Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ) - Счастная Елена. Страница 48

– Да, Хальвдан… Отдай Младе её оружие.

[1] Корзно - княжеская мантия или плащ, который накидывается сверху и застегивается большей частью на правом плече запонкой с петлицами.

[2] Куна (золотая или серебряная) – монета, весом в 2 грамма. Равна 1/25 гривны кун.

Глава 11

Геста медленно и с удовольствием потянулась, но на другой бок, лицом к Кириллу, поворачиваться пока не стала. Она предвкушала, как вот-вот князь, почувствовав, что она проснулась, сам сильной рукой обнимет её, прижмёт к себе. Так случалось далеко не каждое утро после ночей, которые они проводили вместе. И от того эти мгновения казались особенно приятными. Но ничего не произошло. Геста подождала немного, хмурясь всё больше. И ещё. А потом открыла глаза. И поняла, что Кирилла в постели нет – в размытом пятне света от окна на стене вырисовывалась его неподвижная тень.

Геста обернулась. Князь стоял, глядя на дружинный двор, по случаю пришедших с Покровом холодов, наверняка, присыпанный свежим снегом. Тот теперь шёл каждую ночь. Кирилл был в полном облачении, будто уже собирался уходить и всего-то ждал, когда Геста проснётся. Кажется, сегодня к нему должны были пожаловать только прибывшие на Торг купцы, что обычно остаются в городе до самой весны. Они просили встреч с князем, чтобы поднести дары и заручиться его благосклонностью. Многих Кирилл знал не первое лето. Разговоры о размере обязательных пошлин, новых товарах, о лучших местах в торговых рядах, а также последних вестях с дальних земель обычно затягивались до самого вечера. После этого Кирилл и языком-то шевелить лишний раз не хотел – не то что проводить время с Гестой. Поэтому она уже предчувствовала, что нынче с ним увидеться больше не удастся.

Однако князь не очень-то торопился. И на нарочито громкое шебуршание Гесты одеялом не обратил ни малейшего внимания. Знать, что-то, происходящее во дворе, сильно его увлекло.

Ничего не оставалось делать, как встать и, накинув на плечи длинный – до колен – платок из нежнейшей цатры[1], на цыпочках подойти к нему со спины. Геста тихо выглянула из-за плеча Кирилла в окно, присмотрелась – и сразу в душе вспыхнула знакомая, уже позабытая было за последние пару седмиц неприязнь.

На открытом ристалище разминалась недавно пришедшая в детинец девица – Млада. Диковинный меч, после испытания железом возвращённый ей Хальвданом, тускло поблескивал в рассеянном свете раннего хмурого утра. В такие дни, когда богатая золотая осень уже сменяется до невозможности унылой порой, которую пока и зимой назвать рано, только и хочется, что сидеть в светлице у очага. Или нежиться в объятиях Кирилла, хоть это случалось теперь всё реже и реже. Но точно не казать носа на улицу. А воительница, ты глянь, как ни в чём не бывало, в тонкой льняной рубашонке размахивала мечом, чертя в воздухе замысловатые фигуры, то замедляясь, почти замирая, то снова срываясь в неуловимый вихрь. Будто её не беспокоили колючие снежинки, без устали падающие с неба. Одно что исхудала после ранений – а всё такая же ловкая и текучая.

По дому быстро расползлись слухи о её чудесном излечении сначала от яда, которым, если верить россказням мальчишки-пленника, были отравлены стрелы вельдов, а потом и от ожога. Некоторые бабы в замке судачили о том, что Млада – ведьма, раз её не берёт никакая напасть. Впрочем, они готовы были назвать ведьмой любую женщину, которая чем-то им не угодила. Другие – смешно сказать – считали её и вовсе нежитью или духом. Третьи уповали на истинную волю Богов, которые отметили девицу своей благодатью.

Сама же Геста досужие толки пропускала мимо ушей и просто хотела бы, чтобы воительница оказалась виновата во всём, что наговорил сын старосты одной из деревень. Тогда, глядишь, Кирилл прогнал бы её из детинца или вовсе из Кирията. И тут же ветер смёл бы след этой приблуды со всех ближайших дорог. Даже перед самой собой точно Геста не могла ответить, чем же так задевала её Млада. Просто при виде загадочной девицы ей становилось тревожно. Или это случалось от того, как Кирилл смотрел на воительницу: в его глазах начинал светиться такой интерес, который ещё не доводилось видеть.

