Немецкий детектив - Кирст Ханс. Страница 5

— Как правило, нет, герр комиссар. И обычно ее угощение оплачивается за счет какого-нибудь издательства.

— Кто может проинформировать меня подробнее?

— Кельнер, обслуживающий ее стол. Постараюсь, что бы он немедленно был в вашем распоряжении.

В золоченой ложе Фолькс-театра восседал директор «Мюнхенского утреннего курьера» Тириш. Склонившись к плечу совладельца газеты Анатоля Шмельца, он доверительно шепнул:

— В зале и банкир Шрейфогель.

— Я его видел, и мы уже раскланялись.

— Представь себе, он хочет говорить с тобой. Мне сообщил это один из его людей. Эта беседа может оказаться для нас весьма важной и многообещающей.

— Ах, этот Шрейфогель, — развел руками Шмельц, которому было ясно, что банкир снова навлечет неприятности. — Мы и так уже сделали для него более чем достаточно. И о многом умолчали, а ему все мало. Может, мы слишком охотно идем навстречу?

— Но это все мелочи по сравнению с тем, что грозит теперь, — объяснял Тириш, который в финансовых вопросах разбирался гораздо лучше, чем Шмельц, хотя и изображал человека с художественными наклонностями и интересами.

— Ты пойми, мы — фирма, располагающая миллионным капиталом, но Шрейфогеля оценивают в несколько миллиардов. Это один из богатейших людей в Федеративной республике, и вот теперь на него готовят атаку — разумеется, слева.

— Уж не от Вардайнера ли? — навострил уши Шмельц.

— Не исключено, — подтвердил Тириш, — но как бы там ни было, мне кажется, самое время нам занять четкую позицию. Нам — то есть нашей газете и твоей редакции.

— Ты ведь не думаешь, что мы открыто выступим за Шрейфогеля? — Шмельц, видимо, вспомнил о морали — редчайший случай.

— Это несерьезно. Только вспомни про его аферы с покупкой земельных участков, сомнительные обстоятельства с выплатой компенсации и труднообъяснимые доходы с государственных заказов, которые он получал с явной помощью высших должностных лиц…

— Ерунда все это! Ничего из этого нельзя убедительно доказать!

— Но Хорстман считает…

— Не принимай его слишком всерьез, — решительно заявил Тириш. — Тут годятся только факты. А для нас важно одно: если мы хотим победить Вардайнера, нам нужны кредиты. И на льготных условиях. Такие нам может предложить только банкир Шрейфогель. Это тебе ясно? Шмельц лишь на миг замялся, потом кивнул.

— В конце концов, — заявил он, словно открыв в этот миг новую святую истину, — это точно совпадает с нашей линией. Мы не можем допустить, чтобы всякие там марксисты-социалисты прижали нас к стене. Они способны только разрушать, но не созидать…

Он имел в виду не только Петера Вардайнера, но и Хайнца Хорстмана и всех подобно мыслящих и действующих. Тириш с радостью отметил, как быстро Шмельц сориентировался.

— У тебя удивительная способность постоянно учиться, — выразил он ему свое восхищение.

Циммерман и Фельдер все еще ждали в вестибюле театра. На этот раз прошло довольно много времени, пока наконец не появились Хартвайлер с кельнером — каким-то Барнаскони из Варезе.

— Мы ждем уже двенадцать минут тридцать секунд, — констатировал Фельдер.

К счастью, оказалось, что Барнаскони было что им сообщить.

— Разумеется, я знаю фрау Хорстман. Она частый гость на балах. Сегодня сидит за одним из столиков, которые я обслуживаю.

— Весь вечер? — спросил Циммерман.

— Не сказал бы, она куда-то отлучалась.

— Надолго?

— На час, может быть, и больше.

— В этом нет ничего особенного, — авторитетно пояснил обер-кельнер Хартвайлер. — Здесь практически никто не сидит весь вечер на месте. Наоборот, все двигаются, танцуют, переходят в соседние залы, в бар, кофейню, курительный салон, подвальчик с белыми колбасами и пивом…

— И кто ее сопровождал? — спросил Циммерман.

— Кто-то из газетчиков, — услужливо сообщил Серджио Барнаскони. — Счет он подписал как Воллер или что-то в втом роде.

— Видимо, это Вольрих, — заметил Хартвайлер. — Он какой-то начальник в издательстве, его подписи для нас достаточно. Чем еще мы можем помочь?

— Попросите фрау Хорстман прийти к нам, если она вдруг появится.

