Взросление 101 (ЛП) - Генри Лиза. Страница 9

Просто он… Он даже не знает, чего хочет от жизни. Хотя пора бы знать, да? У него в классе были ребята, которые сразу все знали. Тотально. Куда поступать. Кем становиться. Во сколько жениться, покупать дом, обзаводиться детьми. А Ник даже не может решить, какое кино посмотреть.

Это так странно.

В детстве Ник был влюблен в маминого кузена по имени Ли. Нику тогда было шесть, а Ли восемнадцать. Восемнадцатилетние казались шестилетнему Нику настоящими взрослыми. У Ли была машина и все в таком духе. И он был шикарен. В том смысле, который шестилетний Ник не вполне понимал. Он знал лишь одно: что хочет как можно больше играть и бороться со своим дядей. И только годы спустя до Ника дошло, что это было. Он очень надеется, что Ли не понимает этого до сих пор.

Суть в том, что Ли был взрослым, высоким и клевым, и Ник сделал вывод, что такими становятся все. Что в какой-то момент человек вырастает, у него проходят прыщи и приходит способность понимать, что такое акционерные опционы. Но с Ником пока ничего подобного не случилось, и — как он начинает подозревать, — возможно, не случится вообще. Может, взросление не врожденная вещь. Может, для этого надо стараться. Например, вместо Cartoon Network смотреть PBS. Хотя, если честно, это слегка радикально.

Просто он… Его много, что беспокоит, окей? Например, иногда мир кажется Нику настолько дерьмовым, что хочется закричать, а иногда — настолько прекрасным, что хочется плакать. Как на прошлой неделе, когда он увидел, как малыш за окном остановился у кабинета зубного врача и показал на одуванчик, пробившийся сквозь трещину тротуара. Мама малыша тоже остановилась, и они оба склонились над одуванчиком и стали смотреть на его. Потом зазвонил телефон, и когда Ник снова посмотрел за окно, их уже не было. И он подумал, что если бы люди почаще останавливались и замечали одуванчики, то, возможно, мир был бы не настолько отстойным. Но когда он записал эту мысль на обороте блокнота, она показалась ему какой-то тупой.

Вспышка стыда вытягивает его из мрачного настроения.

Его блокнот. Исписанный посвященными заднице Джея стишками. Теперь Джей о них знает.

Ник со стоном закрывает лицо руками.

Джея, вроде, не отпугнули его стихи, что очень круто — и это еще слабо сказано, — но все равно. С чувством собственного достоинства у Ника не очень, но теперь от него остались лишь крошечные ошметки. Если остались вообще.

Он достает телефон и находит свои сообщения Джею. Просто чтобы проверить, что не выдумал их.

Ник: Но ты еще хочешь, чтобы я снова тебе отсосал?

Джей: Да.

Нику нравится это «да». Оно однозначное. Твердое.

Он снова прислоняется затылком к стене и закрывает глаза.

Окей, допустим, взросление действительно ему не дается, но он хотя бы успеет расстаться с девственностью до колледжа, да? Это будет по-взрослому. Если, конечно, Джей захочет зайти так далеко. Но Ник пересмотрел кучу порно. И в целом уверен, что восемнадцатилетние девственники, да еще привлекательные — по крайней мере, при выгодном освещении — ценятся достаточно высоко. Таким образом, в колледже он будет хотя бы приблизительно знать, что надо делать, если у него будет секс. В том смысле, что не опозорится до такой степени, что об этом узнает весь кампус, угу?

Он слышит, как около дома притормаживает машина его матери, а затем, через пару минут, — как родители разговаривают внизу.

Он пытается представить их молодыми. Было ли в их жизни время, когда они делали глупости или чуть не плакали над одуванчиками? Для Ника они всегда были родителями. Он не знает их, как людей. Как-то раз к ним пришли гости, и его мать напилась и заставила всю комнату танцевать конгу. (кубинский танец, участники которого становятся в линию и повторяют движения ведущего — прим. пер.) Самое безумное, что в итоге к «паровозику» присоединился даже его отец, и у Ника появилось ощущение, будто он смотрит на чужих родителей, не на своих. Или на людей, которыми они были до того, как стали родителями.

Это было смешно. И отчего-то грустно. И пугающе. Ник не может сформулировать, почему. Может, взрослея, люди теряют частичку себя? Или он просто воспринимает все, как чертова малолетняя королева драмы?

