Панихида по усопшим (ЛП) - Декстер Колин. Страница 24

– …если они спросят меня, без сомнения, если они захотят… – миссис Роулинсон долбила без остановки, и ее слова, наконец, дошли до сознания Рут.

– Что ты им скажешь?

– Я же тебе говорю. Разве ты не слушаешь меня, дорогая? Здесь есть что-то неправильное, разве не так?

(Да, здесь есть много чего неправильного. Ты, для начала. И если ты не будешь осторожна, мамочка, я задушу тебя однажды, одену тебя в чужую одежду, поднимусь с твоим тощим тельцем на верх колокольни и… пусть птицы получат вторую порцию!)

– Неправильное? Конечно, это не так. Я пойду и поставлю чай.

Гнилые, черные пятна проступили под кожурой первой картофелины, которую она чистила, и она взяла другую из пакета, только что ею купленного – белого пакета, с нарисованным на нем большим «Юнион Джеком» – британским флагом. Красный, белый и синий цвета… И она вспомнила про Пола Морриса, – как он сидел на скамейке у органа, в своем красном капоре, белой рубашке и светло-синем галстуке, – Пол Моррис, который (как все считали) сбежал с Брендой Джозефс. Но если он не сбежал? Кто-то, действуя очень-очень уверено, постарался, чтобы он не сбежал; тот, кто сидел и злорадно планировал – даже сейчас, – пользуясь, в некотором роде, этим ужасным делом. Проблема была в том, что теперь осталось не так много свидетелей. На самом деле, если посчитать по головам, то остался в действительности только один, кого можно было… Конечно, нет. Конечно, Бренда Джозефс не могла иметь ничего общего с ним, или она могла?

Рут убежденно покачала головой, очищая следующую картофелину.

Глава двадцать первая

Несмотря на то, что ее муж (без ее ведома) взял кредит под залог их дома в Волверкоте, миссис Бренда Джозефс теперь комфортно устроилась в финансовом отношении. Общежитие медсестер от больницы общего профиля на окраине Шрусбери предоставило ей вполне адекватное помещение. В соответствии с конкретными инструкциями Пола, она ни разу не написала ему, а сама получила только одно письмо от него, религиозно хранимое под подкладкой сумочки. Многое из написанного она знала наизусть:

«… и, прежде всего, будь терпеливой, моя дорогая. Это займет время, возможно, довольно много времени, но все образуется, только мы должны быть осторожны. Насколько я понимаю, нам не о чем беспокоиться, и все должно остаться таким же образом. Просто будем терпеливы, и все будет хорошо. Я очень хочу увидеть тебя снова и почувствовать твое прекрасное тело рядом с моим. Я люблю тебя, Бренда ты знаешь это, и вскоре мы сможем вместе начать совершенно новую жизнь. Будь всегда осторожна, ничего не делай, пока снова не получишь известие от меня. Сожги это письмо – сразу же!»

Бренда работала с 7.30 утра в хирургическом отделении, а теперь было уже 4.15 пополудни. Ее вечер пятницы и вся суббота были свободны, и она откинулась на кресло в комнате отдыха медсестер и закурила. После отъезда из Оксфорда ее жизнь (хотя и без Пола) стала полнее и свободнее, чем она могла когда-либо надеяться или вообразить. Она обрела новых друзей и у нее появились новые интересы. Ей было известно, слишком счастливо известно, как привлекательна она для противоположного пола. Всего через неделю после начала работы (ей пришлось сообщить менеджеру имя старшей медсестры, у которой она работала до ее ухода из «Редклифа») один из молодых женатых врачей сказал ей: «Хотите переспать со мной, Бренда? Просто так!» Теперь она улыбнулась, вспоминая этот инцидент, и недостойная мысль, не в первый раз, проникла сквозь порог ее разума. Она действительно хочет быть с Полом, но чем плохо ей живется сейчас? А еще его сын, Питер? Он достаточно хороший мальчик, но… Она затушила сигарету и потянулась к «Гардиан». До ужина ждать еще полтора часа, и она устроилась поудобнее, чтобы неторопливо прочитать новости дня. Инфляционные показатели, казалось, слегка обнадеживали своей неизменностью; и безработицы не было, а она слишком хорошо знала, что безработица может сделать с психикой человека. Мирные переговоры на Ближнем Востоке все еще продолжались, но гражданские войны в различных частях Африки, казалось, угрожали нарушить тонкий баланс между сверхдержавами. В главном «Ньюс», в нижней части страницы 3, была краткая заметка о найденном теле на колокольне церкви в Оксфорде; но Бренда до нее не дошла. Молодой врач сел рядом с ней, но не мучительно близко.

