Русская деревня. Быт и нравы - Бердинских Виктор Арсентьевич. Страница 13

Летом, к празднику Петра и Павла (12 июня), наступает исключительно жаркая погода. Дни стоят солнечные, ясные, нет ни ветерка, тихо и почти душно. Ребятишки, разутые догола, устремляются наперегонки к речке, купаются в теплой прозрачной воде, играют на песчаной отмели и ловят маленькую рыбку (маляву) прямо в рубашонку, туго завязав узлом рукава. А скотине в это время — беда! Лошадей, коров, овец заедает овод и мошкара. Они скрываются в лесах и забираются в самую непроходимую чащу леса. И только к вечеру, когда спадает жара, выходят к речкам и водопоям, с жадностью нападают на траву, проголодавшись в дневную жару. На закате дня подростки и малыши встречают на окраине деревни коров, телочек и овец и загоняют их по своим дворам. Лошади остаются пастись на свободе в летнюю жаркую пору на несколько недель подряд. За это время они изрядно поправляются, а молоденькие жеребята хорошо подрастают. Иногда потом бывает трудно поймать свою собственную лошадь и надеть на нее узду (у нас называют ее оброть).

Не все люди деревенские успевают управиться с сенокосом, как поспевает уборка хлебов. Хлеба созревают неровно и неодинаково. На отдельных полосках озимая рожь буреет, в крупных длинных колосках наливается зерном, которое становится спелым, почти прозрачным. Если колосок легко разминается в руках и зернышки отделяются от пелевы, настает пора убирать хлеб. Каждый житель деревни на своей полоске серпом сжинает хлеб, связывает снопы, и тут же снопы устанавливаются в суслоны. В суслонах колос дозревает и хорошо просушивается. А через неделю-две суслоны укладывают в кладню, чтобы все находились внутри и хорошо были укрыты соломой сверху от дождей и сырости. Обычно первой на полосках убирается рожь, пшеница, а потом— ячмень, овес. В уборке хлеба участвуют в семье все, даже маленькие дети. Они собирают в корзинки с земли каждый опавший колосок хлеба. На окраине деревни, поближе к хлебным полям стояли овины с небольшими навесами, покрытыми соломой. Это место называлось гумно и служило для обмолота, подработки и очистки зерна. Оно строилось на три-четыре хозяйства деревни. Овин — это строение из бревен, у которого нижняя часть сруба, до пяти метров, находится под землей, а верхняя — три метра — над землей, покрытая крышей, обычно из соломы. Верхняя и нижняя часть сруба разделены бревенчатой перегородкой, но с продольным люком возле стены (примерно один метр). Овин предназначен для подсушки хлеба к обмолоту. В верхнюю часть загружались снопы, ставились обычно колосками вниз плотными рядами. В нижней части овина, прямо на земле, разводят костер, применяя березовые дрова длиною два — два с половиной метра. Костер горит, набирает жар, и все тепло вместе с дымом поднимается вверх, проходит через люк, просушивает снопы хлеба и в первую очередь колосья с зерном. Сушка длится целую ночь, а иногда и дольше, с зависимости от влажности загружаемых снопов для сушки. Молотьба и очистка зерна производятся обычно в осенние погожие дни, а в большинстве зимой. Снопы вынимаются из овина на площадку под навес, укладываются в ряд колосками внутрь и обмолачиваются цепами (их у нас называют молотило). Отделяют солому от зерна, зерно провеивают на ветру или через решета. Прочищенное от мусора и соломки зерно отвозится в амбар. Одна часть хранится на семена будущего урожая, другую часть увозят на мельницу размолоть и получить муку.

Пока люди убирают хлеба на своих полосках, в полях и на приусадебных участках поспевают овощи: картофель, лук, чеснок, морковь, свекла, капуста, брюква (галанка), турнепс. Некоторые из деревенских выращивали прямо на грядках огурцы, но таких любителей было мало. В первую очередь убирают лук, затем картофель — ведь это второй хлеб, и урожай картофеля бывал всегда солидный. Остальные овощи убирали постепенно, вплоть до самых заморозков».

Посмотрите, насколько же мудро, взвешенно должен был вести себя человек внутри этого великого ежегодного круговорота больших и малых дел, смены погоды, рождений и смертей всего живого в природе и хозяйстве. Крестьянин должен был не просто знать, когда сеять, косить, жать, он должен был в конечном итоге выжить. В годовом круге жизни многие крестьяне частенько были на грани голода. Хлеба в бедных деревнях в иной год хватало только до Рождества. И главная, точащая мужика и днем и ночью забота — как прокормить свою семью, не умереть с голоду, не пойти по миру с котомками. Федор Трифонович Терюхов (1916) решительно утверждает: «У отца моего главная забота была — сохранить хлеб и накопить денег. Хлеб в то время был мерилом богатства и ценился как золото. В те годы в деревне было всего четырнадцать гектаров озимого клина, то есть малоземелье, и отец после уборки своего поля вынужден был отдавать детей внаем в Слободской район (сыновей), а дочерей — в няньки. Как говорили тогда: “С хлеба долой”. И так отец умел экономить хлеб, поэтому семья не испытывала жестокого голода в 20-е годы. На заработанные деньги и вырученные от продажи излишек продукции весной отец покупал трех-четырех тощих телят и летом выкармливали на пастбище. Свиней не держали, свинье надо хлеб, а телятам — только подсыпочка и выгон. Скот пасли в раменье, луга же сохраняли для сенокоса. Скот выгоняли из леса только после уборки сена. В каждой семье было по три-четыре коровы, а значит, был навоз, который и обеспечивал урожай».

