Искажение. Шестая глава (МАКАМ XII. Любовь во время зимы) - Панов Вадим. Страница 2

– Хороша ли охота? – светским тоном осведомился Авадонна.

– Прекрасна, – Гаап пыхнул ароматным дымом и растянул губы в знаменитой «ястребиной» улыбке. – Шварц отыскал великолепную дичь, уже семь смердов сдохли.

– Слышал, ты дрессируешь Авдея? – обронил Авадонна.

– А что не так?

– Вас не должны видеть вместе, – поспешил объясниться карлик, опасаясь вспышки гнева.

Но её не последовало: Гаап пребывал в отличном настроении, которое ничто не могло испортить.

– Знаю, – поморщился он. – Но Авдей такой игривый, так искренне желает познать Тьму… Мне нравится доставлять мальчику удовольствие… Во всех смыслах слова.

Чувствовалось, что баал увлечён молоденьким принципалом больше, чем пытался продемонстрировать, но Ястребиный мог себе это позволить: Первородному его ранга путь к свету заказан, так что грешники лишь посмеются, узнав о новом фаворите своего баала. А вот органики…

– Из-за вашей связи могут взбунтоваться органики, – негромко произнёс Авадонна. – Я понимаю, что Авдей – бессмертный принципал, но он не должен забывать, что все его умершие предки тоже были бессмертными принципалами. – Карлик выдержал короткую паузу. – Надо объяснить мальчику, что власть устроена гораздо сложнее, чем ему кажется, а его личное бессмертие может спасовать перед ловкостью убийцы.

– Надо… – согласился Ястребиный. – И дело, из-за которого я попросил тебя приехать, как раз связано с ними, с органиками.

– Объявляем войну? – пошутил карлик.

– Не сейчас. – Гаап попыхтел сигарой, огляделся и чуть понизил голос: – Авдей хороший мальчик и высоко ценит нашу дружбу, поэтому постеснялся сказать лично… но передал через дьяка-меченосца Айзермана своё неудовольствие смертью Лаврича.

– Что значит «неудовольствие»? – не понял карлик.

– Сколько значений есть у этого слова? – поднял брови Ястребиный, удивлённый непонятливостью обычно смышлёного Авадонны.

А карлик действительно растерялся, поскольку считал историю Лаврича законченной и закрытой. И ещё считал её выгодной Первородным: предыдущий дьяк-меченосец, член Первой Свиты Лаврич оказался бешеным Сердцеедом, запятнавшим себя многочисленными убийствами детей и в конце концов погибшим от руки мстителя, двойника, рождённого в Великое Полнолуние. Скандал привёл органиков в смущение и стал очередной победой Тьмы.

– Авдей высказывает нам претензии за смерть Лаврича? – выдавил из себя карлик, сообразив, что пауза неприлично затягивается.

– Да, – кивнул Гаап, попыхивая сигарой.

– Почему?

– Потому что Ольгин – тёмный, – объяснил Ястребиный. – Ольгин – сын Великого Полнолуния, вскормленный энергией Ша и вызванный Порчей.

– Лавричу надо было внимательнее выбирать жертву и не трогать сестру Первородной, – пожал плечами опомнившийся Авадонна. – Он забыл, что Москва – не его ферма, на которой можно кормиться, как душе угодно и кем угодно. Ольгин и Порча отомстили…

– Лаврич мёртв, а бессмертный принципал органиков недоволен, – сухо перебил карлика Гаап. – Моему мальчику кажется, что его оскорбили, он стал задумчивым и хмурится, а мне не нравится, когда он хмурится. И не нравится, когда он становится обидчивым. Ты меня понимаешь?

В ответ Авадонна едва не выругался. Вслух.

В отличие от подавляющего большинства грешников, карлик был не «би-», а чётко выраженным «гетеро», о его любовных подвигах слагали легенды, но при этом он не подпускал многочисленных любовниц к серьёзным вопросам, жёстко отделяя дело от удовольствий.

И до сих пор не замечал подобного за Гаапом.

– Чего хочет Авдей? – спросил карлик, постаравшись, чтобы имя мальчика прозвучало уважительно.

– Дьяк-меченосец Айзерман сказал, что до сих пор органики не трогали Ольгина из вежливости, ждали, что мы сами с ним разберёмся. И я думаю, нужно пойти им навстречу, – ответил Ястребиный. – Авдей молод, ему понравится знак внимания.

– Молод и глуп, – добавил Авадонна.

– Да, – не стал отрицать Гаап. – Но его глупость нам на руку, а его красота и молодость меня возбуждают. И мы сделаем так, как юноша хочет.

