Иллюзия - Хауи Хью. Страница 6

Но Холстон понимал, что уже поздно. Ее услышали. Все услышали. Его жена подписала себе смертный приговор.

Он все умолял Эллисон замолчать, но комната уже завертелась вокруг него. У Холстона возникло ощущение, будто он явился на место какого-то ужасного несчастного случая — например, аварии в мастерской — и обнаружил, что пострадали те, кого он любит. Будто они еще живы и шевелятся, но он с первого взгляда понял, что их раны смертельны.

Стараясь убрать волосы с ее лица, он вдруг ощутил на своих щеках горячие слезы. Холстон наконец-то поймал ее взгляд, глаза Эллисон перестали лихорадочно метаться и смотрели осознанно. И на мгновение, всего на секунду — Холстон даже не успел задуматься, не накачал ли ее кто-то наркотиками, не надругался ли как-нибудь, — он увидел в них искру спокойной ясности, вспышку здравомыслия, холодного расчета. А потом Эллисон моргнула — и все это смыло, ее глаза вновь стали безумными, и она начала умолять снова и снова, чтобы ее выпустили.

— Поднимите ее, — попросил Холстон. Он разрывался на части: с одной стороны, он был мужем, чьи глаза туманили слезы, а с другой стороны, шерифом, обязанным исполнить свой долг. И ему не оставалось ничего иного, как закрыть Эллисон в камере, несмотря на то что в тот момент ему хотелось найти какую-нибудь комнатушку, запереться там и вопить. — Туда, — приказал он Коннору, удерживавшему Эллисон за дрожащие плечи, и кивнул в сторону своего кабинета и расположенной за ним камеры. А еще дальше, в конце зала, сияла яркой желтой краской большая дверь шлюза — спокойная и угрожающая, молчаливая и ждущая.

Оказавшись в камере, Эллисон немедленно успокоилась. Она уселась на скамью, уже не сопротивляясь и не бормоча, как будто просто заглянула сюда передохнуть и насладиться видом. Теперь в нервно дергающуюся развалину превратился Холстон. Он расхаживал туда-сюда перед решеткой и повторял вопросы, остававшиеся без ответа, пока Марнс и мэр занимались формальностями. Они обращались с Холстоном и его женой как с пациентами. В сознании Холстона снова и снова прокручивался ужас последнего получаса, но как шериф, привыкший остро чувствовать нарастающее в бункере напряжение, он ощущал слухи, сотрясающие бетонные стены. Накопившееся давление начало с шипением вырываться через щели.

— Милая, поговори со мной, — вновь и вновь умолял Холстон.

Он перестал ходить и теперь стоял перед камерой, стиснув прутья решетки. Эллисон сидела к нему спиной. Она смотрела на экран, на бурые холмы, серое небо и темные облака. Время от времени она поднимала руку, отводя с лица волосы, но больше не шевелилась и молчала. Лишь когда Холстон вставил в замок ключ — вскоре после того, как ее силком завели в камеру и заперли, — она бросила всего два слова: «Не надо», которые убедили Холстона вытащить ключ.

Эллисон игнорировала его мольбы, а в бункере тем временем полным ходом шла подготовка к предстоящей очистке. Когда комбинезон был подобран по размеру и приведен в порядок, техники прошли с ним через зал к камере. Средства для очистки сложили в шлюзе. Где-то зашипел баллон, наполняя аргоном продувные камеры. Суетящиеся люди время от времени проходили мимо камеры, возле которой, глядя на жену, стоял Холстон. Болтающие между собой техники становились зловеще молчаливыми, протискиваясь мимо. Казалось, они даже переставали дышать.

Шли часы, но Эллисон отказывалась говорить — и такое ее поведение породило в бункере новые слухи. Холстон провел весь день, что-то бормоча через решетку и сходя с ума от смятения и муки. Событие, уничтожившее весь его мир, произошло мгновенно. Холстон пытался осмыслить произошедшее, а Эллисон сидела в камере, уставившись на унылый мир на экране, и казалась довольной своим положением чистильщика.

Она заговорила с наступлением темноты, после того как молча отказалась от предложенного ужина, а техники закончили подготовку шлюза, закрыли желтую дверь и отправились пережидать бессонную ночь. Помощник Холстона к тому времени тоже ушел, дважды хлопнув его по плечу. Прошло, как показалось Холстону, множество часов, и он уже был близок к тому, чтобы рухнуть, измотанный слезами и уговорами. Затянутое дымкой солнце опустилось за холмы, видимые из кафе и зала, — холмы, скрывающие далекий рассыпающийся город. И тогда, сидя в камере почти в полной темноте, Эллисон едва слышно прошептала:

— Это не настоящее.

