти на фланг моздокской группировки немцев. Так начался зимний марш-маневр казачьей гвардейской конницы в безводных степных бурунах.

Двадцать четвертого ноября казаки вышли из района Кизляра в степь, держа направление на запад. На много километров растянулись по степи казачьи эскадроны. Следом за ними шли артиллерийские запряжки, пулеметные тачанки, караваны верблюдов, навьюченных прессованным сеном, грузовые машины и обозы, которые везли огромные бочки с водой, боеприпасы, провиант.

Первый ночной переход был совершен незаметно. Казаки не встретили в степи ни одной живой души. Перед ними расстилалось только волнистое море песчаных бурунов да изредка белели блестевшие под луной солончаки. Погода была пасмурная, сырая. Холодный ноябрьский ветер гнал над степью черные клочья туч. Луна то пряталась в густой облачный мрак, то озаряла степь мертвенным светом. По утрам над бурунами вставал молочно-белый туман. Днем срывался снежок вперемежку с мелким дождем.

На второй день головные отряды казаков-разведчиков столкнулись с немецкими патрулями, обстреляли их и взяли десятка полтора пленных. Никакого организованного сопротивления немцы, пока не оказывали. Их дозоры, бороздившие степь на броневиках, исчезали, уклоняясь от стычек. Пленные в один голос заявляли, что в ближайших селениях стоят только мелкие гарнизоны, которые вряд ли смогут оказать значительное сопротивление. Сминая эти гарнизоны, казаки быстро продвигались вперед и вскоре натолкнулись на первую линию вражеской обороны, растянутую по глухим степным хуторам: Кирилин, Бежанов, Демакин, Березкин.

Немцы встретили казаков танковыми контратаками, но конники, после короткой артиллерийской подготовки, прорвали линию немецких укреплений и, оставляя свои растянувшиеся в степи обозы, устремились в прорыв.

Третьего декабря немцы осторожно сообщили в очередной сводке:

«Несколько дней тому назад на фланге германских войск в районе Моздока появилась дерзкая кучка донских и кубанских казаков. Командованием отдан приказ о немедленном уничтожении этой кучки».

* * *

Узнав о продвижении казаков, я выехал на попутной машине из Грозного в Микенские леса. В станице Червленной наша грузовая машина благополучно перебралась по шаткому деревянному мосту через Терек и, разбрызгивая жидкую грязь, понеслась по шоссе на запад. Свинцово-серый Терек сердито шумел неподалеку от шоссе, то ворочая тяжелые камни на плесах, то разливаясь мутной полосой в широких поймах.

Декабрьский ветер, неся снежинки и мелкие капли дождя, ломал голые ветви мелькавших у дороги старых ветел, завывал, пригибал к земле влажные, почерневшие от сырости стебли неубранных подсолнухов. На западе грохотала яростная пушечная канонада.

Неподалеку от Микенской мы свернули с шоссе налево и поехали прямо к темнеющему на горизонте лесу. Уже через сорок минут я отогревался в блиндаже. Простуженный капитан в меховой безрукавке, устало поглаживая седеющие виски, снабдил меня новой картой-пятиверсткой и объяснил обстановку.

Там же, в жарко натопленном блиндаже, я встретился с моим давним знакомым, капитаном Виктором Васильевым, который по заданию инспектора кавалерии ехал к донским казакам и, узнав, что я тоже разыскиваю казаков, предложил мне место в своей машине.

* * *

На рассвете мы покинули Микенскую. Казаки все время были в движении, и в штабе нас предупредили, что мы едем на свой риск и страх, так как точное расположение кавалерийских частей неизвестно и никакой «линии фронта» в степи нет.

— Там сейчас шляются немецкие броневики и отдельные вражеские отряды, — сказал нам капитан, — так что вы смотрите в оба. Но самое опасное — отсутствие дорог. Езжайте строго по компасу и никуда не отклоняйтесь, иначе вы приедете прямехонько к немцам…

После столь невеселого предупреждения флегматичный шофер Васильева завел крытый брезентом «газик», и мы ровно в семь часов утра оставили гостеприимный Микенский лес, пересекли линию железной дороги Гудермес — Моздок и, огибая ищерский участок фронта, повернули на северо-восток, в направлении на хутор Лаврентьевский, откуда, как нам сказали, начинались ворота кавалерийского прорыва.

Было безветренное декабрьское утро. Пасмурное небо низко висело над степью. Изредка пролетали мелкие капельки дождя. Левее нас погромыхивала пушечная канонада, — это наши части вели бой за Ищерскую. Васильев сидел впереди, рядом с шофером, положив на колени трофейный автомат; я, окруженный банками с бензином, одеялами, дорожными мешками с провизией, сидел сзади, не выпуская из рук «маузер».

Вокруг расстилалась холмистая песчаная пустыня, дикий и мрачный бурунный край, навевающий тоску и тревогу. На протяжении тысячелетий сюда, в низкую равнину, лежащую на двадцать метров ниже уровня океана, ползли сыпучие каспийские пески, постепенно покрывшие огромное пространство. И это песчаное море волнообразно простиралось перед нами.