Рожденный в сражениях (СИ) - Хорев Сергей. Страница 11

  -Терять человеку всегда есть чего. Вопрос только - ради чего. Один ради свободы других людей на смерть идёт, другой за собственный барыш удавиться. Тебе цена, какая?

  -А мне цена простая - умереть не боюсь, но не бессмысленно.

  -И какой великий смысл в том, чтобы как ты это сделал, нарваться на дурную пулю?

  -А смысл в том, что никто не имеет права оскорблять то, за что другие люди жизнь отдавали. В каких бы высоких чинах он ни пребывал, и какие бы высокие посты ни занимал. И уж тем более, когда самому не приходилось рисковать ни чем, кроме прыща на заднице.

   - То есть "За единую и неделимую"?

   - А мы, в какой стране живём? И какой страны дети? Царя погнали, власть теперь своя, трудовая. Чем плоха единая и неделимая народная Россия? И те, кто за "За единую и неделимую" жизни клали, делали это не за царя, а за Отечество, за Россию.

   - Ну да... Только чтобы вернуть обратно фабрики, мануфактуры и имения?

   - Да какие у армейских прапорщиков и капитанов имения? Отец мой целый генерал, и то имения не нажил. А вот кое-кто, после победы в гражданской, очень даже нажил. Даже приходилось слышать, как товарищ Фрунзе кое-кого за лысые муды из личного имения вытаскивал. Рассказать кого?

   - А разве борьба за народное счастье, тяготы и лишения не должны быть вознаграждены? Должны же быть отмечены "выдающийся вклад" и "большие заслуги".

   - А за что тогда человек боролся? За всеобщее равенство или за вознаграждение? Лиха хлебали все. А потом? Одному - дополнительный паёк из ржавой селёдки, а другому - барахло из барского имения? Потому что у второго "заслуги" больше? И кто, кстати сказать, эти самые "заслуги" измерял? И чем?

   Слащев от накатившей злости сжал зубы. Сразу вспомнились толпы реформаторов из его бывшего времени. Жадные, наглые, крикливые, прущие по головам других к вожделенной кормушке. И при этом строящие из себя целомудренных борцов за народное благо. Как девственница в борделе. Без конца повторяющие: "Всё во имя человека, всё для блага человека". И не забывающие при этом указать на себя пальцем. Вдохнул и выдохнул сквозь зубы. Отпустило.

   - Вот, значит, как ты мыслишь... Не зря, выходит, тебя семья старого большевика и выдающегося революционера не любит. Не признаешь, понимаешь, заслуг у кого надо, анархист... Собственно, я увидел что хотел, поэтому заканчиваем с лирикой и переходим к делу. И перестань тужиться, называй меня товарищ Котовский. А то аж чуть из штанов не выпрыгиваешь, не знаешь, как обратиться.

  "Интересное дело. Товарищ Котовский, товарищ Фрунзе, товарищ Сталин... Ни званий, ни титулов, ни должностей. Прямо эпидемия скромности какая-то. Интересно кто заразил? Глупый вопрос... Оказывается и хорошим, правильным тоже можно заразиться".

  -А дело у тебя следующее. Хреновое дело. Ты совершил тяжелейшее воинское преступление - покушение на жизнь старшего по званию. К тому же, близкого родственника одного из членов Политбюро. Покушение было настолько очевидным и реальным, что охранник вынужден был применить оружие. При "правильном" освещении - это терроризм. Отягощённый, естественно, покушением на советскую власть. По нашим законам за это полагается, сам знаешь что. Допустим, мы возьмем грех на душу и слегка исправим "правильное" освещение. Как думаешь, сколько ты проживешь, если мы тебя прямо сейчас отпустим? Фигура ты не великая, поэтому автомобильную катастрофу тебе устраивать никто не будет. Прирежут в ближайшей подворотне и дело с концом. Мало ли у нас пока еще уголовников на свободе? Сильно ты, однако, заслуженную семью обидел.

  -Замучаются прирезать.

