Лесник и его нимфа - Нефедова Марина. Страница 4

С Кремпом и его приятелем рыжим Васей Йодом они стали играть на Арбате. Когда Лите какие-то гопники в переходе разбили гитару, Кремп подарил ей свою.

Они репетировали ночами в химчистке, где Кремп работал ночным сторожем. Это была удачная работа. В химчистке можно было петь хоть всю ночь в полный голос – только машины слушали их и иногда отвечали эхом. Машины были живые – днем они стирали и чистили пиджаки и пальто, а по ночам по-человечески вздыхали. Лита много раз это слышала.

Кремп называл ее Хаска – за светло-голубые глаза, и еще Эллой – из-за Эллы Фицджеральд, после того, как Лита спела ему «Get ready». Когда Вася Йод увидел фотографию Эллы Фицджеральд, он очень смеялся. Потому что, в отличие от Леди Эллы, Лита была худой и бледной голубоглазой брюнеткой с синяками под глазами.

Кремп сочинял стихи, Лита – музыку к ним. Они играли на двух гитарах, Лита пела, Кремп подпевал. Лита даже научила его петь в терцию, только в химчистке у него это получалось, а на улице он почти никогда в эту терцию не попадал. Вася Йод умел играть на губной гармошке, но лучше всего ему удавалось стучать по чему попало. Они даже записали целую кассету песен в Литином исполнении – Кремп добыл откуда-то иностранный диктофон.

Еще Кремп жрал «колеса», которые непонятно где доставал. Лита все это попробовала – что-то еще до него, что-то вместе с ним. Но вместо кайфа ей обычно становилось очень плохо, и все. Поэтому Кремп категорически запретил ей «переводить добро». Лита же через месяц вытаскивания его из подворотен и луж, где он «ловил рыбу», стала прятать от него таблетки – и этим, наверное, спасла его от полного помешательства.

У нее внутри был такой поплавок, который не давал ей погрузиться слишком глубоко. Несмотря на то, что она часто оказывалась в невероятных тусовках, до Кремпа она никого близко к себе не подпускала. Когда появился Кремп, она плюнула и на этот свой принцип. Не потому, что любила его, а просто так. На самом деле она убедилась очень быстро, что постель и все такое – это ерунда. Единственное, ради чего стоило жить, – это музыка.

Вечер был прохладный, с неба что-то капало, но Лите было все равно. Она медленно шла по улицам, сунув руки в карманы.

Она так и не попала к Фредди Крюгеру. Она простояла минут десять под дверью его квартиры, глядя на звонок. И ушла.

Пусть все остается, как раньше. Пусть они будут снова вымучивать с Кремпом из двух гитар свою туфту, ну еще Вася Йод будет им подыгрывать на губной гармошке и стучать обо все что попало, и пусть они снова будут играть в переходах и на Арбате.

Крюгер – гений, зачем она ему нужна?

Вернувшись из Крыма, Лита снова раздобыла кассету с его песнями. Подобрала две из них. Последние дни пела дома только их. Интересно, понравилось бы ему, как она их пела? Они могли бы сыграть сегодня что-то вместе. Они – вместе! Ведь он же ее позвал.

А она не пошла. «Потому что ты полная, абсолютная дура», – сказала себе Лита.

Она остановилась, закуривая и глядя в фиолетово-оранжевое московское небо – облака в отсветах фонарей. Потом развязала шнурки, сняла кроссовки и встала босиком на влажный асфальт. Дальше она пошла босиком, вглядываясь, чтобы не наступить на осколки. Асфальт был мокрый и холодный, неприятный на ощупь. Но Лита все равно шла босиком.

Глава 2

Почти две недели прошло с того дня, когда Лита не позвонила в квартиру музыканта своей мечты. Почти две недели она промучилась. В очередной раз кинувшись к звонящему телефону, она наткнулась на Екатерину Георгиевну, у племянника которой никак не могла забрать несчастные рубль тридцать за лекарство.

Екатерина Георгиевна нервничала, что должна маме деньги, и звонила уже не в первый раз. «Вы знаете, Саша работает и учится, он не может все время к вам ездить. Он уже один раз к вам приезжал, а дома никого не было, хотя он предварительно звонил!» Это была правда, они договорились, но Лита его кинула – в последний момент ей понадобилось срочно уйти. «Позвоните ему сами, пожалуйста, вот его рабочий телефон».

Лита, слегка мучаясь угрызениями совести, позвонила.

Оказалось, он работает неподалеку от места, где Лита собиралась быть в пятницу. Они договорились в три часа около входа в ДК.

Но ничего не получилось. В ДК была выставка одного художника, а какие-то идиоты стали курить прямо на выставке травку. Приехал ОМОН. На маленькой площади перед ДК собралась толпа пиплов. Лита оказалась в центре событий.

Она залезла на парапет, который был вокруг ДК, и стояла там, сунув руки в карманы плаща. ОМОН был с дубинками, Лите совершенно не хотелось попадать ни под дубинки, ни в милицию, тем более что она тут была вообще ни при чем. В какой-то момент она вспомнила про Екатерину Георгиевну и ее племянника, но был уже четвертый час, а к входу в ДК подойти было невозможно.

– Я пацифист, за мир отрываю башку, – кричал какой-то мальчик, стоя рядом с Литой на парапете. Неожиданно с другой стороны, откуда ни Лита, ни мальчик не ожидали, подбежал омоновец и со всего размаха двинул мальчика по ногам дубинкой – выше он не достал.

– Дяденька, вы чего деретесь?! – закричал пацифист.

Следующим ударом омоновец сбил его с парапета.

Лита поняла, что пора бежать. Парапет был довольно высокий. Она спрыгнула, но, запутавшись в полах своего длинного плаща, потеряла равновесие и упала. Ударилась она не сильно, но, когда поднималась, не заметила арматуру, торчащую из стены, и со всего маху двинулась об железки лбом и щекой. От сильной боли Лита снова села на асфальт и на несколько секунд перестала соображать, что происходит. Когда она вернулась в реальность, то увидела, что к ней направляются два парня в форме ОМОН.

– Вы целы? – услышала Лита с другой стороны. Она обернулась и увидела студента с рублем тридцать – она узнала его. Ему как-то удалось пробраться.

– Слушай, пипл, скипаем, – еле произнесла Лита, прижимая ладонь к лицу.

Он дал ей руку, помог подняться, и они рванули за Дом культуры.

Вслед им неслось усиленное в громкоговоритель требование очистить площадь – в сочетании с трехэтажным матом.

В сквере за ДК, куда они прибежали, было, кажется, безопасно. Лита рухнула на лавочку, не отнимая руку от лица, и, переведя дыхание, сказала:

– Кажется, скипнули.

– Вы, кажется, ударились…

Лите очень не хотелось убирать руку от лица. Наконец она решилась и посмотрела на ладонь. Там была кровь. Острым краем арматуры она распорола себе лоб. Слава Богу, хоть не посередине, а сбоку.

– Да, бывает, – пробормотала она, разглядывая руку.

– Так, вот возьмите, это чистый. – Студент порылся в карманах и протянул ей сложенный носовой платок. – Берите, берите. И пойдемте ко мне на работу, я здесь рядом работаю.

– У вас там что, медпункт?

– Нет, но какую-нибудь перекись водорода найдем.

– А…

Он смотрел на нее с сочувствием, от которого не было тошно. И говорил как человек, которому небезразлично, что она чуть не осталась без глаза. Литу это купило.

– Ну пойдем, раз ты такой тимуровец, – сказала она, поднимаясь с лавочки.

Они пошли в обход ДК.

– Ты, кстати, случайно не пипл, нет? – спросила она, мельком разглядывая его, когда они прошли молча пол-улицы. Чем-то он был похож.

– Что?

– Нет, ничего. Я забыла, как тебя зовут?

– Саша.

– Лита. – Она протянула левую руку, потому что правой прижимала платок к своей раненой голове. Он остановился и пожал ее протянутые пальцы.

– Cаша, вы спасли мне жизнь! Вы – Робин Гуд. Только не забудьте мне отдать эти деньги за лекарство уже наконец-то!.. Как, кстати, поживает ваша тетя? Как ей лекарство, помогает?

Студент работал неподалеку, в филиале какого-то научного института – Лита не успела толком прочитать вывеску.

– А что там такое произошло около Дома культуры? – спросил он, когда они, проскочив мимо охранника, поднимались по лестнице старого особняка, в котором расположился Сашин отдел.