Fatal amour. Искупление и покаяние (СИ) - Леонова Юлия. Страница 33

Он не станет задерживаться в Клементьево. Коли мать пожелает, он увезёт её с собой в Петербург. Столичный особняк огромен, и места им вполне хватит. А коли пожелает остаться в Клементьево, он проследит за тем, чтобы к осени все работы по отделке дома завершились, и всё равно вернётся в полк.

Глава 13

Дивное летнее утро, дышащее спокойствием и прохладой, сменило душную июльскую ночь. Это была та пора, когда лето уж минуло свой пик, и в прозрачном воздухе, в лёгком дыхании ветра уже ощущалось скорое приближение осени.

Ступив на новое, ещё пахнувшее свежей стружкой крыльцо флигеля, Андрей Петрович подал руку матери, помогая спуститься по ступеням. Мать и сын под сенью вековых лип, которыми была обсажена центральная парковая аллея, направились к небольшой часовне, где располагалась маленькое семейное кладбище. От малейшего дуновения ветра слышался тихий шелест листвы над головой, деревья словно подёргивались серебристой дымкой, когда их листья оборачивались кверху своей светлой стороной. Ничего более не нарушало величественной тишины и спокойствия старинного парка.

Вскоре показалась низенькая чугунная ограда, опоясывающая часовню и само кладбище. Среди зелени скошенной травы виднелся свежий могильный холм, который ещё не успел покрыться травяным ковром.

— Вот мы и пришли, — опустилась на скамью подле могилы Татьяна Васильевна.

Ефимовский остался стоять, задумчиво глядя на деревянную табличку, где были вырезаны даты рождения и смерти младшего брата. Никак не хотелось верить, что здесь, под толщей земли, Мишель нашёл своё последнее пристанище, что вскоре тело его обратится в прах, и его родным останутся только воспоминания о нём и эта самая могила.

— Не могу поверить, что никогда более не увижу его, — тихо отозвался Андрей Петрович.

Татьяна Васильевна поднесла к глазам платок, промокая выступившую влагу.

— Господь учит нас смирению, но смириться с его смертью я никогда не смогу, — вздохнула она, поправляя чёрную кружевную косынку на голове.

Андрей нагнулся, убрал увядшие цветы и выровнял чуть покосившуюся табличку, прибитую к деревянному кресту.

— Я не смогу задержаться надолго, — оглянулся он на мать. — К сентябрю мне надобно вернуться в полк. Коли пожелаете, поедем в столицу вместе.

— Нет, Андрюша, — слабо улыбнулась madame Соколинская. — Я здесь останусь. Рядом с ним, — кивнула она на могилу.

Они пробыли у могилы ещё с четверть часа, каждый думая о своём. После Татьяна Васильевна вернулась во флигель, а Ефимовский отправился осмотреть дом, дабы решить, что надобно ещё сделать для того, чтобы мать могла поселиться в нём до зимы.

Проходя через анфилады пустых покоев, Андрей прислушивался к гулкому эху своих шагов, изредка останавливался, подзывая к себе семенившего за ним следом архитектора и указывая тому на то, что должно сделать. Огромный особняк мог бы стать домом для молодой семьи, со временем эти пустые комнаты должны были наполниться звуками детского смеха, топотом маленьких ножек, шумными играми, той жизнью, о которой грезил его брат, но, увы, отныне здесь станет доживать свой век одинокая больная женщина, лишившаяся самого дорого в жизни.

Закончив обход дома и, обсудив с архитектором предстоящие расходы, Ефимовский велел оседлать ему лошадь. Он собирался нанести визит Урусовым, дабы выразить соболезнования княжне Наталье, но более всего ему хотелось побеседовать с князем, узнать подробности истории, стоившей жизни Мишелю.

Расспросив дорогу, Андрей Петрович выехал за ворота. Солнышко поднялось уже высоко и даже в светлом сюртуке из тонкого сукна становилось довольно жарко. Ефимовскому пришлось объехать крестьянский обоз, везущий хлеб, убранный с поля, на гумно. Пыль, поднятая десятками ног и копытами лошадей, ещё долго кружилась в воздухе, оседая на угрюмых усталых лицах мужиков. Андрею показалось, что у него весь рот забит этой пылью, и она даже скрипит на зубах. Остановив мальчонку, что плёлся позади всего обоза, Ефимовский стал расспрашивать его о хозяевах усадьбы, что виднелась за поворотом дороги, собираясь заехать туда и обратиться с просьбой утолить жажду.

