Деревенские девчонки - О'Брайен Эдна. Страница 24

– Но откуда они? – наконец спросила я. Обуреваемая радостью, я совершенно забыла спросить об этом.

– Это твой отец дарит тебе на Рождество, – ответила Молли.

Ей нравился мой отец, и каждый раз, когда он заходил к ним в дом, угощала его чашкой чая. Я почувствовала угрызения совести. Переборов себя, я решила спуститься вниз и поблагодарить его. Но даже когда я сделала это, он всё равно не мог в полной мере понять, какую тайную радость принесли мне эти туфли. Весь вечер я тайком приподнимала край большой белой скатерти, чтобы взглянуть на свои ноги. В конце концов я слегка повернулась на стуле так, чтобы постоянно видеть свои ноги в золотистых нейлоновых чулках и восхищаться ими. Чулки были подарком Марты.

На ужин были поданы ветчина с маринованными овощами и домашней выпечки фруктовый пирог, который Марта сделала специально для нас.

– Да в нём же сплошной мускатный орех, – сказала Бэйба.

Кулинария была её любимым предметом в школе. Она выглядела очень симпатичной, когда, вся в белом, раскатывала тесто или когда, раскрасневшаяся у плиты, вынимала яблочный пирог или проверяла его готовность вязальной иглой.

– И сколько мускатного ореха ты сюда положила? – спросила Бэйба свою мать.

– Всего лишь одно ядрышко, – простодушно ответила Марта; а Бэйба рассмеялась так, что ей в дыхательное горло попала крошка, и нам пришлось стучать ей по спине. Диклэн сбегал и принёс ей стакан воды. Она выпила воды и наконец пришла в себя. На Диклэне в этот вечер были длинные брюки из серой фланели, и Бэйба сказала, что его зад в этих брюках напоминает два яйца, завязанные в носовой платок. Он всё время пытался перехватить мой взгляд и постоянно мне подмигивал.

В прихожей прозвенел звонок, через минуту в дверь гостиной постучала Молли и доложила:

– Мэм, пришёл мистер Джентльмен. Он хотел бы видеть девочек.

Когда он вошёл в гостиную, я поняла, что люблю его больше жизни.

– Добрый вечер, мистер Джентльмен, – поздоровались с ним мы все.

Бэйба сидела ближе всех к двери. Он поцеловал её в лоб и с минуту гладил по голове. Потом он обошёл стол, направляясь ко мне, и у меня задрожали колени, когда я поняла, что он поцелует и меня тоже.

– Кэтлин, – произнёс он.

Меня он поцеловал в губы. Это был быстрый сухой поцелуй, а потом мы пожали друг другу руки. Он выглядел застенчивым и немножко нервничал. Но когда я посмотрела ему в глаза, они сказали мне все те чудесные слова, которые он говорил мне когда-то.

– А мне поцелуя не достанется? – спросила Марта, стоя за ним со стопкой виски в руках.

Он поцеловал её в щеку и взял виски. Мистер Бреннан сказал, что, поскольку Рождество на подходе, он не прочь выпить тоже, и мы все пересели к камину. Я хотела убрать со стола, но Марта небрежно махнула рукой. Мой отец несколько раз наливал себе в чашку уже остывший чай, а Бэйба вышла с Мартой, чтобы положить в нашу с ней кровать бутылки с горячей водой. Мистер Джентльмен и мистер Бреннан увлеклись разговором о ящуре у коров. Мой отец несколько раз лёгким покашливанием пытался напомнить им, что он тоже здесь есть, с этой же целью он пару раз предлагал им сигареты, но они так и не пригласили его участвовать в разговоре, так как он обычно всегда был готов сморозить какую-нибудь глупость. В конце концов он принялся играть с Диклэном в шашки, а мне стало жаль его.

Я по-прежнему сидела в кресле с высокой спинкой, наслаждаясь пламенем горящего торфа. Каждые несколько секунд мистер Джентльмен поднимал на меня взгляд, одновременно застенчивый, влюблённый и что-то сулящий. Когда он заметил наконец мои новые туфли и мои ноги в новых нейлоновых чулках, он задержал на них свой взгляд, словно обдумывая что-то, а потом сказал, что ему уже пора.

– До завтра, – произнёс он, глядя прямо мне в глаза.

– Кажется, нам по дороге, сэр? – спросил его мой отец, определённо зная, что это так.

Он предложил моему отцу подвезти его, и они вдвоём покинули нас.

