Русская деревня. Быт и нравы - Бердинских Виктор Арсентьевич. Страница 61
Я тоже пыталась сочинить что-то, хотя бы небольшое стихотворение о Сталине, не получилось. Я слышала о Сталине торжественные песни и стихи, в которых его называли учителем, отцом, сравнивали с орлом и солнцем. Но знала лишь то, что он родом из Грузии, сын сапожника Иосифа Джугашвили, немного о начале его революционной деятельности. Больше нам рассказывали на уроках о Ленине, его семье, соратниках.
Сохранились мои некоторые небольшие стихи в детском дневнике. Например, Ленин и дети.
Вера в божественную природу вождя не допускала и мысли о том, что он смертен, как любой другой простой человек. Поэтому-то у миллионов людей его смерть вызвала такой шок. Кое-кто и сегодня поэтому не может поверить в его естественную смерть. Боги сами не умирают. Василий Степанович Кузин (1923): «А Сталина в народе любили. Он не распускал дело, все в крепких руках держал. И хоть пишут, что Сталина никто не травил, а что он умер от кровоизлияния, я тому не верю. Его отравили, а потом хоть и кровоизлияние. Но своей смертью он не умер. Его родство девяносто лет живет».
И все же здравый смысл зачастую во многих людях если не побеждал эту слепую веру в вождя, то сеял зерно сомнения! Анастасия Ивановна Нелюбима (1913) говорит как раз об этом: «Сталин? Мы были воспитаны на нем, так что со Сталиным “вставали и спать ложились”. А когда он умер, то горько плакали. Но все же была в народе к нему какая-то неприязнь. Ведь народу сколько погибло, и хотели мы верить, что он ничего не знал, что его обманывают помощники. Да ведь гибли-то не десятки, а миллионы, и плач по России шел. Его нельзя не услышать. А он не слышал или не хотел слышать. Думали, а говорить боялись. Зато и дисциплина была при нем. А может, это и страх был».
Огромную страну накрыла тень от сталинских портретов, бюстов, скульптур. Вождь и учитель смотрел на каждого из своих подданных, и они с детства привыкали смотреть на него. Вошел он и в дома людей, в их личную жизнь. Борис Иванович Фролов (1913) верно связывает закрытие церквей, уничтожение икон и широкое распространение портретов вождя. Это действительно звенья одной цепи: «После закрытия церкви было требование убрать иконы из домов, но многие не пошли на это, перенося иконы в доме на другое место, не так видимое прихожим. Было и второе требование — иметь в каждом доме портрет В. И. Ленина, И. В Сталина и других руководителей партии и правительства. Это требование народом было выполнено, портреты руководителей стали появляться в квартирах и домах людей».
Атмосфера страха, религиозной нетерпимости в своей социалистической вере, иконопочитания в отношении портретов вождя была всеобщей. Насаждалась тотально и очень свирепыми методами. «К Сталину относились хорошо до “культа личности”. Звали “отец”. Боялись тогда лишка сказать, боялись всего. Даже из наших деревень ушли — и нет ни пены, ни пузырей. В лесу у нас, где работали, портрет висел. Один мужик взял ложку и сказал: “На, поешь!” Увели, и нет ничего от человека, а был простой мужик. Учитель у нас всю войну прошел, а забрали. И какой он враг народа!»
Оскорбление портретов Сталина приравнивалось к оскорблению вождя, было государственным преступлением, жестоко караемым. А. В. Клестов (1918): «Тогда во главе власти стоял Сталин. К нему народ относился как к Богу. Я, например, служил в армии с 1938 по 1940 год, знал, что в это время начали садить, так что нигде лишнего слова, никакого анекдота. Вот я в артели “Север” работал. Мы сидели в столовой, ели, и ребята стали дуреть. Один в другого ложкой супа плеснул, и этот в него хотел плеснуть. А сзади портрет Сталина был. Капля супа попала на портрет, и этого парня завтра уже не стало. Его, видимо, посадили. Дак какое мнение было? Мнение-то у всех отвратительное было, но каждый про себя его знал. Нельзя было ничего говорить. Знали, что это наш великий вождь, наш самодержавен. Я же при нем воспитывался и рос».
«Был такой случай. Птицы запачкали портрет Сталина. Женщина вытирала портрет. Бросила неосторожное слово по поводу того, что наделали птицы. После этого случая женщину эту больше никто не видел. Случаи с исчезновением людей были. Все думали, что это провинившиеся в чем-то».
Именно патерналитет вызвал чувство всеобщего сиротства у миллионов советских людей, когда они узнали о смерти вождя. Эта скорбь была во многом вызвана страхом за свою будущую жизнь. «А Сталина все любили как отца родного, уважали. Волновались за его здоровье и жизнь. Верили ему как Богу. Помню, когда умер Сталин, все ходили в трауре. Траурные флаги в деревне приспущены. Нет-нет да и услышишь плачь из какой-нибудь избы. Все думали, как жить дальше будем. Без Сталина и жизни не мыслили» (К. П. Михеева, 1921).
Но разное отношение к вождю было не только среди разных поколений людей. Повторяю, что поколение 20-х годов было гораздо менее критично к нему, чем предшествующие и последующие поколения.
Власть отчетливо понимала, что вера должна быть слепой и хорошо заученной. На это работала колоссальная пропагандистская машина. Даже на фронте важно было правильно заучить малейшие нюансы в титуловании вождей. Вспоминает Г. З. Байшихин (1925): «Воевал за Родину, за Сталина. Ночью поднимут — должен назвать все ордена Сталина, его должность и про других тоже: Молотова. Калинина. Заставляли верить в них, а не в Бога».
Очень многие подтверждают, что пиетет в отношении вождя поддерживался постоянным страхом и всеобщим молчанием. «Сталина боялись. Спроси бы что тогда про него. Сказать страшно. Вышлют! Мне кажется, почему-то и он был не за народ. И сейчас мне нисколько его не жалко. Ничего хорошего от него не видела. В двадцатые годы жизнь была на селе спокойнее, чем в тридцатые. А в тридцатые годы жизнь изломалася. Люди побежали в город. Сороковые — это война. Трудные годы пятидесятые. Тут уж одни машины, люди стали не нужны» (А. Т. Сапожникова, 1910).
Помимо официозной культовой литературы, песен, стихов, прославлявших Сталина, существовал пласт народного антисталинского фольклора, довольно неплохо сохранившийся в архивах ОГПУ и НКВД. Ироническая струя народного творчества не иссякла, хотя шутить было смертельно опасно. Смысл многих такого рода пословиц, частушек, сочинявшихся по конкретным поводам, сейчас утерян. Вот, например, такая поговорка: «Спасибо Сталину-грузину, что он одел всех нас в резину». А это просто в сельскую лавку привезли калоши.
Типичная антиколхозная частушка:
Долго помнили крестьяне антибольшевистские частушки времен Гражданской войны, 20-х годов. На Вятке записали, например, такие частушки:
Частушки были чаще всего привязаны к каким-то конкретным событиям: «Была какая-то про Сталина. Варюху за нее еще отец выпорол, не вспомнить. Наверное, что-то так: