Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович. Страница 110

– Матушка, – проникновенно сказал Печкин. – Едино Фемиде служим слепошарой, без гнева и пристрастия. Не сочти за труд, идентифицируй нам этого злодея…

И указал на Черентая, съёжившегося перед пронзительным взором русской Ванги.

Домнушка сняла круглые очки, протёрла их шалью и снова воззрилась на воришку.

– Вижу… – грозно сказала она. – Вижу, что… Что вы с ним сделали, негодяи? Мальчик мой, что они с тобой сделали?

Она вскочила, и оказалось, что тщедушное тельце было всего лишь манекеном, а ростом Домнушка была повыше Печкина.

– Это не он, – сказал журналист. – А тот, кого вы имеете в виду, шлёт вам поклон, Кира Петровна…

Глава четырнадцатая

Кира Петровна Мошкова, она же Домнушка, 77 лет

Юноша всё верно вам сказал, точнее – как он знал. Как ему позволили знать.

Своих детей у меня никогда не было. Двоих мужей я потеряла. Одного убило государство, другого – просто бандиты, без полномочий. Когда этот мальчик появился в «Глубоком сне», я вдруг сразу поняла – не выйдет он отсюда.

У меня в библиотеке персонал устроил что-то вроде чайного клуба – от начальства скрывались, приходили просто поболтать, так что тайн для меня не существовало. Я весьма органично вписалась в этот элитный дурдом.

Только не вздумайте произнести это слово при ком-нибудь из больных! Санаторий у нас, санаторий. Когда-то здесь была усадьба графа Редкозубова. Не смейтесь, дворянские фамилии частенько звучат весьма забавно в сочетании с титулом. До сих пор сохранилось несколько лип от господской усадьбы. Конечно, прежней красоты не вернуть, но уж сделали, что смогли.

И в библиотеке есть несколько графских книг, не всё успели извести на самокрутки. Даже прижизненное издание «Путешествия» Радищева тут было! Эту книгу предки мои в руках держали и матушку императрицу поминали русским словом!

А надобно вам знать, что предок мой – декабрист Пётр Илларионович Мошков. Не самый известный, не самый громкий. Если считать, что Движение 14 декабря – это всего лишь «сто прапорщиков», то он был где-то девяносто девятым. Тем не менее в нашем роду в его честь одного из мужчин непременно называли Петром. И все Петры выживали! Вы, нынешние, не представляете, какой была тогда детская смертность. Это сейчас мамочки сходят с ума, выхаживая самых безнадёжных, а в те времена было просто: схоронила, повыла, забыла, нового понесла. Хоть крестьянка, хоть княгиня…

Вы меня как-то останавливайте, что ли, если я отвлекусь. Нечасто бывают у меня достойные собеседники. А обсуждать с санитарками новости города Кошкина мне смертная тоска.

Так вот. Юноша. Так у нас и повелось – Юноша и Юноша. Очень уж молодо он тогда выглядел. Я как вашего Павла Эмильевича увидела, так сердце и обмерло. Пропал мой мальчик. Спился, истаскался, опустился… Так и странствовал все эти годы – без имени, без родных, с искалеченной памятью…

Слава Богу, что это не так. Но всё-таки сходство поразительное. Словно кто-то взял близнецов, дал им разные судьбы и решил посмотреть, что из этого получится.

Наверное, я воспитывала Юношу неправильно. В нынешнем веке нет места таким чистым сердцам, да и в двадцатом веке тоже не было. «Но если он скажет: «солги» – солги. Но если он скажет: «убей» – убей, это не для человека». А ведь поэт написал, и не из последних!

Я-то надеялась, что через несколько лет Юноша всё же как-то приспособится, сумеет самостоятельно выжить в таком маленьком захолустном городке. Да хотя бы сменит меня в библиотеке – чем для него не работа!

