Русская деревня. Быт и нравы - Бердинских Виктор Арсентьевич. Страница 51

Пожары были часты на памяти каждого крестьянина, а поскольку деревни стояли близко друг от друга, то заполыхать могла вся округа. Е. А. Смертина (1914, Сорвижи): «Ой, в нашу бытность в деревнях много пожаров было! Ой! Столько пожаров было, что все и не упомнишь. А горело потому, что где-то курили, где-то пойдут с лучиной. Раньше ведь электричества не было, все с лучинами сидели вечерами. Тут вот пожары были частенько. Где-то заронишь лучинку, то да се. А загореться ведь недолго. Вот к одной женщине полюбовник все ходил, дак он как-то и зажег. Уж не знаю, с чего у них там получилось. А сразу сгорело семь домов подряд. Такой ветер в тот день шел, дак прямо в соседнюю деревню головешки летели. Вот это в мою память вроде как самый сильный пожар был. А без малого вся деревня тогда выгорела. Че, с ведрами побегаешь-побегаешь, а все одно. Ото всего могло загореться, если неосторожно чего делаешь дак. А раньше ведь дома все деревянные были, рядом все, и деревни недалеко друг от друга. Вот и горело».

В сухие лета, когда загорались окрестные леса, многие деревни выгорали целиком. Спастись от такой напасти было почти невозможно. Хотя порой удавалось. «В 1938 году сухота была. Пожары пошли. А лес близко к деревне был. А ветер все от леса огонь гонит. Уж скотину на поля вспаханные выгонять стали, вещи выносить, думали, сгорит деревня. А в соседней деревне, верст за 6–7, старичок жил. Старичка этого привезли. Он походил вокруг деревни, пошептал и дым отговорил. А пожар больно страшный — верховой был. Много тогда леса выгорело» (П. А. Вострецов, 1911).

Постоянным источником опасности были бани. «А я как помню, было в деревне 120 домов. Весной одна женщина топила баню. А на бане лежал сухой лен. Он загорелся. Баня загорелась. Ветром перекинулся огонь на дома. Шестьдесят домов сгорело в один час, ничего не успели вынести, бедствовали. Скотина была на выгоне, не сгорела. Ужас какой был! У мамы ноги отнялись. Люди растерялись — больно быстро огонь перенесся от дома к дому. По деревням потом собирали посуду, одежду, хлеб. Амбары-то были под крышей. Как свечки, вмиг, надо представить — за час!» (Л. И. Скрябина, 1920).

Случались и ночные пожары — неизвестно по какой причине. Августа Прокопьевна Железнякова (1924, дер. Дуплино) вспоминает: «Пожар большой полету случился у Матвея Лапотнина. Дак ведь двое детей у него погорели, да и сами-то выскочили в том, в чем спали. Ночью ведь дело-то было. Боялись пожаров — это пуще всего на свете говаривали: “Вор придет, дак стены хоть оставит, а этот вор все с собой унесет”. Мало в те времена пожары-то спасали, машин-то еще не было. На руках воду-то таскали. Ох, страшно, упаси Господь от этого, даже врагу злейшему не пожелаешь».

Как всегда на Руси, случались во время пожаров и необъяснимые явления. Рассказы о них долго гуляли по округе. Н. Ф. Ситников (1926): «Случались в окрестности и пожары. Почти полностью выгорела соседняя деревня в двадцать пять домов. Огонь перекидывался с одного дома на другой. Во время пожара произошло чудо — в самом центре пожара уцелел один дом. Все дома вокруг сгорели, а он нет, потому что хозяин несколько раз обходил дом с иконой Божьей Матери».

Пожар представлялся многим чем-то вроде Божьей кары, сопротивляться которой было бессмысленно. От страха и ужаса люди цепенели и беспомощно смотрели, как погибает их добро. Летние пожары были страшны еще и тем, что все взрослое население находилось в поле или на сенокосе, а дома оставались лишь старики с малыми ребятами. При таком раскладе зачастую сгорал и домашний скот, птица. Т. М. Иванцова (1926) рассказывает: «Помню, когда мне было восемь лет, у нас в деревне был большой пожар. Выгорело почти полдеревни. Начался пожар днем, когда все взрослые были в поле, в деревне были одни старики и дети. Когда пожар разбушевался, старики и дети стали выбегать из деревни. Я выводила из деревни за палку одного слепого старика, он поблагодарил меня и дал мне за это золотую монету».

