Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович. Страница 91

Ну и матом – чтобы без перевода было понятно.

Переоделся наш вербовщик, тоже в камуфляже и при «калаше», на голове каска, на боку противогазная сумка, воевать собрался…

А с ним ещё один человек – тоже камуфлированный, но без оружия, а в руках у него видеокамера, но не маленькая, как у туристов, а солидная, профессиональная. Маленькая же камера закреплена на шлеме, я видел такие штучки. Кино про нас собрался снимать, что ли? Ну да, и физиономия самая творческая – из-под шлема торчат длинные патлы, бородка мушкетёрская… Молодой оператор, словом.

– Его слушаться как меня, – сказал вербовщик и показал на оператора.

Я тебе, Печкин, хочу передать то, что тогда понимал и чувствовал. Теперь-то я знаю, где мы находились, а тогда…

Шли через лесок, и всё я удивлялся, что листьев нет и хвоя пожухлая. Ясно – большая химия постаралась. Так такое повсеместно бывает…

Никакого Чернобыля тогда у меня и в мыслях не было. Ну не мог я предположить такой подляны. Я-то думал, что нормальные люди от этих мест шарахаются…

Посмотрел на Умара, Умар на меня. Учитель покачал головой и показал на пальцах, что надо бы отсюда мотать, и в темпе. И ясно нам, что не от кабанов нас защищают, да и не защищают вовсе, а стерегут, чтобы не разбежались…

Шли, шли – остановились у какой-то деревни. Нас посадили на землю, раздали какие-то таблетки. Вербовщик сказал, что от поноса. Думаю теперь, что и вправду от поноса – кто бы на нас ценный радиофаг тратил!

Ну подумаешь – брошенная деревня! Мало ли таких нынче! Все уехали в Москву на заработки, вплоть до стариков и младенцев…

Поднял вербовщик одного немолодого узбека, взял за руку и повёл в сторону деревни. Оператор и один из автоматчиков за ними пошли.

Ты, конечно, спросишь, почему мы сидели, как покорные бараны? И ты бы сидел как миленький. Ах, побывал в заложниках? И не сидел, как баран? Ну, значит, ты герой, а мы люди маленькие. И не предполагали мы себя в заложниках, потому что ни с нас, ни с родни нашей ничего не возьмёшь, а люди мы тут чужие…

Только там я понял, как это один немецкий солдат мог целый батальон пленных красноармейцев конвоировать.

Вот так и мог.

Стая много глупее любого её представителя.

Один из камуфляжников достал из рюкзака бумбокс и включил на полную мощность хэви метал. Старый – «Джудас прист». А фриц играл бы на губной гармошке «Фор дер казерне фор дер гроссен тор»…

Потом вернулись трое, без узбека. Оператор довольный, смеётся, вербовщика похлопывает по плечу, у конвоира же морда переменная… Он даже бумбокс пинком заглушил от огорчения…

Узбеки спросили, где, мол, Абдулло-устод? Он у них вроде мастера был.

– В деревне, – сказал вербовщик. – Объясняет местным, как правильно плов готовить, мы обедать туда пойдём…

Выходит, не пустая деревня. Так зачем же туда с охранником идти? И оператор – он что, приготовление плова снимал?

– Не увидим мы больше деда, – еле-еле слышно сказал я Умару.

– Похоже на то, – шепнул учитель. – Что делать будем?

– У них четыре ствола, – сказал я.

В рабство деда, что ли, продали? Так это не Кавказ, да и не слышал я, чтобы в Украине такое происходило…

У них четыре ствола, а у нас только ножи – не сочли нужным даже обыскать нас. Ножи хорошие, восточные, настоящие пчаки… Но что ножи против автоматов?

Вербовщик между тем выбрал ещё одного парня, на этот раз самого молодого, Фарика. А Фарик происходил из какого-то горного кишлака, который даже по восточным понятиям считался Тмутараканью, и русского он вообще не понимал.

– Пусть сушняка заготовит, – сказал вербовщик. – Мы проводим его до места…

За сушняком с видеокамерой? Интересно. Что же эти ребята с людьми делают? Куда уводят?

Да ещё под двойным конвоем, потому что давешний «десантник» наотрез отказался идти в одиночку, припахали второго. С нами только один остался…

Прошло минут десять, и услышали мы сперва очередь, а потом долгий такой, высокий, нечеловеческий крик.

Мы повскакивали на ноги, схватились за ножи…

– Сесть на корточки! Руки за голову! – заорал конвоир и дал очередь поверх голов.

