Рожденный в сражениях (СИ) - Хорев Сергей. Страница 23

  На следующий день было посещение Третьяковской галереи и Большой театр.

  Не успел умыться, как в дверь постучали, посыльный доставил новую одежду. Новиков был поражен. Он никогда не был щеголем, ни место ни время этому не способствовали, но одеваться стремился аккуратно и того же требовал от бойцов, справедливо считая, что "бардак в одежде - бардак в голове". Шинель из тонкого, необычайно мягкого, серого с голубоватым отливом английского сукна. Такая же немыслимо красивая форма - однобортный френч с отложным воротником и накладными карманами, ослепительно белая рубашка, прямые брюки навыпуск. Каракулевая шапка и новая с ослепительно сверкавшим козырьком фуражка. Отдельно были упакованы хромовые сапоги, отливавшие черным как паюсная икра и ботинки. Все было удивительно по фигуре, как будто неоднократно подгонялось на многочисленных примерках.

  -Вот это мастер!

  Переодевшись во все это великолепие, затянувшись такими же новыми ремнями - почувствовал себя настоящим франтом. Невольно распрямлялись плечи, походка становилась легкая и пружинящая.

  "Все-таки форма меняет человека! И почему там, в будущем, даже военнослужащие, вне службы старались ходить в гражданке? Откуда это взялось? Прям таки какой-то комплекс национальной неполноценности! Неужели и это нам навязали? "Выделяйся! Не будь как все! Будь сам собой!" - лозунги, буквально вдалбливавшиеся в голову, наверное, со времен печально известных "шестидесятников". И старались. Выделялись! Правда, в конце концов, превращались не в личностей, а в стадо. Это не парадокс - это грустная, железно обусловленная закономерность! Чем больше внимания внешнему отличию - тем меньше отличия внутреннего. Вместо совершенствования себя - погоня за имиджем. А в итоге? В итоге печально известное - "Быть не хуже других" и как прямое следствие - "Не выделяйся, будь как все". Всё, приплыли. Получили стадо обывателей. Ну и что в этом плохого - быть обывателем? Да собственно - ничего! Кроме самого главного, того, что делает человека - человеком, отсутствия стремления к познанию и совершенствованию. Это уже не "человек разумный", а человек потребляющий. А как легко управлять таким стадом!"

  -Интересные мысли приходят вам в голову, товарищ Новиков, в процессе разглядывания своей особы в зеркале. Почему же вам это раньше в голову не приходило?

  Новиков действительно стоял в это время у большого, в деревянной оправе, зеркала.

  Надо признаться - увиденное ему нравилось. Молодой, стройный подтянутый, элегантный. Чуть выше среднего роста. Фигура, как было принято говорить потом, спортивная. Лицо - тоже ничего, хорошее лицо, правильное, ни в коем случае не звероподобное, но и без излишнего аристократизма или интеллигентности. Вообще, сейчас он впервые мог посмотреть на себя вот так - в полный рост, как бы со стороны. До этого как-то не представилось случая.

  "Так, полюбовались на себя, дорогой товарищ и хватит. А то прям нарциссизм какой-то получается. Вы зачем к зеркалу-то подошли? Правильно! Посмотреть, как вам сшили новую форму. Вот делом и занимайтесь!"

  Привычные руки, где надо одернули, где надо подтянули, где надо ослабили.

  "Вот, теперь другое дело. Ещё походить немного, что бы обмялась и будет совсем хорошо".

  Процесс самолюбования был прерван самым бесцеремонным образом - в дверь буквально ввалился капитан Захаров.

  -Примерил? Молодец! Теперь бегом в парикмахерскую.

  -Зачем?

  -Вот чудак человек! Ты что, с исполосованной своей тупой бритвой физиономией собираешься в театр идти? Не спорь со старшим по званию. Исполнять! Об исполнении доложить.

  Улыбнувшись во все свои тридцать два зуба, Захаров ушел.

  Делать нечего. Приказ получен, надо выполнять.