– Привет, красавица! Что если нам разгадать кроссворд вместе?

Он взял у нее газету, и вынул шариковую ручку из верхнего кармана белого халата.

– Я не очень хорошо отгадываю кроссворды, – сказала Бренда.

– Держу пари, зато ты хороша в постели.

– Если вы собираетесь…

– Один по горизонтали. Шесть букв. «Девушка в постели». Что это, как ты думаешь?

– Без понятия.

– Минуточку! Как насчет БРЕНДА? Подходит, не так ли?

– Зачем вы это делаете, – засмеялась она.

– Прекрасное слово «кровать» [10], ты согласна? – Он написал печатными буквами Brenda на краю газеты, а затем аккуратно обвел три буквы «B», «е», «d» в определенной последовательности. – Есть для меня хоть какая-то надежда?

– Вы женатый мужчина.

Он повернулся к ней проказливо.

– Ну… не знаю. Мы можем просто пройти в твою комнату и…

– Не глупите!

– Я не глуплю. Что я могу с собой поделать, если с вожделением смотрю на тебя каждый раз, когда вижу тебя в халатике?

Его тон был легким и игривым, но он вдруг стал более серьезным, когда открылась дверь, и вошли две молодые медсестры. Он заговорил теперь очень тихо.

– Не будешь на меня сердиться, если я продолжу попытки, ладно? Обещай?

Но Бренда его не слушала. Она не хотела, чтобы кто-то увидел, как она сидит, так близко к молодому врачу, и вскоре нашла повод, чтобы уйти в свою комнату, где она легла на свою односпальную кровать и долго и упорно смотрела в потолок. Можно было бы запереть на ключ дверь, и никто не узнал бы, не так ли? Так же, как он и сказал. Если только… Она едва решалась поверить в свои собственные мысли. Если бы только он просто прошел вверх по лестнице, постучал в дверь и снова спросил ее… о его простой попытке, не осложненной условностями. Теперь она знала, что пригласит его в комнату, и ляжет – так же, как она лежала сейчас – с нетерпеливым удовольствием ожидая, когда он расстегнет белые пуговицы на ее халатике.

Она чувствовала себя уставшей, и в комнате было слишком душно – радиатор разогрелся до высокой температуры. Постепенно она задремала, а когда проснулась, во рту было очень сухо. Что-то разбудило ее; и теперь она ясно услышала мягко повторяющийся стук, – стук в дверь. Как долго она спала? Ее часы показывали 5.45 вечера. Она взбила волосы, оправила халатик, слегка подмазала губы помадой и, с небольшим волнением в животике, подошла к двери своей комнаты, недавно окрашенной в ослепительно белый цвет…

* * *

Она лежала у этой же двери, когда один из уборщиков нашел ее на следующее утро. Каким-то образом ей удалось проползти от центра небольшой комнаты; и было ясно, что пальцы ее напрасно нащупывали ручку двери, нижний косяк которой был измазан кровью, вытекавшей из ее горла. Никто, как оказалось, точно не знал, откуда она родом, но письмо, которое полиция обнаружила под подкладкой ее сумочки, убедительно доказывало, что она состоит, или состояла, в самых интимных отношениях с человеком по имени Пол, который указал обратный адрес просто как «Кидлингтон», и который просил получателя немедленно сжечь улику.

Глава двадцать вторая

Было утро субботы, и на середине второй страницы сильно задержавшегося отчета о посмертном вскрытии трупа, найденного на башне, Морс пришел к выводу, что может с таким же успехом читать «Дейли» на китайском. Он ценил, конечно, необходимость некоторого специализированного жаргона, но не медику не было вообще никаких шансов разобраться в этой мешанине физиологических терминов. Первый абзац прошел у Морса довольно гладко, но потом он решил передать отчет Льюису.