Крыса из нержавеющей стали появляется на свет - Гаррисон Гарри. Страница 3

День моего рождения — вот главная причина. Мой семнадцатый день рождения. Семнадцатилетие здесь на Бит О'Хэвен — это очень важный момент в жизни молодого человека.

Судья наклонился вперед и пристально посмотрел на меня, взгляд его не был злым и враждебным.

— Ну, а теперь, Джимми, давай расскажи мне, зачем тебе понадобилось разыгрывать эту глупую шутку.

Судья Никсон имел летний домик на реке, недалеко от нашей фермы, и я очень часто приходил к его младшему сыну, поэтому судья был со мной прекрасно знаком.

— Мое имя Джеймс ди Гриз, судья. Не нужно фамильярностей.

Можете себе представить, какая густая краска залила все его лицо. Огромный красный нос торчал, словно лыжный трамплин, и ноздри бешено раздувались.

— Тебе следует быть более почтительным в зале суда! Тебе предъявлены серьезные обвинения, мой мальчик, и лучше было бы, если бы ты держался в рамках приличия. Я назначаю Арнольда Фортескью, общественного защитника, твоим адвокатом…

— Мне не нужен адвокат — и уж в особенности я не нуждаюсь в услугах старика Скью, который так давно не может жить без спиртного, что на свете не осталось ни одного человека, который бы видел его хоть раз трезвым…

С галерки послышался чей-то серебристый смех, приведший судью в крайнюю ярость.

— Тишина в зале! — заревел он, ударив молоточком с такой силой, что отломилась ручка. Он бросил обломок через весь зал и сердито посмотрел на меня. — Ты испытываешь терпение суда. Адвокат Фортескью уже назначен…

— Только не мной. Отошлите его обратно в Муниз Бар. Я признаю себя виновным по всем статьям, и вверяю свою судьбу самому гуманному и справедливому суду на свете.

Он глубоко вздохнул, заметно вздрогнув при этом, и я решил его немного успокоить, пока его не хватил удар, и он не упал в обморок; тогда получится, что в ходе судебного разбирательства были допущены нарушения процессуальных норм, а это отнимет еще бог знает сколько времени.

— Прошу прощения, судья, — я опустил голову, чтобы скрыть едва сдерживаемую улыбку. — Но я совершил проступок и должен понести наказание.

— Ну, вот, так-то лучше, Джимми. Ты всегда был смышленым парнем, и мне просто не хотелось бы видеть, как пропадают зря все твои способности. Ты отправишься в исправительную колонию для подростков сроком не более, чем…

— Простите, ваша честь, — прервал его я. — Это невозможно. О, если бы я совершил мои преступления на прошлой неделе или даже в прошлом месяце! Закон очень строг в этом отношении, и мне не уйти от наказания. Сегодня день моего рождения. Мне уже семнадцать.

Я здорово сумел осадить его. Охрана терпеливо ждала, пока он набивал вопросы на своем терминале. Репортер местной газеты «Голос» в это время тоже усердно работал над своим портативным терминалом, загоняя в компьютер, наверное, целую историю. Судье не пришлось долго ждать ответов. Он глубоко вздохнул.

— Да, действительно. Твои данные говорят о том, что тебе сегодня семнадцать лет, ты достиг совершеннолетия. Теперь ты уже не малолетка и должен отвечать за все, как взрослый. Это безусловно предполагает тюремное заключение — если я не буду принимать во внимание смягчающие обстоятельства. Преступление совершено подзащитным впервые, он еще слишком молод и полностью осознает, что поступил неправильно. В наших силах сделать небольшое исключение, смягчить приговор или ограничить срок. Таково мое решение…

Меньше всего на свете мне хотелось бы сейчас услышать его решение. Дело обернулось совсем не так, как я планировал, совсем не так. Необходимо было что-то предпринять. И я предпринял. Мой вопль заглушил последние слова судьи. Продолжая вопить, я нырнул со скамьи подсудимых и, перекатываясь по полу, очутился на другом конце зала, прежде чем ошарашенная аудитория двинулась со своих мест.

— Ты не будешь больше писать обо мне всякие непристойности, ты — писака наемный, — закричал я. Затем я вырвал терминал из рук репортера и грохнул его об пол. Топча ногами шестисотдолларовую машину, я превращал ее в никому не нужный хлам. Я ловко уворачивался от него, прыгая вокруг, но ему все же удалось меня схватить и отшвырнуть к двери. Стоявший там полицейский попытался удержать меня — но тут же согнулся пополам, когда я двинул ему ногой в живот. Я мог бы наверняка сбежать, но побег вовсе не входил в мои планы. Я задержался у двери, неуклюже дергая ручку, пока кто-то не сгреб меня, и продолжал сопротивляться до тех пор, пока не был повален на пол. На этот раз на меня надели наручники, посадив на скамью подсудимых, и судья больше не называл меня «Джимми, мой мальчик». Кто-то нашел ему новый молоточек, и он размахивал им в моем направлении, словно желая размозжить им мою голову. Я рычал и старался выглядеть очень грубым и агрессивным.

