А завтра — весь мир! (ЛП) - Биггинс Джон. Страница 68

Воцарилась мертвая тишина. Затем над водой разнесся голос, усиленный рупором.

— Вы сдаетесь?

Фештетич схватил собственный рупор, явно в готовности прокричать в ответ какую-то безрассудно-смелую глупость. Но прежде чем он это сделал, Залески вспрыгнул на ступеньки мостика и вырвал у него рупор, оттеснив капитана в сторонку.

— Что означает это нападение? Мы австрийский корвет «Виндишгрец». Разве между Австрией и США идет война? Если так, то мы ничего об этом не слышали.

Через несколько мгновений тишины американская посудина внезапно дала задний ход и остановилась. Наконец, над водой снова разнёсся голос. Нотка смущения в нём чувствовалась даже на расстоянии.

— Кто-кто?

— Австро-венгерский паровой корвет «Виндишгрец» на пути из Вальпараисо в Кальяо. Думаю, нам нужно всё это обсудить. Можем ли мы спустить шлюпку и подойти к вам?

Похоже, на мостике американца начался спор. Наконец, прозвучал ответ:

— Окей, пришлите кого-нибудь. Но не вздумайте шутить. Вы у нас на прицеле, и мы выпустим пару снарядов ниже ватерлинии, если начнете валять дурака.

Пока происходил этот разговор, Фештетич пытался вырвать рупор из рук Залески.

— Герр шиффслейтенант, я настаиваю, чтобы вы отдали мне рупор. Мы должны ответить этим людям как следует... Это возмутительно... Чистое пиратство... Честь монархии не допускает оставлять такое оскорбление неотомщенным...

— Герр капитан, с вашего позволения, подождите, пожалуйста. Нужно с ними поговорить.

— Но это грубейшее нарушение международного права — стрелять без малейшего повода! Мы должны ответить огнем. Горнисты, трубите «Готовьсь»!

Залески ухватил его за лацканы кителя.

— Со всем уважением, герр капитан, заткнитесь. Вы видите наведенные в нашу сторону пушки? Это современные скорострельные орудия с разрывными снарядами. Если мы хотя бы чихнем на американцев, они за минуту разнесут этот старый ящик в щепки.

— Залески, вы взбесились? Это мятеж!

— Прохазка, пошли со мной. Ребята, спустите левый катер, мы плывем к ним на переговоры.

— Герр линиеншиффслейтенант, вы арестованы!

— Со всем уважением, герр капитан, помолчите, многие из нас хотят пожить еще немного.

Мы под белым флагом погребли к канонерке «Таппаханнок», где нас встретили её капитан, старший офицер и вооруженные матросы. Капитан оказался коренастым коротышкой с бочкообразной грудью, натянутой на глаза фуражкой и нависшими над высоким воротником кителя складками шеи. Американцы небрежно нам отсалютовали и подозрительно вперились в Залески, который не сильно соответствовал общепринятым представлениям об австрийцах.

— Рад знакомству, — Залески отсалютовал в ответ и протянул руку для рукопожатия. — Флориан Залески, старший лейтенант императорского и королевского австро-венгерского флота, в настоящее время второй офицер на паровом корвете «Виндишгрец». Капитан отправил меня на переговоры. С кем имею честь...?

— Томас Эйч Далгрин, коммандер ВМС США. Это мой старший офицер лейтенант Ковальски. Прошу отдать мне вашу саблю.

Залески улыбнулся.

— Мою саблю? Ох, я забыл взять её с собой. Может быть, вы примете вместо неё вот это? — он порылся в кармане мундира и извлек перочинный нож с перламутровой рукояткой.

Лейтенант Ковальски улыбнулся, но я заметил, что Далгрин почувствовал — над ним смеются. Я уже догадался, что он не слишком сообразителен и очень высокого о себе мнения. Капитан сердито фыркнул.

— Очень смешно. Лааадно, лейтнант, думаю, вам лучше всё быстренько мне объяснить.

Залески обезоруживающе улыбнулся.

— Со всем уважением, капитан, объяснить что? Это вы стреляли по нам, а не мы.

— Смотри сюда, лейтнант Забиски или как-там-вас. Вы перуанский фрегат «Арекипа» или нет?

— О боже, нет, почему вы так решили?

Складки шеи Далгрина вылезли из воротника кителя еще больше.

