Двойное убийство в улице Морг - По Эдгар Аллан. Страница 5

В эту минуту послышались поспешные шаги человека, поднимавшегося по лестнице.

— Приготовьтесь, — сказал Дюпен, — возьмите пистолеты, но не употребляйте их в дело; не показывайте их до тех пор, пока я вам не скажу.

Входная дверь была отворенной, посетитель вошел, не позвонив, и поднялся на несколько ступенек, но тут он точно заколебался и мы услышали, как он начал спускаться. Дюпен бросился к двери; посетитель снова стал подниматься. На этот раз он постучал к нам.

— Войдите, — весело и добродушно сказал Дюпен.

Вошел человек, очевидно, моряк, — сильный, крепкий и мускулистый, с смелым и приятным лицом, но почти совершенно закрытым усами и бакенбардами. При нем была только толстая палка. Он неловко поклонился нам и сказал приветствие простонародным наречием, указывавшим, однако, на его парижское происхождение.

— Садитесь, почтеннейший, — сказал Дюпен; — я полагаю, что вы пришли поговорить насчет вашего орангутанга. Я завидую вам, он замечательно хорош и, вероятно, дорог. Сколько ему лет?

Матрос глубоко вздохнул, с видом человека, у которого свалилась тяжесть с плеч, и твердо сказал:

— Наверное не знаю, но думаю, что ему года четыре или лет пять… Он у вас здесь?

— Конечно, нет. У нас нет удобного места, и он заперт в манежной конюшне в улице Дюбур. Вы можете получить его завтра утром. Можете вы доказать свои права?

— Да, сударь, конечно.

— Мне, право, жаль расстаться с ним, — сказал Дюпен.

— Я понимаю, — сказал матрос, — что вы не даром трудились. Я с удовольствием дам вознаграждение человеку, поймавшему его, но, конечно, небольшое вознаграждение.

— Хорошо, — отвечал Дюпен, — все это совершенно справедливо. Но что же вы дадите? А знаете ли, какую награду я попрошу у вас? — расскажите мне все, что вы знаете об убийствах в улице Морг.

Дюпен произнес последние слова тихим и спокойным голосом. С тем же спокойствием он отправился к двери, запер ее и положил ключ в карман, достал из-под сюртука пистолет и так же спокойно положил его на стол.

Лицо матроса побагровело, как будто он готов был тотчас же задохнуться. Он вскочил и схватил палку, но через секунду снова опустился на стул, сильно дрожа и побледнев, как полотно. Он не мог произнести ни слова. Мне стало его жаль.

— Друг мой, — сказал Дюпен самым ласковым голосом, — вы беспокоитесь напрасно. Мы не желаем вам зла и честью клянусь, что мы не имеем на вас никаких злых видов. Я знаю, что вы невиновны в убийстве в улице Морг. Но это все-таки не значит, что вы вовсе не причастны к делу. Из того, что я сказал, вы можете судить, что я имел возможность кое-что узнать. Теперь для нас все ясно. Вы ничего не могли сделать для избежания преступления и ни в чем невиноваты. Вам нечего скрывать, и нет никакой причины скрываться. С другой стороны, вы, как честный человек, обязаны рассказать все, что вы знаете. В настоящее время невинный человек заключен в тюрьму и обвинен в преступлении, вам известном.

Пока Дюпен говорил, матрос почти совершенно пришел в себя; но вся его первоначальная отвага исчезла.

— Господь да поможет мне! — сказал он, помолчав немного, — я расскажу вам все, что знаю; но не надеюсь, чтобы вы и в половину поверили мне, да и глупо было бы надеяться! А между тем я невинен; я расскажу все, хотя бы мне это стоило жизни.

Вот сущность того, что нам рассказал матрос. Он недавно ездил на Индейский архипелаг. Несколько матросов, в числе которых был и он, высадились в Борнео и пошли во внутрь страны на экскурсию. Он с одним из товарищей поймал орангутанга; товарищ умер, и он один остался владетелем животного. После многих хлопот при переезде, матрос, наконец, перевез орангутанга в Париж в свою собственную квартиру и, чтобы не привлекать назойливого любопытства соседей, тщательно запер животное, пока не вылечил его от раны на ноге, которую он нанес себе на корабле. Матрос хотел, во что бы то ни стало, продать своего зверя.

