Героев выбирает небо... - Кравчик Макс. Страница 9
Наблюдая за лагерем до самого утра, с трудом превозмогая сонливость и усталость, накатившую на меня уже после того как воины вместе с вожаком отправились спать, не забыв выставить дозорных, я дождался предрассветной темноты. Все тело затекло, во рту кроме пыли давно ничего не было, язык прилипал от жажды к нёбу, а на зубах неприятно хрустело. Живот уже шумно клокотал, не то чтобы, намекая, а явственно говоря мне, что пора его кормить. Но не я один измучался за эту длинную ночь. Дозорные тоже вполне себе подустали, и уже на своих постах двое спало, а третий клевал носом как самолёт в крутом пике. Я, понимая, что скоро начнет светать и другого шанса уже не будет, начал неторопливый спуск со своего наблюдательного холма в сторону тропки, тихо ступая на гравий под ногами, чтобы не издавать лишних шумов. Весь путь у меня занял около 20 минут, шёл я не вразвалочку, но и не торопился, конспирацию соблюдал.
Обойдя по крутой дуге одного спящего охранника, я направился сквозь высокую траву, прямиком к обозу из лошадей и телег. Массивные животные тоже отдыхали, и я, удвоив бдительность, продолжил красться к телегам, где, по моему мнению, и держали бы пленницу. Других вариантов не было.
Подобравшись к одной из телег, я тихо, почти не дыша, приоткрыл тент из похожего на брезент материала, заглянул внутрь. Там были какие-то ящики и тюки, очень похожие на провиант и запасы какой-то жидкости в бочонках. Насти здесь не было, что не могло меня не обрадовать. Лучше бы мне найти ее не в такой суровой компании и не при таких неблагоприятных обстоятельствах, как сейчас. Делать нечего, нужно проверить вторую телегу, что я и направился сделать. Где-то неподалёку, раздался, пронзающий насквозь, холодящий в жилах кровь, вой, который переполошил, дремлющих на деревьях, птиц. Мне сразу стало не по себе, и я, предчувствуя не хорошие последствия, в виде разбуженных дозорных, ускорился. И когда, добравшись до второй телеги и приоткрывая в ней тент, услышал хруст гравия у меня за спиной, понял, что всё же где-то прокололся, и, не спеша попытался обернуться. Разворачивая корпус в пол оборота и уставившись взглядом на чьи-то ботинки, резко попытался вскочить на ноги, отталкиваясь ими из положения сидя, и делая рывок в сторону обнаружившего меня дозорного, четко вписываясь при этом под его удар прикладом, который тот успел нанести буквально на сотую секунды быстрее моего рывка. И ощущая резкий жгучий удар в правую бровь, потерял сознание. Дальше только приглушенные разговоры и темнота…
… темнота, я вглядываюсь в неё с неким удивлением, а удивляет меня то, что как бы я не силился, не пытался хоть что-то разглядеть, а все равно ничего не удаётся. Я стою посреди тёмной гущи из непроглядных кустарников и деревьев, они устремляются ввысь, создавая невероятно плотный свод, словно купол в магическом соборе или замке, сквозь который, переливаясь алмазной россыпью, мне подмигивают звезды. Тёплый, ласкающий взгляд, свет, исходящий от молодого месяца, бархатными лентами спускается с небес, обнимая верхушку леса, но освещения совсем мало. Если смотреть вверх, то кроме дуршлага из ярких жемчужинок, и нет ничего, зато сколько звуков. Звуки разные и певучие, злобные и агрессивные. По спине, словно холодный ручей стекает пот, но не от страха, от волнения, словно в предчувствии чего-то долгожданного. Рычащие, гортанные хрипы диких животных, режущие выкрики каких-то немаленьких птиц и туман, непроглядный, плавно стелящийся клубами, тяжелый от влажности, туман. Под ногами, ковер из гнилых влажных листьев и веток, мягкий и вязкий, как болото. Вдруг за туманом, среди плотных исполинских деревьев вижу свечение, такое же, как и было два раза до этого. Мягкое синее марево лучами пронзало темноту и туман. Прямо из-за ширмы леса. Посреди свечения, показался силуэт, вначале маленький, но с приближением все больше и больше. Человек, судя по силуэту, был крохотного телосложения: худощавое тельце, тонкие руки и ноги, маленькая голова. Фигурка женская, без сомнений, едва передвигается на худеньких трясущихся ножках, все тело бьет крупная дрожь, как после купания в ледяной горной речке. Руками прочно цепляется за стволы деревьев, помогая себе передвигать, подкашивающиеся ножки. Одежда изорвана, истрепанна. Оторванный, ласкут свитера оголяет наливную, перепачканную