Загадочное убийство - По Эдгар Аллан. Страница 4

Полиция решительно сбилась с пути, – чего почти никогда не бывает в подобных случаях. И точно, нельзя отыскать нити в этом деле. В вечерней газете опять было подтверждено, что в квартале Сен-Рок господствует постоянное волнение; что место происшествия снова было осмотрено; что свидетелей допрашивали еще раз, но все это осталось без последствий. В приписке было объявлено, что Адольфа Лебона, конторщика банкового дома, арестовали и посадили в тюрьму, хотя во всем, что узнали, не было достаточных причин к его обвинению.

Дюпен, кажется, очень был заинтересован ходом этого дела; так, по крайней мере, думал по его приемам я по тому обстоятельству, что он не делал никаких замечаний. Только после того, как было объявлено о заключении Лебона, он спросил мое мнение об этом двойном убийстве.

Я не мог не сознаться, что согласен со всем Парижем, то есть, считаю это убийство тайною, которую раскрыть невозможно. Я не видел никакого средства найти следы убийцы.

– Мы не должны судить о возможности открыть эти средства, – сказал Дюпен, – по таким запутанным объяснениям. Парижская полиция, прославленная своею проницательностью, только очень хитра, и больше ничего. Она действует без предварительной системы, у нее нет другой методы, кроме указания минуты. Парижская полиция обыкновенно принимает много мер, но таких, которые большею частью так безвременны и не свойственны цели, что поневоле вспомнишь о господине Журдене, который просил подать ему халат, чтобы лучше слушать музыку. Следствия полицейских разысканий иногда поразительны, но гораздо чаще носят на себе отпечаток трудов, деятельности – и только. Там же, где этих качеств недостаточно, планы не удаются. Видок, например, хорошо отгадывал; это был человек необыкновенно терпеливый; но так как в мысли его постоянно не доставало ни целости, ни многосторонности, то он на каждом шагу ошибался, от слишком большого рвения в своих исследованиях. Он смотрел на предмет на слишком близком расстоянии, и от этого не мог хорошо его видеть. Он, может быть, видел одну или две точки с необыкновенной ясностью, но, по собственной же вине, терял общий взгляд на дело, во всей его полноте. Это можно назвать привычкой быть слишком глубоким. Правда не всегда лежит на дне колодезя. Притом, когда сведения для нас особенно занимательны и близки, она бывает всегда на самой поверхности. Мы ищем ее в глубине долины, а откроем с вершины гор. В исследовании небесных тел нам часто представляются прекрасные примеры подобных ошибок. Бросьте быстрый взгляд на звезду, посмотрите на нее вкось, обращая к ней боковую часть сетковидной плевы глаза (которая гораздо чувствительнее к слабому свету, нежели центральная часть органа зрения), и вы увидите звезду ясно; вы будете иметь самую верную оценку ее блеска, который постепенно темнеет, чем прямее вы смотрите на звезду. В последнем случае на глаз падает большее число лучей, но зато в первом гораздо полнее принятие этих лучей, и ощущение несравненно сильнее. Излишняя глубина ослабляет мысль и делает ее неясною, так что от слишком упорного, сосредоточенного, прямого внимания и сама Венера может для вас исчезнуть с небесного свода. Что же касается до этого убийства, то сделаем, прежде всего, сами следствие, а потом уже составим свое мнение. Это доставит нам удовольствие (в настоящем случае, выражение это мне показалось странным, но я не сказал ни слова); и, кроме того, Лебон сделал мне раз услугу, за которую я не хочу остаться неблагодарным. Мы пойдем на место преступления и все осмотрим собственными глазами. Я знаком с Жиске?, префектом полиции; нам не трудно будет получить нужное позволение.

Позволение нам дали, и мы отправились прямо в улицу Морг. Это один из тех жалких переулков, которые соединяют улицу Richelien с улицею Saint-Roch. Дело было к вечеру, но когда мы дошли, то было уже поздно, потому что этот квартал очень далек от нашего. Мы скоро отыскали дом, потому что перед ним была целая толпа людей, которые, как истинные зеваки, смотрели с другой стороны улицы на закрытые ставни. Дом был, как и все парижские дома, с воротами, с одной стороны которых, за стеклом, устроено было углубление с форточкой, назначенное для помещения сторожа. Прежде чем войти, мы прошли всю улицу, обогнули какие-то другие переулки и, наконец, дошли до задней стороны дома. Дюпен, в это же время, осматривал все окрестности и дом так подробно, что я не мог понять: зачем это ему.