Раз ночью или, лучше сказать, утром, — в утро убийства, — возвратившись с попойки, матрос нашел орангутанга в своей спальне, вместо соседней комнаты, где он считал его плотно запертым. С бритвою в руке и весь вымазанный мылом, орангутанг сидел перед зеркалом и собирался бриться, потому что, вероятно, видел когда-нибудь за таким занятием в замочную скважину своего хозяина. В ужасе при виде такого страшного оружия в руках животного, способного употребить его в дело, матрос в первые минуты не знал, на что решиться. Обыкновенно он усмирял обезьяну в минуты ее самого сильного раздражения ударами плети, потому и на этот раз хотел прибегнуть к тому же средству. Но на этот раз орангутанг прыгнул в дверь, побежал по лестнице и выпрыгнул через окно на улицу.

Француз в отчаянии бросился за ним. Орангутанг, держа бритву, останавливался от времени до времени, обертывался, делал гримасы бежавшему за ним хозяину, и когда видел, что тот догоняет его, снова убегал. Эта охота длилась довольно долго. На улицах было совершенно пусто. Наконец, внимание орангутанга было привлечено светом в открытом окне четвертого этажа. Он бросился к стене, увидел громовой отвод, с невообразимой ловкостью влез наверх, уцепился за ставень, совершенно отворенную, и, упираясь в него, прыгнул в комнату прямо на кровать.

Все это совершилось быстрее, нежели в минуту. Прыгнув, орангутанг откинул ставень опять к стене.

Матрос и обрадовался, и испугался: он надеялся поймать зверя и испугался, что животное может наделать каких-нибудь бед. Эта последняя мысль заставила матроса пуститься за своим беглецом. Матросу оказалось нетрудным взобраться по отводу, но когда он добрался до четвертого этажа, окно которого оказалось довольно высоко, он затруднился. Он мог только приподняться и взглянуть, что делается в комнате, и — чуть не упал от ужаса, взглянув в окно… В это-то самое время и начались крики, разбудившие жителей улицы Морг.

Г-жа Эпене и дочь ее, неодетые, вероятно, разбирали бумаги в шкатулке. Шкатулка была отворена и бумаги разбросаны по полу. Женщины сидели спиною к окну и, судя по времени, которое прошло от той минуты, как орангутанг вскочил в комнату, и до первых криков, они, конечно, не заметили обезьяны. Хлопанье ставня они, вероятно, приписали ветру.

В то время, как матрос взглянул в комнату, страшный зверь ухватил за волосы г-жу Эпене, вероятно, чесавшуюся, и махал бритвой перед ее лицом, подражая движениям цирюльника. Дочь лежала неподвижно на полу; она была в обмороке. Крики и усилия старухи, во время которых орангутанг вырвал ей волосы, привели в ярость его, по всей вероятности, сначала кроткие намерения. Быстрым ударом он почти отделил голову от туловища, и вид крови привел его в остервенение. Скрежеща зубами и сверкая глазами, орангутанг бросился на тело молодой девушки, втиснул ей в шею когти и оставил ее только тогда, когда задушил. В эту минуту орангутанг увидел искаженное ужасом лицо своего хозяина.

Ярость животного, хорошо знавшего страшную плеть, тотчас же перешла в страх. Зная, что оно заслужило наказание, оно, по-видимому, хотело скрыть кровавые следы своего преступления и, прыгая по комнате в нервном волнении, опрокидывало мебель и раскидывало вещи. Наконец, животное схватило тело девушки и засунуло его в трубу, а тело старухи выбросило в окно.

Когда обезьяна приближалась к окну с своей изуродованной жертвой, испуганный матрос наклонился и спустился скорее по отводу, боясь последствий этой страшной резни. Слышанные голоса и были его возгласы ужаса и яростное ответное рычанье обезьяны.

Мне нечего более прибавлять. Орангутанг спустился из комнаты по отводу раньше, чем выломали дверь. Пролезая через окно, он, вероятно, затворил его. Впоследствии он был пойман самим хозяином и дорого продан в Ботанический сад.

Мы сообщили подробности дела префекту полиции, и Лебона выпустили.

Комментарии

Название в оригинале: The Murders in the Rue Morgue, 1841. 

Публикация: Журнал "Дело", СПб., 1874 г., N 4, с. 285-309.