Павел Эмильевич, извольте вынуть из кармана бронзового дракончика! Да-да, я видела! Нет, это не мой мальчик. Тому бы в голову не пришло взять чужую вещь…

Ну, господин Каргин, это уж слишком! Поздно его затрещинами воспитывать! Лёгкие телесные наказания уместны в более раннем возрасте, а теперь они способны только озлобить вашего подопечного…

Так вот, отпускала я Юношу в мир не с лёгким сердцем и до срока. Да ещё с таким спутником! Но альтернатива была вовсе уж неприемлемой. Обязательно приспособила бы его эта организация к какому-нибудь грязному делу, использовала его чистоту и наивность для умножения зла…

Но зло всё равно свершилось. Бедный мальчик поверил Сильверу и все эти годы терзался чувством вины. Поэтому и стал выполнять свою благородную миссию в вашей проклятой Зоне… Надеялся искупить…

Постарайтесь сообщить ему как можно скорее, что я жива и санитары все налицо, кроме уволившихся и померших естественной смертью от алкоголизма. Пьют у нас тут. И в санатории, и в городе. Ах, уже познакомились? Поздравляю.

А по поводу обстоятельств появления Юноши не могу вам сказать ничего определённого. В моём чайном клубе собирались все городские слухи и сплетни, но были они столь нелепы и противоречивы, что выстроить из них ясную и разумную картину я так и не смогла. Сами посудите – брошенный в леске у въезда в город «роллс-ройс», битком набитый долларами! Таинственное исчезновение этих долларов! Перестрелка милиции с большой бандой! Похищение профессора Сметанича!

Я считаю, что денег никаких не было, а перестрелка произошла между самими милиционерами из-за автомобиля.

Погиб тогдашний начальник милиции майор Щербатых. По официальной версии – от бандитской пули. А по-моему, продали наши церберы «роллс-ройс» в областном центре, загуляли и устроили «русскую рулетку». Тоже мне – гусары в маренго!

Правда, какие-то типы время от времени появляются в городке, всё чего-то выискивают, расспрашивают… Подпольных миллионеров ищут – это у нас-то!

И с профессором Сметаничем мне всё ясно. Никто его не похищал и не пытал. Наверняка он выведал под пентоталом у кого-то из скорбных головой олигархов номер банковского счёта и сбежал с медсестрой Капустиной. Та ещё была штучка. Недаром они у меня в читальном зале все глянцевые журналы замусолили. Должно быть, подыскивали себе подходящее бунгало в тропиках.

Да, старушка я злоязычная, этого не отнимешь. А ведь профессор Сметанич меня сюда и пристроил… Ох, грехи наши тяжкие…

Но вернёмся к нашему ягнёнку. Юноша оказался довольно начитанным, но где, когда и при каких обстоятельствах прочитал, к примеру, «Капитанскую дочку» – припомнить никак не мог. Да, ещё он Стивенсона особенно любил. Не «Остров сокровищ», а «Доктор Джекил и мистер Хайд».

И речь его была лишена каких-либо характерных особенностей. Я, конечно, не профессор Хиггинс из «Пигмалиона», но вологодский говорок от воронежского уж как-нибудь отличу. И так его пыталась подловить, и этак. То вдруг задам ему вопрос по-французски или по-английски, словно он иностранный агент. Английский, впрочем, он знал прилично, но уж не как родной.

Ах, его речь похожа на мою? Неудивительно. С ним в основном я и общалась.

И по ассоциациям я его гоняла, и видеофильмы с видами разных городов показывала – и никакого отклика. Чёрный ящик, «китайская комната». Вещь в себе. Никакого просвета…

Вы скажете – ну, нашла себе старая вешалка заделье! Психиатром себя вообразила! А образование у меня библиотечное, хоть и училась в Москве.

Нет, не психиатром я себя вообразила, а строгой, но справедливой маменькой. Не лги, не выражайся, локти на стол не складывай. Люби отечество. Будь верен данному слову. Не бросай друга в беде… А что такое друг? Это, мальчик мой, ты непременно узнаешь…

К сожалению, он вскоре появился, этот… друг.

Повесили его, говорите? Ну и правильно – прости, Господи, душу грешную за такие слова! Смею надеяться, за дело?

А что касается этого маскарада с Домнушкой… Понимаете, когда произошёл дефолт, многие наши высокопоставленные пациенты не только скоропостижно выздоровели, но и взносы свои забрали. Ринулись срочно спасать капиталы. И присело наше заведение на голодный паёк. Зарплату полгода не платили. Забастовку не объявишь, другой работы не найдёшь. Ещё немного – и купит наш санаторий за бесценок какой-нибудь купец Лопахин, и дачи понастроит. Место тут дивное, жаль, вы его летом не видели.