— То Ракитиных имение будет, — блеснул белыми зубами на загорелом лице мальчишка и ловко поймал брошенный ему пятак.

Андрей долго вглядывался в закрытые ворота, виднеющиеся вдали. Любопытство пересилило неприязнь, что вызывала в нём произнесённая мальчишкой фамилия, и, тронув каблуками бока гнедого, он направил его в сторону усадьбы, где жила та, что стала причиной ссоры его брата с ротмистром Карташевским.

Привратник открыл ему, но сообщил, что господа уехали, а когда будут ему не ведомо, посоветовав справиться о том у управляющего. Спешившись во дворе весьма скромной усадьбы, Андрей огляделся. Старый деревянный дом нуждался в ремонте, но в небольшом парке царил образцовый порядок.

Заметив из окна незнакомца, управляющий сам вышел ему навстречу.

— Чем могу быть полезен? — обратился он к Ефимовскому, созерцающему фасад дома.

Ефимовский обернулся на звук его голоса и увидел перед собой невысокого мужчину лет сорока, с аккуратно подстриженными рыжими усами и такой же шевелюрой.

— Простите, — улыбнулся граф, не называя себя, — мимо проезжал. Дозвольте жажду утолить?

Подозвав лакея, управляющий распорядился принести путнику холодного кваса. Пока слуга ходил за квасом, Андрей Петрович принялся расспрашивать управляющего о его господах.

— Я здесь недавно, — смутился управляющий. — Меня-то и пригласили, потому как господа в столицу подались, а до того барыня сама хозяйство вела, — разговорился он.

Лакей вынес на подносе запотевший фарфоровый кувшин и высокий стакан. Управляющий сам налил гостю напиток и протянул стакан Ефимовскому. В манере держаться, во властных интонациях голоса, управляющий Ракитиных легко признал в случайном госте человека богатого и обличённого властью, а потому неосознанно пытался угодить ему.

— Благодарю, — поставил на поднос пустой стакан Андрей Петрович. — Не подскажете, до Урусовых далеко ещё?

— А вы через мостик езжайте, — посоветовал ему управляющий. — Там совсем недалече будет.

У Урусовых его встретили довольно приветливо. Княгиня Анна Николаевна тихонько уселась в уголке гостиной, где Андрей Петрович беседовал с княжной Натальей. Ефимовский нашёл княжну довольно привлекательной, а потому ещё более изумился тому, что его брат пожелал разорвать помолвку. Вслух он этого не говорил, не желая напоминать Наталье Сергеевне о неприятных моментах.

— Мне жаль, что так вышло, — говорил он, сидя подле неё на диване. — Я был бы рад назвать вас своей сестрой.

Наталья опустила ресницы, разглядывая свои переплетённые пальцы.

— Увы, мы не властны над судьбой, — тихо отвечала она.

Ефимовский склонен был не согласиться с подобным утверждением, потому как всю свою жизнь полагал, что только от него зависит, как сложится его жизнь, но опять же промолчал. Общество княжны тяготило его. Он её совершенно не знал и, произнеся положенные по этикету фразы о том, как он сожалеет о её утрате, не мог более найти темы для беседы. Он был бы и рад уехать, но его останавливало только желание побеседовать с князем, которого на момент приезда гостя в усадьбе не оказалось.

Анна Николаевна заверила Андрея Петровича, что сын непременно вернётся к обеду, и уговорила графа отобедать с ними. Было уже четыре пополудни, когда приехал Илья Сергеевич. Дворецкий поспешил сообщить ему о приезде графа Ефимовского и о том, что гость остался к обеду.

Новость сия князя не больно-то обрадовала, потому он всячески тянул время, переодеваясь к трапезе и одновременно размышляя о том, что ему следует сказать Ефимовскому, а о чём надобно бы умолчать. Собственная нечистая совесть давно не давала ему покоя, но облегчить её, рассказав всё Андрею Петровичу, он не торопился. Нажить себе врага в лице графа Ефимовского было бы непростительной глупостью.

Илья Сергеевич знал, что в Петербурге Ефимовский личность довольно известная, его охотно принимают в самых высоких кругах, к его мнению прислушиваются, заполучить его в свой дом гостем считается большой удачей. Он много думал о том, что теперь, когда свадьба расстроилась, делать с Натальей и пришёл к выводу, что самым правильным было бы увезти сестру на сезон в столицу, ибо в Москву им путь заказан, а потому лучше иметь Ефимовского в своих союзниках, чем в противниках.