— Понятно, но какого дьявола вы подняли чертов перуанский флаг?

— Простите, я не совсем вас понимаю, мы идем под австрийским военно-морским флагом.

Американец взглянул на наш корабль. Фок-мачта представляла собой жалкую мешанину рангоута и такелажа, а на бизань-парусе посередке красовалась большая прореха – там, где его насквозь прошил снаряд, но красно-бело-красный флаг все еще безвольно свисал с гафеля на бизань-мачте.

Далгрин приблизил свое бычье лицо к Залески с видом туриста, который знает, что его дурит базарный торговец, но изо всех сил старается сдержать гнев.

— Чертов-перуанский-флаг-красный-и-белый-с-чертовым-гербом-посередине! Понятно?

— Да, так же, как и наш, но разница, если позволите объяснить, в том, что полосы у перуанского флага вертикальные, а у нас — горизонтальные. Да и герб отличается.

В итоге вопрос решился путем изучения книги флагов международного свода сигналов, принесенной из корабельной канцелярии. Далгрин некоторое время смотрел на оба флага, как баран на новые ворота.

Потом ещё немного поубеждал нас, что мы всё же «Арекипа» — выглядим-то мы как-то странно, но в конце концов уковылял прочь, проворчав, что он боевой капитан и у него нет времени для этой дипломатической скукотени. Вести переговоры остался лейтенант Ковальски.

Как только коммандер Далгрин ушел, Залески внезапно сменил гнев на милость и довольно дружелюбно отозвался обо всём произошедшем, как будто пальба без предупреждения и отстреленные полмачты — это полная ерунда.

— Ошибка опознавания, мой дорогой лейтенант, ошибка опознавания. Прекрасно понимаю вас. Это могло случиться с каждым. Но, пожалуйста, объясните, почему вы в нас стреляли?

— В прошлом месяце мы вышли из Сан-Диего и разыскиваем «Арекипу». В Перу опять случилась революция, и команда в январе взбунтовалась. Ребята на борту не получали жалования уже год, так что стали пиратами, останавливают все корабли подряд и грабят их. Они остановили много кораблей янки, и Вашингтон отправил нас и «Мемфис» сюда на их поиски. Вы выглядели точно, как они на рисунке в книге распознавания, но мы все равно извиняемся, что стреляли в вас.

— Забудьте об этом. Но Ковальски — это ведь польская фамилия или, может быть, чешская?

Лейтенант широко улыбнулся.

— Как вы догадались? Мой отец приехал из Польши, из места под названием Сос-но-вии-тц или как-то так.

— Догадываюсь, потому что я тоже поляк.

Ковальски выглядел озадаченным.

— Но я думал, что вы австриец.

— Иногда да, иногда нет. Но, мой дорогой лейтенант, мы, поляки, должны серьезно поговорить. В то время как я всецело понимаю вас и вашего капитана и полностью на вашей стороне по поводу прискорбной ошибки опознавания, которая только что имела место, боюсь, моё правительство может не разделять мою доброжелательность. Вообще-то я опасаюсь, что это может спровоцировать весьма серьезный дипломатический конфликт. Наш корабль серьезно поврежден, на борту есть раненые. Мы не можем отряхнуться и пойти дальше по своим делам, как два велосипедиста, столкнувшиеся на перекрестке.

На белокурое и румяное лицо Ковальски набежали облака. Очевидно, он был интеллектуально одарённее своего капитана, и, несомненно, вообразил ряд далеких от приятного картин — официальные выговоры, запрет на продвижение по службе, возможно, даже военный трибунал. Ковальски позвал коммандера Далгрина.

Далгрин кипел и плевался, но в итоге Залески убедил его, что только из-за мимолетного сходства военно-морского флага Австро-Венгрии с флагом Перу (да и то, только для умственно отсталых), с Австро-Венгерской монархией нельзя обращаться столь же бесцеремонно, как с обанкротившейся и погрязшей в анархии латиноамериканской республикой.

К тому времени как Залески закончил, даже этот вспыльчивый и недалекий человек стал явно менее уверен в себе, чем в начале разговора. До него дошло, что капитаны, вовлекшие свои правительства в обмен дипломатическими нотами, вряд ли получат повышение.

Когда Залески счёл, что американец точно всё понял, он внезапно лучезарно улыбнулся, что разительно отличалось от его обычного угрюмого выражения и того, кто хорошо его знал, весьма настораживало.