Что ж, в конечном счете большинству крестьян удавалось свести концы с концами — выжить. Но мы должны отчетливо представлять, что это стоило огромных трудов, постоянного напряжения всей семьи. «Да, тяжело жить крестьянским трудом, с утра до ночи дела по хозяйству. Уснешь, как в пропасть провалишься и ничего уже не чувствуешь. Наша работа ручная, незаменимая. Руки ни одна машина не заменит — золота в них на пуд! Так что крестьянка я с рождения, самая натуральная крестьянка. И пахали, и косили, и стога метали, и рожали в поле, и детей растили. Все сквозь силу, все тяжело, да ничего не поделаешь — мужикам одним не управиться. А как зима — тут время прясть, да екать, да половики да рубахи шить. Всю зиму за лучиной просидишь. Ждешь весну, а там снова сеять, растить. Встаешь в шесть, чуть солнце выглянет, хлеб печешь — дух по всей избе идет житный, хороший дух, сейчас такого нет» (К. А. Р-ва, 1910).

Вспомним поподробнее хотя бы несколько видов крестьянских работ в течение года — пиков их трудовой активности. Успеть до сева вывезти навоз. Забота важная. Не накормишь землицу— урожая не жди. «Под пашню навоз во дворах всю зиму копили. Он успевал перепреть. Жили еще единолично. Если одно хозяйство возит, то неделю провозишь, а если скооперироваться с кем-нибудь (так и делали почти всегда), так за день весь навоз вывезешь. Вставали в 4 часа и до 11 дня все возили, потом лошадей выпрягут, пошли обедать, жар спадет, где-нибудь часа в 4 после обеда и снова возят до 11 ночи. Потом ужинают и спать, ведь утром опять вставать. Навоз оставляли в грудах, чтобы он меньше высыхал, если вечером вывозят, то дед уже до солнышка, до завтрака пахать уедет» (О. Е. Стародумова, 1914).

Перед севом в деревне — только и разговоров что о севе. Очень заботились мужики о том, чтобы посеять вовремя — не рано и не поздно, угадать в самую точку. Не угадаешь — поплатишься урожаем. Сеяли вручную — брали лукошко, вешали его наперекрест на левое плечо, а правой рукой разбрасывали зерно в щедро удобренную землю.

Мужик да лошадка — это, конечно, была основа в средней полосе России всякого хозяйства. Без них все шло наперекосяк. По праву лошадь считалась чуть ли не членом семьи, и кое-где, сдавая лошадей в колхоз в 1930-х годах, бабы обревливали их как покойников. Основой крестьянской семьи в разоренной и нищей военной и послевоенной России стала женщина и корова. Но и та, и другая — постоянно были под ударом. Возврата к мужику и лошади на селе не произошло и в наши дни.

После Троицы постепенно приступали к сенокосу. Вот уж работа — тяжкая, изнурительная, а и веселая, песеннозвонкая. «А встаешь-то часа в 3, а то и раньше. Надо ведь и печь истопить, сварить и для скотины, и для себя. Корову подоишь, накормишь — и бежишь ранехонько на работу И вроде все успевалось и не уставалось. Еще и насмеешься и напоешься! Хорошо было. Воздух вольный какой! Когда сенокос поспевал, это был как праздник. Косили вручную, все луга выкашивали. Сено потом загребали и метали в стога. Это самая веселая работа была! Одевали самое нарядное и яркое, как на праздник: розовое, голубое, красное. Эти цвета считались самыми нарядными у нас. А вот самое главное — всегда работа с песней. И на работу, и с работы — с песней, по всей округе, кажется, разносится. Ведь не пили, а как пели красиво! Кто-нибудь запевает, а остальные подтягивают; песни длинные, протяжные. Сядут поесть, отдохнут маленько — и песня. Есть с собой брали в платок: яйца вкрутую, лук зеленый, бурак квасу, хлеба ржаного. Какой хлеб ароматный был! Пекли ведь его сами, от посеву до печки все сами делали своими руками. Были очень жизнерадостные люди, несмотря на всякие невзгоды» (Н. Ф. Стремоухова, 1922).