— Джеймс Боливар ди Гриз, — нараспев произнес он. — Я приговариваю вас к максимальному сроку за то преступление, которое вы совершили. Исправительные работы в городской тюрьме до прибытия следующего корабля Лиги, после чего вы будете отосланы в ближайший лагерь для коррекции преступников. — Молоточек грохнул по столу. — Уведите!

Это мне понравилось больше. Я пытался вырваться из кандалов и изрыгал на судью проклятия, чтобы он не дай бог не проявил слабость в самый последний момент. Этого не случилось. Два дородных полицейских сгребли меня и как есть выволокли из зала суда, не слишком нежно впихивая меня в черный воронок. Только когда дверь за мною захлопнулась, я откинулся на сиденье, расслабился и позволил себе наконец-то победно улыбнуться. Да, победно, я это и имел в виду. Смысл всей операции как раз и заключался в том, чтобы быть арестованным и помещенным в тюрьму. Мне необходима была кое-какая профессиональная подготовка. В моем безрассудстве присутствовала стройная система. Очень рано в своей жизни, может с тех самых пор, когда я так успешно таскал из магазина сладкие плитки, я начал серьезно задумываться о карьере преступника. По многим причинам — хотя немаловажно было и то, что мне доставляло удовольствие быть преступником. Денежное вознаграждение было достаточно велико: никакая другая работа не оплачивалась так щедро за меньший труд. И, должен признаться, что я просто наслаждался чувством превосходства, когда мне удавалось превратить всех остальных окружающих меня людей в болванов. Кто-то скажет, что это все мальчишеские эмоции. Возможно — но от этого они не становятся менее приятными. В то же самое время передо мной стояли серьезные проблемы. Как я должен был готовить себя для будущего? Существовало много кое-чего получше шоколада с наполнителем, что можно было стащить. На некоторые вопросы я видел ясные ответы. Деньги, вот что мне было нужно. Деньги других людей. Деньги хранились взаперти, так что чем больше я узнаю о замках и запорах, тем больше у меня появится возможностей добраться до этих денег. Впервые в своей школьной жизни я энергично принялся за работу. Мои отметки взлетели так высоко, что учителя стали подумывать, что я не совсем безнадежен. Я делал такие успехи, что когда я выбрал профессию слесаря, они не переставали радоваться. Курс был рассчитан на три года, но я изучил все что нужно было знать, за три месяца. Я попросил разрешения для сдачи итоговых экзаменов. И получил отказ. Так не делается, объяснили мне. Я должен развиваться с такой же определенной последовательностью, как и все остальные, и через два года и девять месяцев получу свой диплом, покидая школу. И пополню ряды подневольных наемных работяг. Не очень-то заманчиво. Я попытался сменить курс обучения, но мне сообщили, что это невозможно. СЛЕСАРЬ — было высечено у меня на лбу, образно выражаясь, и это клеймо останется на мне на всю жизнь. Так они думали. Тогда я начал пропускать уроки и отсутствовал иногда по нескольку дней. Они ничего не могли с этим поделать, несмотря на строгие выговоры администрации, потому что я всегда появлялся на экзаменах и получал высшие отметки. Я просто обязан был их получать, потому что большинство навыков я приобрел, применяя их на практике. Моими заботами была охвачена довольно обширная территория, поэтому благодушные жители города и не подозревали, что их потихоньку обворовывают. Торговый автомат проглотит несколько серебряных монет сегодня, завтра заест кассу на стоянке машин. Практическая деятельность не только совершенствовала мои таланты, но и оплачивала мое образование. Не школьное образование, конечно, — по закону я мог оставаться здесь до семнадцати лет — я учился в свободное от занятий время. Так как я не мог найти учебников, которые ввели бы меня в мир преступлений, я изучал все, что могло пригодиться в работе. Я нашел в словаре слово ПОДЛОГ, что подвигло меня на то, чтобы заняться фотографией и печатанием. Так как искусство рукопашного боя уже сослужило мне хорошую службу, я продолжал заниматься до тех пор, пока не заработал Черный Пояс. Я не упускал из виду и техническую сторону выбранной мной профессии, и к шестнадцати годам я уже знал все, что можно было узнать о компьютерах — к тому времени я стал профессиональным инженером-микроэлектронщиком. Но все это очень хорошо само по себе. Что же дальше? Я и в самом деле не знал. Вот почему я решил преподнести себе на совершеннолетие небольшой подарочек. Тюремный срок. Хитро? Хитрее не бывает! Мне нужно было найти каких-нибудь уголовников — и где же их еще искать, как не в тюрьме? Уважительная причина, скажете вы. Попасть в тюрьму — это все равно что прийти домой, встретить наконец равных себе. Я буду слушать и учиться, а когда почувствую, что узнал достаточно, отмычка, спрятанная у меня в подметке, поможет мне выбраться оттуда. А сейчас я улыбался и ликовал от радости.