А завтра — весь мир! (ЛП) - Биггинс Джон. Страница 62

— Не слишком много, капитан. Говорили, он был моряком — возможно, потерпел кораблекрушение, возможно — беглый. Точно сказать не могу. Впервые мы услышали о нём примерно в 96-м. Но, насколько я знаю, никто его не встречал, кроме нескольких ваших далматинцев здесь, в Пунте, а они с чужаками не особо разговаривают. Простите, что не могу вам помочь, но больше ничего мне о Джоне Норте неизвестно — если, конечно, он вообще существует.

Едва закончился приём, и последний гость сошёл на берег, капитан и Залески бросились в шлюпку и направились к берегу, чтобы ещё раз попытаться установить контакт с тем моряком, Фабрицци. После изнурительных поисков они обнаружили его в баре отеля «Антарктика». Однако, когда прозвучало имя Джона Норта, Фабрицци неожиданно стал очень уклончивым.

— Может, я его знаю, а может, и нет — вот и всё, что я скажу. Я слышал рассказы далматинцев, но не могу сообщить вам ничего определённого. Нет, я понятия не имею, где села на мель «Святая Маргарита» — все эти мерзкие бухты похожи одна на другую. Я не могу отвести вас туда — разве что вид золота подстегнёт мою память. Вы, вероятно, помните — три дня назад индейцы выудили меня из воды, когда лодка опрокинулась, я едва насмерть не замёрз. Такие вещи плохо влияют на память.

Когда они вернулись на корабль, всю нижнюю палубу подняли из гамаков и поочерёдно допросили — не видел ли кто за время нашего двухнедельных поисков пирамиду из белых камней у входа в бухту. Наконец, рулевой матрос Крист припомнил, что на пятый день, во время полуденной вахты, на южной стороне полуострова Брекнок он видел в подзорную трубу бухту с пирамидой белых камней и останки разбитого корабля на берегу.

Он доложил об этом вахтенному офицеру, линиеншиффслейтенанту Свободе, но из-за тумана и дождя обследование обломков решили не проводить. Место обнаружения зафиксировали в судовом журнале и в конце концов по карте определили, что речь о входе в небольшой залив под названием бухта Голода, открывающегося из залива Безнадёжности за мысом Отчаяния. Названия выглядели пророчествами для нашего предстоящего визита.

Двухдневный переход обратно к южному побережью полуострова Брекнок едва не добавил ещё одно имя к длинному списку кораблей, сгинувших в водах оконечности Южной Америки. На второе утро, к югу от острова Досона, в проливе Коккбурн, ветер ненадолго сменил направление на северное, поэтому мы смогли поставить марсели, чтобы помочь двигателю справиться со встречным шестиузловым течением.

Несмотря на ветер, воды канала оставались необычайно спокойными, поэтому на корабле открыли для проветривания орудийные порты на батарейной палубе. Мы приближались к тёмной громаде Кордильер Дарвина с двумя вершинами Монте-Сармьенто, где пролив Коккбурн поворачивает к западу, соединяясь с проливом Магдалены.

Даже здесь, на расстоянии многих километров, чувствовалось холодное дыхание ледников. Корабль шёл под парами, внизу непрерывно стучали и шипели двигатели. Потом вдруг раздался громкой хлопок — в борт ударила огромная струя ледяного воздуха с ледников Сармьенто.

Мы заскользили по палубе, не успев понять, что случилось. Под напором ревущей струи воздуха, сильной, как поток бегущей реки, мачты угрожающе наклонились к воде. С нижней палубы раздались встревоженные крики — через открытые орудийные порты хлынула вода.

Слишком испуганные для размышлений, мы с Гауссом кинулись по наветренным вантам бизань-мачты, чтобы убрать парус, по сути пришлось лезть почти горизонтально. Нам удалось как-то добраться до крюйс-салинга, затем и до рея, и стянуть парус.

Но все без толку, мы висели среди свиста ветра, а нок-реи уже касалась воды. Корабль почти тонул. Мы зажмурились, ожидая, когда нас поглотит ледяная вода. Затем под аккомпанемент хлопающих парусов, рвущих сами себя на кусочки, медленно корабль начал выправляться.

На палубе у кого-то хватило присутствия духа, чтобы бросить шкоты и выпустить ветер, хотя это и привело к тому, что теперь паруса будут трепаться до полного уничтожения. Мы сделали все что могли, чтобы примотать обрывки парусины — на бизань-марселе и контр-бизани вырвало ликтрос — и спустились на палубу, ощущая дрожь в конечностях.