грязью грудь, с маленьким коричневым соском. «Настя, это же она, нашлась, живая». — Сколько мыслей промчалось в голове. С радостью встречи приходит и облегчение, но тревога никуда не девается. Уверен — это не конец. Что-то должно произойти, и явно что-то нехорошее. И вдруг из тумана, издавая голодный рык, выскакивает огромный белый волк, размером с крупного дога, но с густым мехом, изодранным в нескольких местах, и огромными красными глазами. Из пасти частоколом, торчат огромные зубы, с которых обильно капает слюна, а на морде тонкий шрам от самого уха. «Берегись!» — срывается в визг, мой обалдевший голос, исходящий из пересохшего, начисто, рта. Но волк мощными, короткими рывками сбивает Настю с ног, и она куда-то катится по склону прочь от меня. Я метнулся к ней, пробуксовывая на жухлых листьях и скользкой траве. Они скрылись за перевалом, и я услышал только короткий женский крик, прервавшийся свирепым животным рычанием. Когда я взобрался на пригорок, с которого минуту назад Настя с псиной слетели вниз, там уже никого не было. Точнее из-за тумана ничего не видно. Я, пытаясь не потерять равновесия, скользящим движением спрыгиваю на бок, и на внешней стороне бедра фиксируя себя, и руля локтем, съезжаю по рассыпанной по всему лесу, подстилке вниз. Внизу туман гораздо гуще и непроглядней. Я, вскакивая на ноги, судорожно оглядываюсь по сторонам, пытаясь выцепить хоть краем глаза силуэты, но никого не нахожу. За спиной раздается внезапный хруст веток, который в этой мрачной тишине, кажется, чуть ли не оглушительным. Резко оборачиваясь, вижу на том самом пригорке, с которого я пару секунд назад слетел, стоит огромный мужик, с кулаками как молоты, и с комплекцией среднего медведя, и в его силуэте мне что-то знакомо. Он мотает головой в стороны, явно показывая мне свое неодобрение, так что его могучая, заплетенная в косу борода, описывает траекторию маятника, на его широкой груди. Он поднимает за волосы вначале голову, а затем и все тело почти до пояса, показывая изнеможённое лицо Насти, и громко рассмеявшись утробным, клокочущим смехом, исчезает за деревьями в том месте, где все еще переливается, синим, яркое свечение. Я, не раздумывая, устремляюсь обратно по склону вверх, и в этот миг, на меня из-за кустов, бросается белый волк. Тот самый или другой, оценить времени нет, и я, заваливаясь на спину, хватая первый попавшийся под руку обломок ветки, вклиниваю волку в пасть, которая с чавкающим звуком смыкается на ней. Борьба идет беспощадная — или я или он. Я зажмуриваюсь перед отчаянным рывком, столкнуть волка с себя, но у меня это не получается. Слюни животного заливают глаза, я стараюсь их обтереть о свое же плечо. Вытираю. Открывая глаза, с удивлением смотрю в лицо, самое настоящее человеческое лицо. «Димка». Его холодный, сверкающий взгляд, сверлит меня насквозь, а сцепленные от усилия руки, давящие на палку уже вблизи моего горла, трясутся от напряжения. И он, глядя куда-то глубже моих глаз, сверкая тонким шрамом на голове, шипит мне в лицо: — Не сдавайся, борись, только так здесь можно выжить…
— … эй русский, хочешь жить? Чего молчишь? — слышу где-то вдалеке, едва понятный говор.
— Да он еще в отключке, что не видишь? — с усмешкой говорит еще кто-то. Голоса, словно где-то в подсознании всплывают. Темнота перед глазами начинает рассеиваться, ощущаю тряску, уже привычную тошноту и мерзкие на ощупь, потрескавшиеся, сухие губы. Провожу по ним языком, но влаги так и нет.
— Просыпайся русский! Если хочешь жить, тебе надо прийти в себя, чтобы мы решили — нужен ты нам или нет.
— Воды…Воды… — Еле выдавливая из сухого рта, захрипел я, не узнавая собственного голоса. — Пииить.
— О, смотри Зарах, кажется наш ночной гость начал оживать. — Что, сын ишака, пить захотелось? Ночью нас обокрасть хотел, а сейчас воды просишь? — Я ничего не ответил, только простонал еще раз и повис обмякшей тряпкой. К слову, перекинут я был, на манер, тюка или какого-то мешка, прямо через спину гнидой кобылы, а может и коня, не до этого сейчас было. Перед глазами мельтешила пыльная дорога, вперемешку с грунтовкой, и кое-где, с непросохшей грязью. Голова кружилась, в глазах изредка темнело, про жажду, думать вообще не хотелось. Я уже около суток ничего не пил, тело ныло, а из рассечённой брови, струйка крови, стекшая до самого подбородка, уже давно засохла и немного стягивала кожу.