Только ты (ЛП) - Дэниэлс Вив. Страница 31
Мои губы приоткрылись в немом шоке.
— Ты серьезно?
Он пожал плечами.
— Конечно. Я люблю тебя. Я не должен был злиться на тебя. Меня огорчает тот факт, что ты мне не доверяешь и предпочитаешь тайком проворачивать свои дела у меня за спиной.
Я прикусила губу. Кто бы говорил. Именно тайные проделки лучше всего удавались моей маленькой «внебрачной» семейке.
— В последнее время я много размышлял и пришел к выводу, что у тебя были веские основания считать, что я не желаю твоего приезда сюда. Как бы мы не были вынуждены поступать, я не хочу, чтобы ты так думала обо мне.
Вот в этот момент папочка должен достать чековую книжку и выписать мне чек на учебники. Вот с этого момента он должен начать вести себя как настоящий отец, который городится получением стипендии его дочерью в его же святая святых.
Но мне всего этого не нужно. Я не хотела принимать от него ни цента, если он снова пришел сюда для того, чтобы устанавливать свои правила и ограничения, снова напоминать, что мы с Ханной, обе, его дочери.
Я же желала парня Ханы, которая была больна, больна, больна...
Я протянула руку и переплела наши с отцом пальцы. Его кожа была сухой, и я в первые обратила внимание, что волоски на тыльной стороне его руки с возрастом стали темнее и тоньше. Лицо тоже постарело. В уголках глаз и рта пролегли морщинки, в темно-русых волосах проступили седые пряди. Всего этого не замечаешь, когда недостаточно часто видишь близкого человека. А, может, правда, наши встречи были настолько редки, что мне просто-напросто не удалось лучше узнать его?
Как бы мы не были вынуждены поступать... Мне не хотелось этого признавать, но я понимала, почему отцу пришлось сделать именно такой выбор. Я понимала, что, сохранив свою репутацию и бизнес, ему удалось лучше обеспечить свою семью. Развод дорого бы ему обошелся. Разразившийся скандал, вызванный раскрытием его грязной семейной тайны, вероятно, стоил бы ему карьеры. Я понимала причину созданных им правил. Я понимала, почему мне приходилось жить так, словно у меня и вовсе нет отца.
Но, возможно, и мама была права. Я потратила так много времени на размышления о том, насколько вся эта ситуация была отвратительной для меня, что не задумывалась над тем, что и отцу было не сладко. И, должно быть, в сотый раз за сегодняшний день я задумалась над тем, какой была бы наша жизнь, будь Ханна моей родной сестрой без всякой утайки. Рассказывая своей семье о том, с чем ей пришлось столкнуться, она поделилась бы и со мной тоже. Тогда в тот момент, когда отец нуждался бы в ком-то, кто развеет его волнения, рядом с ним оказалась бы его дочь, которая обняла бы его и сказала:
— Все будет хорошо, папа. Обещаю.
Отец поднял глаза и посмотрел на меня уставшими разноцветными глазами, которые как две капли воды походили на мои, и на секунду мне показалось, что он догадался, о чем я говорила. Не о нашей ссоре, не о наших разногласиях касательно Кантона и секретах. Речь шла о Ханне. Той самой Ханне, которую мы оба любили, несмотря на то, что я едва ее знала. Ханна была больна, напугана и, вероятно, нуждалась в своем отце, в его присутствии дома, рядом с ней, а не в отце, который бы сбегал сюда, к другой семье, с которыми было всё в порядке, к другой своей дочери, чьей главной заботой — по крайней мере, в его представлении — была длительность ее рабочей смены.
— Ты же знаешь, что для меня ты по-прежнему моя малышка? — произнес он. — Ты всё еще моя дочь. Я люблю тебя и горжусь тобой.
Непрошенные слезы застили мне глаза.
— И когда-нибудь, Тесс, в один прекрасный день всё это будет позади.
Я не понимала, что значат его слова. Неужели отец может представить себе будущее, в котором правил больше не существует? В котором он, в конце концов, уходит от своей жены и женится на маме. В котором нам не придется скрывать наше родство. В котором я буду если не дочерью, то хотя бы падчерицей. Будущее, которое позволит мне лучше узнать Ханну. Неужели это могло быть правдой?