– Как приятно снова видеть тебя у нас, – сказал мистер Бреннан, обнимая меня. Даже после лёгкой выпивки он всегда становился сентиментальным. Ещё его начинало клонить в сон, вот и сейчас его глаза уже слипались.

– Да тебе пора в постель, – сказала ему Марта. Расстёгивая пуговицы на своей домашней куртке, он попрощался с нами и отправился спать.

– Отправляйся спать, Диклэн, – сказала Марта.

– Ну, мамочка, – взмолился он.

Но она была непреклонна. Когда он отправился вслед за мистером Бреннаном, Марта налила три рюмки шерри и дала по рюмке нам. Мы сидели, нахохлившись, у камина и разговаривали так, как всегда разговаривают женщины, когда остаются одни.

– Как жизнь? – спросила её Бэйба.

– Отвратительная, – кратко ответила Марта и рассказала обо всех событиях, случившихся после нашего отъезда.

Когда пламя в камине превратилось в слой серого пепла, мы отправились наверх, в спальни. Марта несла керосиновую лампу, но её свет был очень тусклым, потому что керосин почти весь выгорел. Она поставила лампу на середине расстояния между нашей комнатой и своими, а когда мы разделись, вышла и задула её. Мистер Бреннан мирно похрапывал, и она, вздохнув, отправилась в свою собственную спальню.

Глава одиннадцатая

На следующий день похолодало. Мистер Джентльмен заехал за мной после обеда. В это время Бэйба отправилась на улицу, чтобы похвастаться своей новой мохеровой накидкой, а Марта лежала в постели – ей нездоровилось. Под большим секретом Бэйба сказала мне, что у Марты сейчас происходят какие-то изменения, и я ей сочувствовала. Я толком не поняла, что, собственно, с ней происходит, но это как-то было связано с тем, что она больше не сможет иметь детей.

Когда в дверь позвонили, Молли как раз в прихожей стряхивала последние пылинки с моего пальто.

– Ты хотела, чтобы я подвёз тебя до Лимерика, – сказал мистер Джентльмен, поздоровавшись с нами.

На нём было чёрное пальто с начёсом, а лицо выглядело неподвижным.

– Да, это так, – ответила я и наступила Молли на ногу.

Чуть раньше я сказала ей, что я собираюсь навестить мою тётю, мамину сестру, и он должен подвезти меня.

После того как я устроилась в его машине, мы долго не произносили ни слова. Машина была уже новая, с сиденьями, обтянутыми красной кожей, и с пепельницей, полной сигаретных окурков. Мне тут же стало интересно, кто это так курил в ней.

– Ты округлилась, – наконец произнёс он. Я ненавидела это слово. Оно всегда напоминало мне о том, как взвешивают молодых цыплят перед тем, как вынести их на рынок.

– И ещё ты похорошела – чертовски похорошела, – сказал он, нахмурившись.

Я поблагодарила его и спросила, как поживает его жена. И тут же сообразила – что за дурацкий вопрос! Я готова была провалиться сквозь землю.

– С ней всё в порядке, а как ты? Много перемен в жизни?

За этими словами скрывалось так много всего, как и многое скрывалось в выражении его лучистых серо-жёлтых глаз. Хотя на его лице лежала печать усталости, усталости от жизни, и даже какой-то странной отрешённости, его глаза поражали живостью, молодостью и неутолённым ожиданием счастья.

– Да, я изменилась. Теперь я знаю латынь и алгебру. И даже могу извлекать квадратные корни.

Он рассмеялся и сказал мне, что я стала очень остроумной. Мы выехали из ворот, потому что Молли подглядывала за нами из окна. Она приподняла уголок оконной занавески, а от любопытства её прижатый к стеклу нос превратился в поросячий пятачок.

Когда мы проезжали мимо ворот нашей бывшей фермы, я закрыла глаза. Мне не хотелось смотреть на неё.

– Можно взять тебя за руку? – мягко спросил он.

Его рука была холодной, а ногти покраснели от холода. Мы вырулили на дорогу, ведущую в Лимерик, и едва проехали по ней несколько десятков метров, как начался снегопад. Медленно кружась, на землю падали крупные хлопья снега. Они мягко садились на ветровое стекло. Опускались на обочины, на росшие вдоль обочин деревья, на безлесные поля вдалеке, медленно и беззвучно меняя окружающий пейзаж, пока всё вокруг не было окутано в мягкую белую мантию.