И вот сейчас он стоял, как завороженный, не сводя с неё взгляда. Только на лице не было безмятежности и мечтательности, присущей тому, кто влюблён – лишь лежала печать тяжёлой и, может быть, даже неприятной думы. Это немного успокаивало Гесту, но совсем беспокойства не лишало.

– Скоро темнеть начнет, а ты всё смотришь на неё, – вкрадчиво произнесла она.

Кирилл моргнул и опустил глаза.

– Доброе утро, Геста… Я всё думаю, сколько же силы в этой девушке, – откровенно, как будто не ей, а своему проклятущему дружку Хальвдану, ответил князь. – Временами она меня просто поражает. Воля каких Богов привела её сюда? Я надеюсь когда-нибудь это понять.

Он замолчал и снова устремил взор на Младу. Совсем уже стыд потерял! Чего доброго, скоро потащит эту пропахшую потом и железом голодранку в постель. Геста задохнулась от негодования, но неимоверным усилием заставила себя остыть. От скандала толку не будет – она усвоила это давным-давно. Обычно Кирилл отвечал на крик лишь ледяной невозмутимостью, а то и вовсе проваливался в отрешённость, из которой его не вдруг и дозовёшься. Надо думать, это было обычной уловкой, но желание с ним поругаться в такие моменты проходило само собой.

 Однако сейчас резкие слова всё равно так и норовили сорваться с губ.

– Ради того, чтобы лишний раз поразиться этой девке, ты покинул меня? – она с игривой обидой надула губы. Хоть и догадывалась, что это не подействует: Кирилл не из тех мужчин, кто легко покупается на женские капризы. – А ведь мы могли бы ещё разок…

Не докончив, Геста поддела пальцем его массивный, в узорчатых бляшках пояс и слегка потянула на себя.

– Мне нужно идти, – вдруг заторопился князь. – Можешь пока остаться здесь, если хочешь. Лешко принесёт завтрак.

Он уверенно отстранился и, не произнеся больше ни слова, даже не обернувшись, ушёл. Геста вздрогнула от грохота захлопнутой двери. Отчаяние отвратительно стылой рукой поползло от груди, охватывая всё тело. Глаза невольно защипало от подступивших слёз. Раз от раза утренние расставания с Кириллом становились всё прохладнее. Князь давно уже перестал сам звать Гесту к себе – лишь милостиво принимал ласки, если она приходила, истосковавшись по нему.

Жестокое унижение для дочери великого конунга Ингвальда. Знал бы отец!

Геста утёрла скатившуюся по щеке слезу и горько усмехнулась сама себе. Кого обманывать… Даже если бы конунг узнал, то ничего не стал бы делать. Слишком выгодным для него был пусть и такой хлипкий, но всё-таки союз дочери и правителя молодого, но уже грозного княжества. Раньше он едва не каждое лето водил свои драккары по Нейре и нападал на здешние деревни и сёла. А когда появился Кирилл и объединил под своей рукой все племена на сотни вёрст окрест, Ингвальд посчитал, что безопаснее и вернее будет завести с новоиспечённым князем дружбу, как и с его отцом в Новруче.

Вот тогда и пригодилась Геста. Но, ослеплённая величием Кирилла, она и подумать не могла, что для него это тоже окажется всего лишь расчётом. Причём настолько незначительным, что князь даже не потрудился довести дело до свадьбы.

– Принести тебе завтрак, госпожа? – прозвучал за спиной голос Лешко.

Геста обернулась, ярясь на мальчишку за то, что тот пришёл так не вовремя – она даже не успела толком одеться. Так и стояла у окна, закутавшись в шерстяной платок. Отрок же смотрел на неё с совершенно скучающим видом: мол, не первый раз уже видит госпожу едва не в чём мать родила. А что поделать, если вокруг, кроме служанок, одни только мужчины – целая орава. Случается всякое. Такова участь невесты князя, как лицемерно в глаза называли её местные девицы. А за спиной уже давно величали подстилкой. И всё посмеивались – не холодно ли правителю на ней лежать?

Геста о злых разговорах челяди всё знала, но ничего не могла с этим поделать. И высекла бы их всех с радостью, только не могла себе этого позволить. Она – никто. А за лета, что провела здесь, все вокруг уже позабыли даже о её высоком происхождении.