Во всяком случае, Холстону показалось, что он услышал эти слова. Он пошевелился.

— Дорогая? — Холстон стиснул решетку, подтянулся и встал на колени. — Милая, — проговорил он, стирая со щек соль засохших слез.

Эллисон повернулась — как будто солнце передумало и снова поднялось над холмами, чтобы подарить надежду; от этой надежды у него перехватило дыхание. А вдруг все это было лишь болезнью, лихорадкой? Чем-то таким, что сможет диагностировать врач и что окажется оправданием всему, что сказала Эллисон? Она просто не понимала, что говорит. Она вышла из этого состояния и была спасена, и сам Холстон почувствовал себя спасенным — увидев, как она повернулась к нему.

— Все, что у тебя перед глазами, — ненастоящее, — тихо произнесла Эллисон. Внешне она успокоилась, но ее безумие продолжалось, и запретные слова были ее приговором.

— Подойди, поговори со мной, — попросил Холстон и поманил ее к решетке.

Эллисон покачала головой. Похлопала по тощему матрасу рядом с собой.

Холстон взглянул на часы. Время для посещений давно прошло. Его могут послать на очистку только за то, что он сейчас собирался сделать.

Без колебаний он вставил ключ в замок.

Металлический щелчок прозвучал невероятно громко.

Холстон вошел в камеру и сел рядом с женой. Ему было невыносимо сознавать, что он не может прикоснуться к ней, обнять или увести в какое-нибудь безопасное место, в супружескую постель, где они смогут притвориться, будто все произошедшее — кошмарный сон.

Он не посмел на такое решиться. Он сел и сцепил на коленях пальцы.

— Это может не быть настоящим, — прошептала она, глядя на экран. — Любая деталь. Или вообще все.

Холстон наклонился к ней так близко, что ощутил запах пота после недавней борьбы.

— Милая, что происходит?

Ее волосы шевельнулись от его дыхания. Она протянула руку и провела ладонью по темному экрану, словно ощупывая пиксели.

— Сейчас там может быть утро, а мы этого никогда не узнаем. Там, снаружи, могут жить люди. — Эллисон повернулась и посмотрела на него. — Они могут наблюдать за нами, — добавила она с мрачной улыбкой.

Холстон всмотрелся в ее глаза. Она совершенно не казалась безумной, как недавно. Ее слова звучали безумно, но сама она была здорова.

— Откуда у тебя эта мысль? — Холстон догадывался, но все равно решил уточнить: — Ты что-то нашла на жестких дисках? — Ему рассказали, что она побежала к шлюзу прямо из своей лаборатории, на ходу выкрикивая безумные слова. Что-то произошло, пока она находилась на работе. — Что ты обнаружила?

— Стерты не только сведения о времени после восстания, — прошептала она. — Конечно, а как же иначе? Стерто все. И вся недавняя информация тоже. — Эллисон рассмеялась. Голос ее внезапно стал громким, а взгляд устремился вдаль. — Готова поспорить, что и электронные письма, которые ты мне никогда не посылал!

— Милая. — Холстон осмелился взять ее за руку, и она ее не отдернула. — Что ты нашла? О каком электронном письме ты говоришь? От кого оно было?

Она покачала головой:

— Нет. Я нашла программы, которыми они пользуются, — программы, создающие такие изображения, что на экране они выглядят настоящими. — Она снова посмотрела на экран, где сгущалась темнота. — АйТи, — произнесла она. — Ай. Ти. Компьютерный отдел. Это они. Они знают. Это секрет, известный только им.

Эллисон снова покачала головой.

— Какой секрет?

Холстон не мог понять, то ли это чушь, то ли нечто важное. Он просто радовался тому, что она заговорила.

— Но теперь мне все известно. И тебе тоже. Я вернусь за тобой, клянусь. На этот раз все будет иначе. Мы разорвем замкнутый круг, ты и я. Я вернусь, и мы уйдем за тот холм вместе. — Она рассмеялась. — Если, конечно, он там есть, — громко сказала она. — Если этот холм есть и он зеленый, мы уйдем за него вместе.