Петер Вардайнер, совладелец и главный редактор «Мюнхенских вечерних вестей», главного конкурента «Мюнхенского утреннего курьера», закончил неизбежный и обязательный танец с женой. Теперь они, усталые, сидели в своей ложе вместе с издателем Бургхаузеном.

Бургхаузен был человеком заметным — настоящий символ Баварии. Крупный, веселый, энергичный, напоминающий мужчин с портретов эпохи барокко, привыкший во всех ситуациях высказываться ясно и прямо. Теперь же голос его звучал озабоченно:

— Милый мой Вардайнер, не слишком ли вы круто берете? Со Шмельцем нужно держать ухо востро.

— Того, что я знаю, достаточно, — заверил его Вардайнер, поглаживая руку жены. — И к тому же я знаю то, чего не знает Шмельц и о чем он даже не догадывается, что я знаю.

— И что тогда?

— У меня в руках материал, который сразит его наповал. И заодно любого из конкурентов.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно, — заверил Вардайнер. — Один из его людей хочет работать на нас.

— Боюсь, я знаю, кого вы имеете в виду. Разумеется, Хорстмана. — Бургхаузен всплеснул руками. — Послушайте, вам не кажется, что этот молодой человек не слишком разборчив в средствах? И не переоцениваете ли вы его?

— Ни в коем случае. Этот парень может быть очень опасен, — уверил его Вардайнер, — особенно для людей, которые понятия об этом не имеют.

— Вы хотели поговорить со мной? — спросила Хельга Хорстман, появившись с Хартвайлером в холле. Голос ее звучал недовольно и нелюбезно. Обер-кельнер представил ей Циммермана и Фельдера и тут же исчез.

Хельге Хорстман на вид было лет тридцать. Тщательно ухоженная внешность, темно-бронзовые, заботливо уложенные волосы и в довершение всего — темно-синие глаза и полные капризные алые губы. Одетая в прилегающее ярко-красное бархатное платье, она походила на картинку из модного журнала для высшего общества.

— Что вам от меня надо?

— Прежде всего, — вежливо начал Циммерман, — мы хотели бы получить кое-какую информацию. — И кивнул Фельдеру.

Тот полез в свою черную папку за удостоверением личности в прозрачном пакетике. Показал его фрау Хорстман лицевой стороной с фотографией.

— Вам знаком этот документ?

— Ну да, это удостоверение моего мужа, — удивленно подтвердила Хельга Хорстман. — Что он натворил?

Комиссар в это время почти не обращал внимания на разговор. Прищурившись, он рассматривал двери в туалет, застекленные витрины, столы с сувенирами, толпы людей.

Фельдер задал очередной вопрос:

— Сегодня ваш муж выглядел, как на фото?

— Это старый снимок. — Хельга Хорстман явно недоумевала. — Но муж почти не изменился, по крайней мере внешне.

Постепенно беспокойство ее нарастало, и она не выдержала:

— Что все это значит? С ним что-то случилось?

— К сожалению, да, — вмешался Циммерман, — и мне придется попросить вас поехать с нами.

— Пожалуйста, скажите мне правду, — неожиданно энергично потребовала Хельга.

— Мы имеем основания полагать, что ваш муж погиб, — сдержанно ответил Циммерман. — Вероятно, его сбила машина, но пока мы не смогли точно опознать тело.

— Так я и знала, — бесцветным голосом произнесла она. — Когда-нибудь это должно было случиться.

Банкир и финансист Шрейфогель направился прямо к ложе Шмельца. Тот, еще под впечатлением разговора с Тиришем, вскочил, делая приветственные жесты. Его полное вспотевшее лицо сияло от удовольствия при мысли о том, что все увидят, как его почтил своим визитом один из богатейших людей ФРГ. Господи Боже, какой успех!

А ведь когда-то, в тридцатые годы, он безуспешно скитался со своими стихами по редакциям в Берлине, Мюнхене, Кёльне, и даже Штутгарте и Франкфурте, и никому не был нужен, никто не принимал его всерьез. Тогда на литературном Олимпе господствовали люди вроде Кёстнера, Рингельнаца и Меринга. Конкуренты, которых поддерживала Веймарская республика и которые не давали Анатолю Шмельцу шанса вырасти. Исключением был один из редакторов «Дрезденского обозревателя», который тогда пророчески посулил ему: «Милый Шмельц, вы, к сожалению, талант. Вы не из этих изнеженных творцов декадентской литературы. У вас хватит ума понять, как события будут развиваться дальше. На это и ставьте».