Мы вернулись к лицевой стороне дома, позвонили, показали нашу бумагу, и бывшие тут полицейские впустили нас. Мы вошли в ту комнату, где было найдено тело девицы Леспане, и где до сих пор лежали оба трупа.

Беспорядок комнаты был строго удержан, как всегда делается в подобных случаях. Я увидел все то, о чем было рассказано в Gazette des tribunaux. Дюпен с величайшим вниманием рассматривал каждый предмет, не исключая и тел самых жертв. Потом мы прошли в другие комнаты и спустились во двор, постоянно в сопровождении жандарма. Наш осмотр продолжался очень долго, и мы только ночью вышли из этого дома. На обратном пути товарищ мой зашел, на несколько минут, в контору одного ежедневного журнала.

Я уже говорил, что у моего друга было много странностей, и что я обходился с ними осторожно. Теперь пришло ему в голову не говорить ни слова об убийстве до завтрашнего полудня. Тогда только внезапно спросил он меня, не заметил ли я чего-нибудь особенного на месте преступления.

И слову особенного он умел придать такое выражение, что я невольно содрогнулся.

– Нет, ничего особенного, – сказал я, – ничего, кроме того, что мы оба читали в газете.

– Газета, – возразил он, – мне кажется, не постигла всего необыкновенного ужаса этого дела. Но оставим без внимания неосновательные ее суждения. Они считают это тайною, которую раскрыть невозможно, и привела их к такому заключению та самая причина, которая облегчает догадки, именно, эксцентрический вид всего происшествия. Полиция потерялась именно потому, что нашла мнимое отсутствие достаточных побуждений не к самому убийству, а к варварству, с которым оно совершенно. Они еще в затруднении: как соединить голоса, которые спорили между собою, и то обстоятельство, что не нашли никого, кроме уже мертвой девицы Леспане, а выйти никто не мог; иначе увидали бы люди, всходившие по лестнице. Странный беспорядок в комнате, тело, вдвинутое в трубу, головою вниз, страшное изуродование тела старухи – этих фактов, вместе с теми, о которых я говорил, и с другими, о которых говорить нет надобности, было достаточно, чтобы поставить в тупик производивших следствие, и сбить с толку их прославленную проницательность. Между тем, в этом деле нужно именно следить за уклонениями от естественного порядка вещей; только тогда рассудок откроет путь к истине и достигнет ее, если только это возможно. В подобных исследованиях нужно обращать больше внимания на то, чем отличаются эти факты от обыкновенных, которые встречаются часто, а не допытываться, как все произошло. Короче сказать, то именно, что мне помогает или, лучше сказать, помогло раскрыть эту тайну, то именно и заставило полицию решить, что дела разгадать невозможно.

Я смотрел на моего друга в немом удивлении.

– Я теперь жду, – продолжал он, глядя на дверь нашей комнаты, – человека, который хотя не виновник этого преступления, но все-таки в нем отчасти замешан. Он, вероятно, невинен в жестокости убийства. Я надеюсь, что не ошибаюсь в этом предположении, на котором основывается вся моя надежда разгадать эту трудную загадку. Я жду этого человека здесь, в нашей комнате, с минуты на минуту. Он, конечно, может и не придти, но есть вероятность, что придет. Если он явится, то нужно будет не выпустить его. Вот пистолеты; мы оба знаем, к чему они служат в случае надобности.

Я взял пистолеты, не вполне сознавая, что делаю; я едва мог верить ушам своим; между тем, Дюпен продолжал свой монолог. Я уже говорил о его рассеянности в такие минуты. Он обращался ко мне; и хотя говорил не громче обыкновенного, но голос его был так настроен, как будто он говорил с человеком, который далеко от него. Глаза его, с каким-то неясным выражением, были устремлены в стену.