– Конечно, сделаем, – кивнул карлик. Он уже взял себя в руки и вернулся к обычному деловому тону. – Твоё слово – закон, Гаап, но я прошу не забывать, что мальчик всё равно наш враг. День – наш враг. Органики – наши враги.

– Почему же ты не сражаешься? – усмехнулся Ястребиный.

Авадонна осёкся.

– Ты не сражаешься, друг мой, потому что всем доволен, – ответил на свой вопрос Гаап, пыхнув сигарным дымом почти в лицо собеседнику. Сверху вниз. – Потому что Божественные пляшут в твоих сетевых шоу вместе с органиками. Потому что они убивают с тем же безразличием, что и грешники, и с таким же азартом пытают врагов… Ты не сражаешься, друг мой, поскольку знаешь, что я действую правильно, и всякий раз, когда я трахаю Авдея, он становится чуточку темнее, а вместе с ним темнеют его подданные. Тьма привлекательна, Тьма обещает гораздо больше Дня: больше удовольствий, больше власти. Рано или поздно мы растворим органиков в себе, но ты… – Ястребиный наклонился к карлику, – ты – молодец, друг мой, твоя твёрдость необходима на тот случай, если я чересчур увлекусь сладким мальчиком и совсем потеряю голову.

– Такого не случится, – сглотнув, прошептал Авадонна. – Ты темнее всех, кого я знаю.

– Но ты всё равно приглядывай за мной, – рассмеялся Гаап. И вернулся к делам: – Мы не можем сами устранить Ольгина, не хочу, чтобы по городу ползли ненужные слухи о том, что мы пляшем под дудку органиков.

– С этим я полностью согласен.

– Надо использовать Братство, – закончил Ястребиный, не обратив внимания на то, что карлик его перебил.

– «Mortem Monstrum»?

– Ты знаешь другое?

– Извини, Гаап, сглупил, – опомнился Авадонна. – Использовать Братство – хорошая идея, они любят устраивать публичные расправы.

– Мне кажется, или я слышу в твоём голосе презрение? – неожиданно поинтересовался Ястребиный.

– Я знавал настоящих истребителей и когда-то еле отбился от них, – с улыбкой напомнил карлик. – А теперь они едят у нас с ладони и не трогают Первородных без разрешения.

– Я понимаю твоё отношение, друг мой, но будь политиком, – Ястребиный вновь попыхтел сигарой. – Держи себя в руках, как держу себя в руках я. Улыбайся им, показывай, что уважаешь. И помни: Первородные уже выше всех без всякой войны. Мы сделали Зло глобальной идеей и скоро сбросим маски. Нужно немного потерпеть.

– Гаап, ты ведь знаешь, что я всё понимаю, – кивнул Авадонна. – Я переговорю с Братством и организую устранение Ольгина. – Он выдержал паузу. – Но Ленку мы не тронем.

– Она тебе нравится?

– Если Братство уберёт Порчу, все поймут, что органики мстят за Лаврича.

– И хорошо: мстить за Сердцееда – моветон.

– Но от нас будут ждать ответных действий, – продолжил карлик. – Смерть Ольгина не привлечёт внимания – он бирюк, а убийство Порчи может закончиться войной.

Несколько секунд Ястребиный обдумывал слова Авадонны, после чего кивнул:

– Порчу не трогаем.

– Хорошо…

Тем временем стрельба в лесу прекратилась и сменилась рёвом двигателей, сначала далёким, путающимся среди равнодушных деревьев рычанием, но постепенно приближающимся, и в тот момент, когда Гаап вынес решение по поводу Порчи, к базе подъехали четыре квадроцикла.

– Мы сделали! – закричал сидящий в первой машине юноша, специально притормозив у парковки. – Мы его поймали! Я его поймал! Я выстрелил в него сетью и поймал!

И помчался дальше.

– Разве он не прелесть? – улыбнулся Гаап.

– Шустрый мальчишка, – согласился Авадонна. – А главное – совсем ручной.

– Ещё нет, но будет, – Ястребиный негромко рассмеялся. – Зачем воевать, если можно затуманить им головы толерантностью? Если можно сказать, что мы – невинные жертвы безумия Древних, что мы не хотели воевать… Зачем воевать, если можно без устали повторять о «тяготах войны» и врать о том, что творили воины-меченосцы с «невинными ведьмами». Повторять враньё так долго, что дети органиков начнут верить, что их отцы и деды ничем не отличались от наших… Зачем воевать, если можно объяснить, что мы все одинаковы и способны «мирно сосуществовать»? Зачем воевать, если можно постепенно сделать их такими, как мы? Они ведь не замечают, как темнеют… просто живут, перенимают наши принципы, меняются… Пусть не сразу, но я терпелив.