Пожалуй, ничего так не боялся в жизни крестьянин, как пожара.

Девичьи гадания

Ворожеями, знахарками, колдуньями, как правило, были женщины. Гадать на суженого умела любая девушка. В каждой деревне был свой традиционный круг гаданий, которым и пользовались все девушки этой деревни. Замужество в жизни женщины — событие главнейшее. От этого зависела вся ее жизнь. Поэтому с трепетом и волнением девушки пытались узнать свою будущую судьбу: какой будет муж — пьющий или нет, какова мужнина семья, куда доведется выйти замуж — в какую деревню округи. От любого из этих вопросов зависело будущее счастье или несчастье девушки. Гадали обычно в праздник. И гадание было таким же неотъемлемым элементом праздника, как ватрушки или хороводы. «В Рождество мы ходили ворожить, с 7 до 19 января были у нас вечерки, тогда не пряли и ходили плясать. Пускали в избу плясать по очереди. Бери керосин и ходи просись. Жили четыре девки, и они все пускали на квартиру. Плясали кадриль, бегали по ночам — снег пололи. “Полю, полю снежок, в которой стороне мой женишок, там собачка взлай”. Иногда сбывалось. Еще на голой пятке на снегу покрутишься. Снег схватишь и бегом смотреть, какой волос будет там — такой и жених будет. Если белый — будет белый жених, если черный — так черный. Ведра на колодце запирали. Поставишь на колодец ведра друг с другом, запрешь замком, ключ под подушку и заветишь, какой жених есть — тот и приснись во сне. Когда мама девкой была, ей приснился отец мой и сказал: «Дай-ка мне ключ, кобылу поить надо». А еще вот под стакан с водой насыпали сажи, туда клали обручальное кольцо и смотрели в зеркало жениха. А мне все какая-то женщина виделась и плат колпачком» (А. А. Феофилактова, 1918).

Очень типичен и рассказ Анны Ивановны Суровцевой (1923) о гаданиях на будущего жениха: «Девчонками в Новый год и по другим праздникам мы бегали ворожили. Бегали и на перекресток дорог. На перекрестке крутишься до тех пор, пока не упадешь. В какую сторону головой упадешь, значит, в той стороне и жених. Под праздники выкладывали из спичек под подушками колодцы. А ночью кто из парней придет за водой, значит, тот и жених. Раньше заборы были из ивовых прутьев. Подойдешь к забору, обнимешь его, сколько руки хватят, и начинаешь считать прутья — щетка, гребенка, сусек, мешок, котомка. На каком прутке закончится, значит, такой и будет жених. Если закончится на щетке, то жених будет чистенький, если на гребенке, то жених будет форсистый, если на мешке, то средний, ну а если на котомке, то выйдешь ты за нищего. Чтоб узнать, выйдешь ты в этом году замуж или нет, ставили лошадиную дугу. И если сможешь пролезть сквозь дугу, то выйдешь, а если нет, то, значит, не судьба. Любили говорить: “Если пролезу в дугу, замуж выйду в этом году”. На Рождество, Крещение ходили узнавать судьбу. Когда все в семье поужинают, то мы, девчонки, забирали скатерть вместе с крошками и ложками. Шли к кому-нибудь под окно, подойдем и кричим: “Как судьбу зовут?” Из избы иной раз надур что-нибудь ответят, а иной раз имя какое-нибудь назовут. Девчонками любили сидеть в избушках у одиноких старушек. Принесешь по полену дров, дров ведь не было, и сидишь что-нибудь вяжешь или песни поешь. Дрова воровали из дома».

Иногда в деревнях были свои, не присущие другим местностям формы гаданий (наряду с самыми распространенными). Александра Павловна Гончарова (1921, дер. Борчинки) их помнит: «В Рождество гадали да и в Масленицу тоже. В основном с 12 до 3 часов, когда миром правит колдовская сила.

Берешь лист бумаги, загадываешь что-нибудь, мнешь его, ложишь на перевернутую крышку и жжешь. Получается нерассыпавшаяся сгоревшая бумага. Вот и смотришь на тень, поднеся к комку свечу. Что привидится, то и сбудется.

Или расплавишь воск, растопишь, а потом выплеснешь в таз с водой. Какая фигурка, то и сбудется.

Мамаше клали под подушку сковородку, ей и приснится, кого она блинами кормит — тот и суженый.

Подслушивали под окнами чьего-нибудь дома, что услышишь, то и сбудется.