Искатель. 1969. Выпуск №5 - Константинов Лев Константинович "Корнешов". Страница 20

Скорей бы наше плавание во времени-пространстве подтвердило целесообразность этой формы…

Второй звездолет плыл по той же орбите, что и первый, но значительно дальше от нас.

— Да-а, — протянул Кузьма. — Ничего себе ковчег. Впечатляет.

Он включил огни, обязательные для стояночной орбиты, и вопросительно взглянул на меня.

— Да, — сказал я, поднимаясь. — Одеваться и выходить.

Скафандры, распяленные на креплениях, были серые, как осеннее небо Земли: автоматика цвета включалась после надевания скафандра, меняясь в зависимости от внешних условий. Вот марсианский скафандр с кислородным обогатителем вместо баллонов. Вот венерианский — с громоотводом на шлеме и трубчатыми охладителями вокруг толстенных подошв. Давненько я им не пользовался, да и, наверное, уже не воспользуюсь никогда: я теперь пилот дальних линий, а в перспективе у меня — сверхдальняя, упирающаяся в Неизвестность…

— Значит, в диспетчерскую? — скучным голосом спросил Всеволод.

— Куда же еще! — бодро откликнулся Кузьма.

Мы принялись натягивать десантные скафандры, самые тяжелые из всего набора: с терморегулировкой широких пределов, со встроенным маневровым реактивником, с катушкой троса на левом плече и массой карманов для инструментов.

— Вот что, Кузьма, — сказал я. — Слетай-ка сам в диспетчерскую, ты с ними умеешь разговаривать лучше, чем я. Держи. — Я протянул ему сумку с бортовыми документами.

— А ты?

— Мы с Всеволодом покрутимся немного вокруг ковчега. Или ты предпочитаешь диспетчерскую? — Я посмотрел на практиканта.

— Бен-бо! — воскликнул тот, глаза у него загорелись хищным блеском.

Кузьма покачал головой.

— Нарвешься на неприятности, Улисс. Увезли парня с Луны, а теперь ты хочешь…

— Что поделаешь, — перебил я его, — если попался тупой практикант, который никак не может сдать зачета.

Всеволод залился жизнерадостным смехом.

— В общем, — заключил я по-русски, — семь бед, один ответ.

Не я это придумал. Зачет у Всеволода я мог бы принять давно. Но ему до смерти захотелось побывать на «Элефантине», чтобы посмотреть на строящиеся звездолеты, и он упросил меня взять его с собой — под предлогом, что зачет еще не сдан. Мне отнюдь не хотелось осложнять себе жизнь — и без того она у меня не слишком гладкая, — но практикант начинал мне нравиться, и… В общем я заглянул к руководителю практики курсантов. Тот удивился, услышав, что Всеволод Оплетин не сдал зачета по устройству корабля. «Да, не сдал, — повторил я, глядя в сторону. — Придется задержать его еще на неделю». Руководитель практики заколебался: «Что-то не похоже на Оплетина, — сказал он. — Еще на неделю? Он должен выступать в студенческом шахматном чемпионате. Знаешь, Улисс, я свяжусь с деканатом, посоветуюсь, как быть». Но я не стал ждать, пока он посоветуется с деканатом. Спустя полтора часа я получил от диспетчера, ничего не знавшего об истории с практикантом, разрешение на старт и повел корабль к «Элефантине».

Семь бед, один ответ.

Мы вышли из корабельного шлюза.

Помню, как страшно было мне когда-то впервые оттолкнуться от надежной стенки корабля и уйти в черную пустоту, где нет ни верха, ни низа. С годами приходит опыт, вернее привычка. Я оттолкнулся с таким расчетом, чтобы реакция толчка понесла меня в нужную сторону.

И тут же увидел, как Всеволод крутится волчком далеко от меня. У него-то привычки еще не было. Ах ты, горе мое! Я подплыл к нему и схватил за руку. Пришлось порядком повозиться, пока мы перестали кувыркаться.

— Пусти, теперь я сам, сказал Всеволод. Глаза у него за стеклом шлема были дико выпучены.

— Ладно. — Я осторожно отпустил его руку. — Ну, разом включаем реактивники. Старт!

Мы понеслись, выходя к ближнему звездолету со стороны Солнца.