Ну, мы и присели, как заключённые на этапе, откуда что и взялось. Фильмов насмотрелись, что ли?

Но всё равно было видно, что парень растерялся – произошло что-то непредвиденное…

Первым вернулся вербовшик, увидел, что происходит, и сказал:

– Вы чего всполошились? Ну, кабан выскочил. Ну, пристрелили его. Не бойтесь, свининой не накормим… Сейчас ребята его разделают, не пропадать же добру…

Наконец выбежали двое конвоиров – белее белого. И кричат на бегу:

– На него не действует! На него не действует!

Что на кого не действует? Чего они так испугались?

Потом вышел из леска оператор, и не по-хорошему вышел – его сзади держал за шкирку человек в белом комбинезоне – такие носят во всяких стерильных лабораториях. И шлем со стеклянным щитком.

И крикнул человек:

– Негодяи! Что вы с людьми вытворяете? Стволы на землю, а то я вашего Феллини к праотцам отправлю!

Высоким штилем изъяснялся Белый… А оператор орал только:

– Вы за это ответите! Вы за это ответите! Он меня убьёт! Вас накажут! Делайте как он говорит!

Они же, гады, не знали, что Белый ходит без оружия. Он, должно быть, палец приставил к спине оператора, а тот и поверил…

Тут вербовщик сделал знак рукой – и охранники подскочили нам, каждый выбрал узбека и приставил к его голове ствол. Один ствол из трёх молдаванину достался.

– Всех положу, – сказал вербовщик. – Отпусти человека по-хорошему…

– И это – человек?! – закричал Белый. – Перепуганного мальчишку бросили на гравиконцентрат, а этот снимал, как его там корёжит!

Я ничего, разумеется, не понял. И про гравиконцентрат услышал впервые. Я понял только, что этот парень в белом вышел один против четверых вооружённых людей, и ради кого? Ради нас, чурок черножопых?

Автоматы наши охранники носили на шее, как эсэсовцы в кино. Так что не сталкеры это были, как ты понял. И мой личный гад, чтобы приставить ствол к моему кудрявому черепу, слегка наклонился…

Выстрелить он не успел – полетел через мою голову, когда я перехватил ствол и дёрнул. Неопытный был парнишка, зря он подписался на это дело. Ну и получил пулю от своего же, а меня прикрыл…

Как я решился на такое – не знаю. Минти наре, конечно, зато силушкой бог не обидел…

Узбеки вскочили как по команде (а может, Умар им чего и крикнул, не знаю), бросились на оставшихся двоих автоматчиков. Подробностей не помню. Троих гастарбайтеров успели положить бандиты, прежде чем узбеки их пошинковали. Вербовщика оставили в живых – пока. Оператора тоже.

Белый не дал их прикончить. Если бы мог, он бы и конвоиров отмазал, добрая душа, но искрошили уже конвоиров на кебаб. А этих двоих потом, конечно, повесили, но уже после сталкерского суда и под наблюдением врача.

Вот так и получилось, что Белый меня спас. Точнее, человека во мне спас. Теперь, выходит, я дважды его крестник.

Потом был большой шум, и вся Зона узнала, что Жареный принял заказ на съёмку от одной московской фирмы. Очень заказчикам хотелось посмотреть, что аномалия с живым человеком может сделать, – то ли в научных целях, то ли так, для развлечения пресыщенной публики. Абдулло-устода в «жарке» сожгли, Фарика по земле размазало…

Тут Большой Жареного и прихлопнул. Не сам, конечно, – свои же прикончили.

Сталкеры скинулись на обратную дорогу уцелевшим узбекам, а мы с Умаром остались. Он ещё потом меня учил ножи метать. Только был учитель-словесник уже не Умар, а Басмач – ты о нём наверняка слышал. Сейчас он на родине, очередную дочку выдаёт замуж. Но вернётся обязательно, потому что дочка не последняя.

И я тебя с ним непременно познакомлю. Будете про великую русскую литературу тереть.

Часть вторая. Где всё по-другому…

…Я же, покуда вы спите, подвергну сомнению древние книги, воспевшие вас.

Следом за тем я подвергну сомнению подвиги ваши и важность любого из них.

После чего, разумеется, я и самих вас подвергну сомнению; а заодно уж, конечно, и воинов ваших, и даже ни в чём не повинных слуг и собак.

И, наконец, я подвергну сомненью сомненье своё и себя самого вместе с ним.

Михаил Щербаков