  В доме Красной армии была своя парикмахерская, но туда была небольшая очередь, и Новиков решил прогуляться, в глубине души прекрасно понимая, что просто хочется покрасоваться в новенькой форме.

  Искомое оказалось совсем рядом. В небольшом помещении с большим окном стояло два кресла, был один пожилой мастер, и не было посетителей. Увидев входящего, мастер оживился. Удивленно смотревший на ряд пустующих стульев вдоль стены, Новиков только теперь сообразил, что был будний день, все на работе.

  -Товарищ командир хочет постричься или мы будем работать с лицом?

  Неистребимая одесская манера разговора вызвала у Новикова невольную улыбку.

  -Будем и стричься, и работать, маэстро.

  -У товарища командира хорошее настроение. Это замечательно! Когда военные смеются - война плачет. Значит и бедный, старый Моня может шутить.

  Не прекращая говорить, он усадил раздевшегося Новикова в кресло. Белоснежная простыня легла на плечи, обдав легким запахом одеколона.

  -Позволено ли мне будет узнать, кто так обошелся с вашей головой? Я не доверю такому человеку стричь ветки на кладбище, покойники будут возмущаться такому неприличию.

  Старик парикмахер все говорил и говорил, а его ловкие, уверенные руки уже работали. Ножницы и расческа порхали, нечувствительно делая свое дело. На простыню сыпались пряди волос. Прикрыв глаза Новиков, полностью доверился рукам мастера.

  Минут через сорок он выходил из парикмахерской со странным чувством легкости. Лицо приятно пощипывало от одеколона. Кожа на щеках казалась мягкой и нежной как у ребенка.

  -Вот теперь, молодой человек может идти хоть к невесте, а может и Кремль.

  -Спасибо, отец. Именно в Кремль.

  -Командир изволит шутить над старым цирюльником?

  -Нет. Командир изволит говорить правду - улыбнулся Новиков.

  Неизвестно, почему этот эпизод так запомнился. Возможно испытанным ощущением свежести, покоя и легкой, какой-то детской радости. Возможно тем, редким в нашей неспокойной жизни, состоянием, когда хочется воскликнуть сакраментальное - "Остановись мгновенье! Ты прекрасно!".

  А потом за них взялись всерьёз. Обязательная культурная программа, черт бы её побрал! Как будто, в Москве показывать больше нечего только Третьяковку и Большой театр.

  Посещение Третьяковской галереи не вызвало у Новикова никаких эмоций. Всё это он уже неоднократно видел, конечно, не сейчас, а тогда. Никогда не считал себя тонким ценителем живописи, да и голова была занята совсем другим. Неторопливое хождение по бесконечным залам и мерное, воспринимавшееся как фон, звучание речи экскурсовода. Внешне сохраняя на лице восторженно-внимательное выражение, Новиков прокручивал в памяти события и информацию последних дней. Слишком многое отличалось от того на что он рассчитывал. Слишком много, порой малозаметных, отличий от знакомой по сотням книг исторической линии. А ещё досаждало постоянное, на грани чувствительности, ощущение покалывания и подергивания в мышцах и ощутимо нарастающая потребность в физической нагрузке. "Это у меня-то?! У кабинетного ученого? Да и Новикову такие заходы были не свойственны. Это насколько же должна измениться физиология? И как всё это отвлекает! А тут ещё эти зубы!". Нет, зубы не болели - они росли! Вместо вырванных и больных - новые, здоровые.

  В Большом была премьера, после длительного перерыва "Князь Игорь". Слушал, знакомую с детства, когда ещё по школьным абонементам ходил в театр (были когда-то при советской власти и такие, практически бесплатные), музыку, рассматривал сидевших в зале зрителей. А в голове уже привычно, практически на бессознательном уровне выстраивались цепочки сравнений и ассоциаций.

  "А ведь после девяносто первого, я "Князя" ведь ни разу не слышал. Чего только не показывали и не транслировали, особенно первое время, а его - нет. За что же опала-то такая?".

  Взгляд скользнул по видимым почти в профиль, лицам зрителей на первых рядах.