Ник вытаскивает из-под кровати свой ноут, заходит в фейсбук и открывает окошко чата. Девон онлайн.

Ник: Я боюсь, что мне не понравится в колледже. Или что колледжу не понравлюсь я.

Девон: Бро, та же хрень.

Ник: Я еще даже не понял, чем хочу заниматься, но Ник, обломись, все уже решено. Хотя я выбрал криминологию лишь потому, что в то время пересматривал «Закон и порядок». ТАК НЕ ВЫБИРАЮТ ПРОФЕССИЮ, ДЕВ!

Девон: Чувак, ну поменяеш ее потом на другую.

Девон: *поменяешь

Ник: Дев, это фейсбук. Тут необязательно писать грамотно.

Девон: Да ладно, я же знаю, что в глубине души тебя бесят мои опечатки.

Ник: Бесят. Угу. Потому что я такая скотина.

Девон: Да, именно потому.

Ник: Но я все равно люблю тебя.

Девон: Я тебя тоже.

Ник: Больше всего я люблю, что могу говорить «я люблю тебя», и это не выглядит странным.

Девон: Хочешь, приду и пообнимаю тебя?

Ник: Всегда.

Девон: Тогда до скорого, бро.

Девон выходит из чата, и Ник улыбается.

А потом прекращает, вспомнив, как сильно будет скучать по Девону, когда начнется учеба.

***

Одно приводит к другому, и, проснувшись наутро, Ник обнаруживает себя рядом с Девоном, прилипшим к нему как банный лист. Одно в данном случае пицца. А другое — марафон «Властелина колец». Ник заснул во время «Двух крепостей», прямо на сцене, где Арагорн встречает Эомера, и в середине своего напряженного противостояния они оба полностью подтвердили, что Нику нравятся парни постарше и с бородой.

Джей выглядел бы фантастически с бородой.

В общем, Ник просыпается с Девоном у себя за спиной и слышит осторожный стук в дверь.

Пока он сонно моргает, в комнату заглядывает его мать.

В свое время Нику и Девону пришлось поклясться родителям Ника, что они точно не спят — ну, спят, но только в обычном смысле этого слова, — потому что да, они до странного созависимы и любят валяться в обнимку. Теперь мама Ника и бровью не ведет, когда видит Девона у Ника в постели.

— Завтрак готов, — сообщает она.

Ник толкает Девона в бок, после чего они, пошатываясь и спотыкаясь, словно герои фильмов Ромеро, спускаются вниз.

На кухне Ник садится напротив отца. Девон плюхается с ним рядом.

Мама Ника расставляет перед всеми блины.

— Спасибо, миссис Сталнекер! — говорит Девон.

Мама Ника подкладывает ему на тарелку еще один блин.

— Девон, я тебе сто раз говорила, не миссис Сталнекер, а Марни.

— Точно. — На щеках Девона проступает румянец. — Марни, спасибо.

Ник сердито жует. Он стопроцентно уверен: его мать вряд ли была бы так расположена к Девону, знай она о том его сне. Серьезно, у их броманса должны быть какие-то рамки, ведь так? Нельзя говорить: «Чувак, мне приснилось, что я завалил твою мать!» Просто нельзя.

— Пап, — говорит он. — Извини меня за вчера. Сегодня я сделаю все, обещаю.

Его отец отрывает взгляд от тарелки. Он не выглядит впечатленным. Он выглядит, как человек, который слышал это уже тысячу раз.

Ника пронзает чувство вины.

— Хорошо, — произносит Крис наконец.

— И еще я подумал, может, мне поискать другую работу?

Крис минуту молчит. Потом протыкает кусок блина вилкой.

— Если ты сам этого хочешь.

Ну, не особо. Работа — отстой. Но Нику нужны деньги на колледж. И еще он типа был бы не против, чтобы отец не ненавидел его.

— Хочу. Ты вернешь мне машину?

— Если найдешь работу, верну.

Паршиво. Но справедливо.

— Окей, — говорит Ник. — Спасибо, пап.

На лице отца появляется слабое удивление — в кои-то веки без примеси разочарования, и Ник начинает осторожно надеяться, что, если он снова не напортачит, то быть может, у них с отцом все наладится.