Первым из офицеров мы встретили линиеншиффслейтенанта Микулича, который и отдал приказ бросить шкоты. Его колени заметно тряслись, а лицо приобрело болезненно-белый цвет сырого теста.

— Молодцы, — сказал он, когда мы проходили мимо, спускаясь вниз, прибрать беспорядок. Впоследствии Гаусс заметил, что мы, наверное, были на волосок от смерти, если Микулич нашел в себе силы кого-то похвалить.

Почти весь следующий день стучала помпа, избавляя корвет от тонн воды, которая залилась внутрь, когда корабль накренился. Мы вышли из залива Магдалены в Тихий океан, где нас встретил яростный шторм, обогнули западную оконечность полуострова Брекнок и вошли в спокойные воды под прикрытием острова Стюарт. Все находились в подобии транса, пройдя путь от страха к облегчению.

Мы хорошо понимали, что обречены на смерть, плавая в этих ужасных водах, пока не налетим на скалы и не разобьёмся, или не встретим шквал, ещё более яростный, чем тот, что чуть не опрокинул нас в проливе Коккбурн.

Мы впали в странное бездумное состояние, работали как заведённые, зная, что этот берег станет нашей могилой, а если мы и отыщем капитана Орта и «Святую Маргариту» — так только потому, что сгинем сами и присоединимся к ним на дне моря.

Утром двадцать второго января мы наконец-то нашли бухту Голода, отмеченную на входе кучей грубых белых камней, и спустили шлюпки, чтобы высадить поисковые партии на берег. В их число вошли Гаусс и я. Оказалось, смотреть там особенно не на что. Обломки явно принадлежали трёхмачтовику размером примерно со «Святую Маргариту».

А когда схлынул прилив, мы увидели, что трюм разбитого судна наполняет затвердевший цемент — прогнившие мешки давно смыло море, оставив лишь их окаменевшее содержимое, сложенное штабелями друг на друга. На берегу валялось множество обломков, однако трудно утверждать, что все они принадлежали именно этому кораблю.

На краю бухты среди вечнозелёных буковых деревьев торчали остатки хижины, построенной из рангоута и брезента. Позади неё на галечной отмели виднелись пять обложенных камнями могил, отмеченных крестами из гниющего плавника.

Верх по холму из бухты уходила дорога. Первым её увидел Макс Гаусс. Едва заметная, всё же её проложили европейцы — несколько деревьев, похоже, спилены пилой — и дорогу явно еще недавно использовали. В грязи оставались даже слабые следы колёс там, где за прошедшие несколько месяцев по ней толкали ручную тележку. Ввиду срочности нашей миссии, было решено, что поисковая группа отправится вглубь берега этим же вечером, несмотря на приближающуюся непогоду.

Меня тоже назначили в десантный отряд, состоявший из десяти человек во главе с линиеншиффслейтенантом Залески и его заместителем, фрегаттенлейтенантом Кноллером. Нам пришлось захватить трёхдневный запас еды, а также, учитывая репутацию местных свирепых индейцев — винтовки, сабли и по три сотни патронов на каждого.

Однако к тому времени, как мы собрали снаряжение на борту корабля и вернулись в бухту, дождь перешёл в мокрый снег и начался сильный шторм. Мы с трудом взбирались вверх по тропе среди потрёпанных ветром промокших буков и гранитных валунов, снег собирался на плечах кителей и осыпался с ранцев.

И зачем мы всё это делали? Чего искали? Любому дураку понятно, что эту тропу много лет назад проложили старатели или охотники, а вовсе не пропавшие эрцгерцоги, чьи кости давно обглодали рыбы за сотни миль отсюда, у мыса Горн. Мы вряд ли отыщем Иоганна Орта, а вот индейцы-алкалуфы скорее всего найдут нас самих, возможно, уже нашли. Мучительно продвигаясь вперёд через лес, мы испытывали странное чувство, что за нами наблюдают, а несколько раз нам казалось, что впереди за деревьями мелькают какие-то фигуры. Может, они ждали только сумерек, чтобы напасть из засады...

Уже смеркалось, когда мы вышли из букового леса. Местность напоминала субантарктическую тундру, поросшую карликовыми деревьями. Сколько же нам ещё придётся вот так брести — замёрзшим, вымокшим и совершенно несчастным? Когда же, наконец, Залески отдаст приказ разбить лагерь, и мы сможем отдохнуть и согреться у костра? Внезапно мы замерли, прислушиваясь. Я шёл во главе отряда рядом с Залески, а Кноллер замыкал шествие.