  -Они ребята упорные. Один раз не выйдет, попробуют еще. Когда-то ты промашку да дашь. Да и не дело это - оглядываться постоянно. Делом нужно заниматься. И дело такое у меня для тебя есть. Сейчас я это увидел сам. Вариантов у тебя два. Первый - ты прямо из камеры отправляешься в трибунал, как это по закону положено, и пытаешься сохранить себе жизнь там, доказывая, что ты не верблюд. Причем, учитывая нынешнюю политическую ситуацию, есть серьёзные основания сомневаться, что тебе это удастся. Второй - ты принимаешь моё предложение и исчезаешь. Ведь можно считать, что ты в любом случае покойник. Либо по трибуналу, либо охранник всё-таки удачно попал. Исчезаешь на время. Чтобы потом, воскреснув, делать дела, которые таким воскресшим покойникам делать и полагается. Надеюсь, не считаешь, что предлагаю тебе государственный переворот готовить? Решать нужно прямо сейчас. У меня и другие дела есть. Россия, она, знаешь ли, не из одних Слащёвых состоит.

  -Да нет у меня никаких вариантов. Форму эту я одел не просто так. Служу России и Родине. Пытаюсь служить. В меру понимания и способностей. И готов служить дальше.

  -Ну, вот и славно. Товарищ Фрунзе вместе с твоим отцом мне именно так и сказали. Что ты именно так и решишь. Что делать дальше - тебе мой помощник расскажет. А мне, извини, пора. Егоров!

  Дверь в камеру мгновенно распахнулась и в середине камеры каким-то мгновенным, но плавно-текучим движением возник человек. Он замер, но в его позе явно чувствовалась готовность и сила хищника. Способного мгновенно разорвать противника. Котовский медленно поднялся со скрипнувшего табурета.

  -А ты говорил охраны нет. Ну-ну.

  Слащев проводил выходившего из камеры замнаркома глазами и, немного повернувшись, посмотрел на Егорова. Тот с каким-то непонятным выражением сам смотрел на него.

  -Грамотно выступил. Сказал бы даже - красиво. Чья школа?

  -Та же, что и твоя. Не удивляйся, что знаю. Позапрошлой зимой на общеармейских соревнованиях я именно на тебе споткнулся. Не ожидал просто. Но тебя запомнил. Давай присядем, разговор будет долгим.

  Когда они расселись на табуретах друг против друга, Егоров продолжил:

  -А Григорию Ивановичу ты понравился. Он дерзких всегда любил.

  -Откуда знаешь?

   -В гражданскую в его бригаде в разведке воевал. Видал всякого. Решил бы он по-другому - меня бы звать не стал. Просто вышел бы. Ну а ты, раб божий, пошел бы костлявую встречать. А теперь о деле...

  Глава - 2

  Новиков.

  Потом был госпиталь в Хабаровске. Больничная койка. Белые занавеси на окнах, белые тумбочки, белые халаты врачей и медсестер. Мир белоснежной чистоты, крови и гноя. Заботливо - безжалостные руки хирургов и медсестер. Здесь, в госпитале Новиков узнал об окончании боев на КВЖД. В декабре правительство Чан Кайши, под угрозой дальнейшего продвижения Красной армии вглубь Манчжурии, подписало протокол об урегулировании конфликта. Экстерриториальный статус КВЖД и советских сотрудников дороги был полностью восстановлен. Жизненно необходимая для всего Дальнего востока транспортная магистраль снова заработала с четкостью часового механизма.

  Молодой, а теперь вдвойне крепкий, организм сделал свое дело. Новиков быстро поправлялся. Даже слишком быстро. Приходилось сознательно тормозить процесс регенерации. Прогуливался по больничному коридору, знакомился с людьми, временем и собой. Временами накатывала слабость и головокружение. Но с каждым днем он всё больше привыкал к времени и миру вокруг, привыкал к новому телу. Оказывается начал уже забывать, как это - быть молодым. С удивлением отметил, что каких либо особых переживаний и запредельных эмоций существование в новом теле и другом времени у него не вызывало. Словно приехал в другой город, где ни разу до этого не был, но много про него слышал или читал. Интересно - но не волнительно. Да и симбиоз, или слияние, или адаптация (называй это как хочешь, все равно научных определений этому не существует) с личностью прежнего Новикова произошло практически нечувствительно. Может быть, сказалось воздействие лошадиных доз морфия, который использовался как обезболивающее, может это особенность самого процесса изначально ему присущая. Разбираться в этом было не место и не время. Впечатления проанализированы, отложены в надежный закуток памяти с пометкой "Хранить вечно". А пока - работает и, слава Богу.