Меня охватила глубокая тоска. Я даже не знаю, хочу ли этого. И после нескольких лет наблюдений за тем, как он морочил различными перспективами голову мамы, мне сложно было такое представить. Этого не произошло, даже когда Ханна выросла и поступила в колледж, когда, как правило, и распадаются официальные браки. Отец не развелся со своей женой. Ханна стала студенткой, как и я. Казалось, даже мама смирилась с перспективой остаться любовницей Стивена Свифта.
Но, видимо, какая-то часть меня отказывалась сдаваться, та самая часть, которая не позволила Сильвии положить орехи в салат Ханны, та часть меня, которая закрывала глаза при просмотре фильмов ужасов, та часть, которая хотела разрыдаться, когда Дилан сообщил, что Ханна больна, та часть, что хотела обнять моего отца и сказать ему, что всё случившееся с его другой дочерью мы переживем вместе. Если Ханне потребуется пересадка костного мозга, мы найдем способ использовать мою помощь так, чтобы никто не узнал причину, по которой я могу быть донором.
Несмотря на то, что я хотела парня Ханны, она по-прежнему оставалась моей сестрой.
Забавно. Все эти годы я не осмеливалась спрашивать отца о Ханне. Он тут же становился очень злым. Да и у Дилана я не могла спросить. Предполагаю, что он ее знал лучше, чем кто бы то ни было. Знал, какие именно фильмы ужасов она любит. Знал, что заставляет ее смеяться, ее любимый цвет, любимый цветок, что именно ее пугает во всей этой случившейся с ней истории. Он знал о ней все эти вещи... И как же сильно мне тоже хотелось знать обо всём этом прямо сейчас. Я хотела бы знать, я хотела бы помочь.
— Пап, я знаю ... — Что? Я знаю, что Ханна рассказала ему о том, что она, вероятно, больна. Но откуда я могла об этом узнать? Узнала, потому что чуть не переспала с ее парнем в тот день? Узнала, потому что нарушила правила? Я не могла рисковать и разрушать наше перемирие, рассказав отцу об этом. — Я знаю, что ты любишь меня, — закончила я, запинаясь.
На этой неделе двое мужчин признались, что любят меня. Но в конечном счете они оба принадлежали Ханне.
Глава 14
В четверг Дилан снова пропустил тепломассообмен, поэтому большую часть времени я провела, уткнувшись носом в свои записи, усиленно пытаясь понять, связано ли его отсутствие с нежеланием встречаться со мной или сопровождением Ханны на биопсию. От подобного усердия у меня запылало лицо. Дилан не написал и не сообщил, как обстоят дела. А ведь на встрече с новичками помимо подробностей об учебном процессе нам говорили, что мы имеем право лишь на три пропуска без уважительной причины.
Вероятно, из-за того, что я в очередной раз оказалась в одиночестве, Элейн снова после лекции подошла ко мне.
— Привет, — поздоровалась она, прижимая к груди книгу. — Я хотела бы извиниться за свое поведение на прошлой неделе.
— Ладно, — я закрыла крышку ноутбука, — извиняйся.
— Знаю, это не оправдание, но я сейчас немного психую из-за промежуточных экзаменов и прочей дребедени. Мой проект по фотонике провалился, и сейчас тепломассообмен мой единственный шанс и... Я схожу с ума из-за симпозиума. У нас с Диланом во всю идет соперничество, а он отхватывает себе новенькую, прежде чем кому-либо хоть что-то становится известно о ней… Поэтому я сорвала свое разочарование на тебе. Мне не следовало так поступать. Я просто боюсь, что завалю курс.
Я поднялась и сказала:
— Это твой способ сказать, что ты переводишься на факультет английского языка и возвращаешь наше время в лаборатории?
Элейн втянула воздух сквозь зубы.
— Нет. Я имела в виду не ту часть, которая касалась факультета английского. Но да, полагаю, что мы сможем поделить время в лаборатории.
Я окинула девушку долгим и пристальным взглядом. Можно ли ей доверять? Дилан точно бы не стал.
— Прости, — продолжила Элейн. — Я знаю, что поступила некрасиво. Ты новенькая, а я оказала тебе холодный прием. И как бы неприятно мне это говорить, но Дилан был прав. Я хочу победить в честной борьбе. — Она многозначительно посмотрела на пустое место рядом со мной и продолжила: — То есть, если только он тебя не кинул.