Да, не туманная мечта, не листы чертежей — это был всамделишный корабль. Металл и пластик, полы и стены, каюты и лаборатории, водяные цистерны и оранжерея, вспомогательные ионные двигатели и двигатель основного хода — хроноквантовый.

Хроноквантовый двигатель! Чудо века, поразительное детище новейшей науки и техники. Еще недавно это казалось фантазией: Время, сдвинутое из нормального течения и совмещенное с Пространством. Время, не существующее для обычного измерения.

В звездолете царила веселая сутолока. Искусственная тяжесть еще не была включена, и мы, отталкиваясь от потолков и переборок, плыли по коридорам, заваленным монтажным инструментом, облицовочными плитами, мотками проводов. Сновали нагруженные автоматы, светились швы разогретого пластика, шумно вздыхал в магистралях сжатый воздух. Пучки проводов и трубок автоматики, волноводные, газовые, пневматические линии тянулись вдоль стен мегаметрами, опоясывали, перекрещивали звездолет по всем направлениям. Пахло клеем, сваркой, красителями. Тут и там вскипал смех, слышались веселые перебранки, возникали споры у набросанных на стенах монтажных схем и расчетов. Были на стенах и другие надписи — язвительные двустишия в чей-то конкретный адрес, ответные двустишия, карикатуры. Однако скоро плиты внутренней облицовки навсегда скроют эти следы кипучей жизни.

Громовой голос объявил по корабельной трансляции, что «Борг просит пилота Дружинина прекратить шляться по кораблю и пройти в ходовую рубку».

В рубке никого не было. Два пилотских кресла возвышались перед главным пультом. Я подплыл к левому креслу и, помедлив, забрался в него и пристегнулся. Попробовал, как лежат руки на подлокотниках, удобно ли расположены клавиши под пальцами.

Ух, и удобно же мне сиделось! Я поглядел вправо — на пустующее кресло второго пилота. Вот если бы в нем сидел, мирно подремывая, один человек, очень уравновешенный человек, я бы чувствовал себя совсем как дома. Н-да…

Кто-то хмыкнул сзади. Я выглянул из-за спинки кресла и увидел Всеволода, А я и забыл о нем. Практикант, выпрямившись, сидел в боковом, третьем кресле. Шея у него была напряженно вытянута, руки лежали на пульте, как на фортепианной клавиатуре. «А что? — подумал я. — Почему бы и нет?..»

Снова хмыкнули. Нет, это не Всеволод, он сидит тихий, как подопытная мышь. Я посмотрел в другую сторону и увидел голову Борга. Мощная, в белокурых завитках, она торчала из люка в кормовой части рубки.

— Расселись, — Борг насмешливо сощурил глаза.

Всеволод выскочил из кресла, будто катапультированный, и забарахтался под потолком. Я выбрался из кресла, придерживаясь за подлокотник, и спросил:

— Помочь тебе, старший, вылезть?

— Не надо. — Борг оттолкнулся от краев люка и подлетел ко мне. — Эта чертова линия меня доконает, кто ее только придумал, — проворчал он.

— Какая линия?

— Контрольная линия координатора.

— Старший, — сказал я, — разреши, я проверю ее.

— И без тебя обойдемся.

У Борга вид был утомленный, над переносицей прорезалась вертикальная складка, покрасневшие от недосыпанья веки тяжело нависали над глазами.

— Старший, я ставлю корабль на модернизацию, будут менять ускоритель, это не меньше месяца…

— Погоди, пилот. С полчаса назад вызывал диспетчер с «Элефантины». Опять ты чего-то набедокурил, похитил практиканта…

— Просто он не сдал зачета, — возразил я, — и пришлось задержать его на неделю.

— Стоит тебе появиться, Улисс, как начинается черт те что, — раздраженно сказал Борг. — Какой-то практикант, какой-то дурацкий чемпионат, несданный зачет… Сгиньте оба с глаз моих долой.

Что было делать? Будь я один, мы бы поладили с ним. Навязался же мне на голову этот настырный практикант…

— До свидания, — сказали мы с Всеволодом почти одновременно и направились к двери, Тут Борг окликнул нас.

— Что с тобой стряслось, Улисс? — сказал он насмешливо. — Тебя гонят, и ты послушненько исчезаешь. Не узнаю.